Как работает радикальная политика Португалии в области наркотиков и почему другие страны не берут пример?

Когда в стране появились наркотики, они поразили сразу всех. В 1980-е годы каждый десятый был зависим от героина: банкиры, студенты университетов, плотники, знаменитости, шахтеры. Португалия была в панике.

Альваро Перейра работал семейным терапевтом в Ольяне, городе на юге страны. «Люди кололись прямо на улицах, площадях, в парках. Ни дня не обходилось без ограбления местного магазина или уличного нападения», — вспоминает он.

Кризис начался на юге страны. Для Ольяна, рыбацкого городка в 50 км к западу от испанской границы, 1980-е годы были периодом процветания. Прибрежные воды от Кадисского залива до Марокко щедро наполняли рыбацкие сети, туризм развивался, а деньги текли рекой со всего южного региона Алгарве. Но к концу десятилетия героин стал вымывать побережье Ольяна. В одночасье любимый город доктора Перейры превратился в одну из героиновых столиц Европы: от этой зависимости страдал один из ста португальцев, но на юге страны ситуация была еще хуже. Заголовки местных газет выражали тревогу в отношении смертей от передозировок и роста преступности. Уровень заболеваемости ВИЧ в Португалии был самым высоким в Европейском Союзе. Перейра вспоминает, как испуганные и растерянные пациенты и их семьи в отчаянии ломились в его дверь, моля о помощи. «Я не стоял в стороне только из-за неведения», — признается он.

На самом деле то время было эпохой сплошного неведения. Авторитарный режим, установленный в 1933 году Антониу Салазаром, длился 40 лет. Он подавлял образование, ослабил институты и понизил средний возраст окончания школы в стремлении сделать население покорным. Страна была изолирована от окружающего мира, португальцы были в стороне от экспериментальных и расширяющих сознание 1960-х. Когда в 1974 году после военного переворота режим был упразднен, Португалия внезапно открылась новым рынкам и влияниям. При прежнем режиме «Кока-кола» была запрещена, а обладателям зажигалки требовалась соответствующая лицензия. Когда марихуана, а за ней и героин стали проникать на рынок, страна оказалась совершенно не готова к этому.

Перейра справлялся с растущей волной зависимости единственно известным ему способом — индивидуальным подходом к каждому пациенту. Двадцатилетняя студентка, все еще живущая с родителями, могла проходить реабилитацию вместе со своей родней, а мужчина среднего возраста, ушедший от супруги и живущий на улице, сталкивался с иными рисками и нуждался в другой поддержке. Перейра импровизировал, обращался к организациям и членам общины за помощью.

В 2001 году, спустя почти два десятилетия после того, как Перейра случайно обрел специализацию по наркозависимости, Португалия стала первой страной, декриминализовавшей потребление и владение всеми запрещенными веществами. Вместо ареста те, у кого находили личный запас наркотиков, получали предупреждение, небольшой штраф или направление на комиссию, которая состояла из доктора, юриста и социального работника. Также они получали консультацию касательно лечения, снижения вреда для здоровья и доступных служб поддержки.

Вскоре опиоидный кризис стабилизировался, и в последующие годы заметно сократилось наркопотребление, уровень инфицирования гепатитом и ВИЧ, а также уровень преступности, связанной с наркотиками, и количество заключенных. Число ВИЧ-инфицированных резко упало с рекордных 104,2 новых случаев на 1 млн в 2000 году до 4,2 в 2015. Результаты произошедших изменений были изучены и приводятся в качестве доказательства сторонниками движения по снижению употребления наркотиков по всему миру. И все же ошибочно всецело приписывать подобную успешную практику изменениям в законодательстве.

Замена главных действующих политических лиц (в том числе консерваторов, стремящихся следовать примеру США в наркотическом вопросе) и успех кампании были бы невозможны без существенного культурного сдвига в восприятии обществом проблемы. Во многом новые законы лишь отражали те изменения, которые происходили в больницах, аптеках и личной жизни людей. Декриминализация наркотиков привела к положительным тенденциям в медицине, трудоустройстве и жилищном вопросе. Многие граждане старались использовать все свои ресурсы и опыт для эффективной совместной работы на благо своих городов и деревень.

Язык тоже начал меняться. Ключевым моментом стал переход от презрительного «наркоман» к более благосклонному «человек с зависимостью» или «человек, употребляющий наркотические вещества».

Важно заметить, что Португалия приостановила, но не победила опиоидный кризис. Хотя такие показатели, как тюремная смертность, смерть от передозировки или инфекций снижаются, стране еще предстоит решить немало проблем: слабое здоровье из-за продолжительного употребления наркотиков, гепатит С, цирроз печени и рак — все это остается тяжким бременем для системы здравоохранения, которая восстанавливается после продолжительного упадка. У успеха Португалии есть и обратная сторона.

Одни из немногих людей, не разделяющих восторг мирового сообщества — сторонники подхода по снижению вреда (подход, направленный на сохранение здоровья каждого человека и делающий акцент не на запреты, а на борьбу с последствиями и деструктивным поведением — прим. Newoчём). Они считают, что декриминализация привела к застою и упадку. Власти затягивают с решением, что и в каком количестве можно употреблять, не уделяют должное внимание доступности антидотов и гигиене в тюрьмах. Где же та воодушевленность и смелость, что двигали страной при принятии закона о декриминализации? В первые дни португальской паники, когда столь любимый Перейрой город Ольян разрушался у него на глазах, государство начало политику демонизации наркотиков. Они были объявлены сущим злом: малейшая связь с ними стала наказуема и порицаема. Правительство запустило серию противонаркотических кампаний, но вместо лозунгов «Скажи наркотикам нет» чаще встречались «Наркотики — исчадие дьявола».

В стране стала популярна народная медицина. Терапевты, психиатры и фармацевты начали независимые исследования, чтобы справиться с возрастающим числом наркозависимых. Ради своих пациентов им приходилось рисковать свободой и репутацией.

В 1977 году в северном городе Порту психиатр Эдуино Лопес запустил метадоновую программу. Он стал первым врачом в континентальной Европе, который решился на эксперимент с заместительной терапией, доставляя метадоновую пудру из Бостона. Его начинание, к удивлению, поддержало не Министерство здравоохранения, а Министерство юстиции. Инициативу Лопеса осуждала широкая общественность и коллеги, которые приравнивали метадоновую терапию к наркотической зависимости, оплачиваемой из государственного бюджета.

Тем временем в Лиссабоне Одетта Феррейра, опытный фармацевт и одна из пионеров-исследователей ВИЧ, запустила неофициальную программу обмена шприцев, чтобы противостоять распространению СПИДа. Она получала угрозы как от политиков, так и от наркоторговцев. Феррейра раздавала чистые шприцы в самом центре Казал-Вентозо, неблагополучного района Лиссабона. Там находился крупнейший европейский рынок сбыта наркотиков. Взамен люди дарили ей мыло, бритвы, презервативы, фрукты и бутерброды, которые она отдавала нуждающимся. Когда наркоторговцы пытались затеять конфликт, она отступала со словами: «Не связывайтесь со мной. Вы делаете свою работу, я — свою». Спустя некоторое время Феррейра подтолкнула Португальскую фармацевтическую ассоциацию на первую государственную, а впоследствии и мировую, программу обмена шприцев.

По стране прошла волна популярности частных клиник и бесплатных плацебо, однако первый госцентр по лечению наркозависимости — Centro das Taipas в Лиссабоне — Министерство здравоохранения открыло лишь в 1987 году. Тогда в Ольяне у Перейры не было достаточно возможностей для полноценной работы с пациентами, поэтому он отправил нескольких из них в Centro das Taipas, хоть и не верил в методы лечения, основанные на воздержании: «Сначала нужно избавиться от наркотиков, а затем с помощью психотерапии заполнить дыру». В то время не существовало никаких научных доказательств эффективности данного подхода — они не появились и позднее.

Из Ольяна Перейра также направлял пациентов на метадоновую программу Лопеса, которая для некоторых из них была успешной. Но Порту находился на другом конце страны. Перейра тоже хотел опробовать заместительную терапию, но минздрав не одобрил проект. Чтобы добиться своей цели, Перейра периодически просил медсестру спрятать немного метадона в багажнике.

В конце концов деятельность Перейры заметило Министерство здравоохранения. «Они слышали о безумце из Алгарве, работающем в одиночку», — рассказывает врач с едва заметной улыбкой. Сейчас Перейре 68 лет, он бодр и обаятелен. Атлетическое телосложение, густые кудрявые светлые волосы, медленная и вдумчивая речь делают его невероятно притягательным. «Они пришли в больницу, чтобы найти меня, и предложили открыть свой лечебный центр», — продолжает он. Перейра позвал семейного терапевта из другого города присоединиться к нему. Приглашенным доктором был Жуан Гоулан.

Когда Гоулан был 20-летним студентом-медиком, ему впервые предложили героин. Жуан отказался, так как не знал, что это. Когда он окончил обучение, получил лицензию и начал работать в лечебном центре в южном городе Фару, героин уже был везде. Впоследствии, как и Перейра, юноша выбрал специализацию, связанную с лечением от наркозависимости.

Два молодых врача присоединились к борьбе с наркоманией в 1988 году, открыв первый лечебный центр на юге Португалии. Жители были категорически против, поэтому докторам приходилось импровизировать по ходу дела. В следующем месяце Перейра и Гоулан открыли второй центр в Ольяне. Другие семейные терапевты создавали центры на севере и в центральных регионах, формируя хоть и не плотную, но действующую сеть. Все больше врачей понимали, что наиболее эффективным средством борьбы с зависимостью является индивидуальный подход и социальная адаптация зависимых людей. Однако лечение оставалось локальным и нерегулярным.

Первый официальный звонок с просьбой изменить португальские законы о наркотиках поступил от Руи Перейры, бывшего судьи конституционного суда, который провел пересмотр уголовного кодекса в 1996 году. Он понял, что практика заключения людей за решетку за употребление наркотиков была абсолютно неэффективной и противоречила этике. «Моей первой мыслью было то, что наказывать наркозависимых — незаконно со стороны государства», — рассказал Руи во время нашей встречи в Школе закона Лиссабонского университета. В то время около половины всех заключенных отбывали свой срок из-за преступлений, связанных с наркотиками, и эта эпидемия считалась «нерешаемой проблемой». Он рекомендовал найти новый способ борьбы без уголовного наказания для наркозависимых. Хоть к его советам не прислушались моментально, они не прошли незаметно.

В 1997 году, спустя 10 лет работы центра в Фару, Гоулана пригласили принять участие в разработке и реализации национальной программы по борьбе с наркотиками. Он собрал команду экспертов для поиска возможных решений проблемы. Финальные рекомендации, включая полную декриминализацию наркотиков, были представлены в 1999 году и одобрены Советом министров в 2000 году. В 2001 году новый национальный план действий вступил в силу.

Сегодня Гоулан — португальский повелитель борьбы с наркотиками. Он служил путеводной звездой для восьми чередующихся консервативных и прогрессивных администраций, прошел через горячие конфликты с законодателями и лоббистами, изменения в научном понимании зависимости и приход к толерантности по отношению к наркозависимым. Он пережил период постоянных сокращений и неблагоприятную политическую обстановку, которая только недавно стала менее враждебной. Сейчас Гоулан постоянно находится в разъездах по всему миру в качестве амбассадора декриминализации наркотиков. Разные страны, которые переживают похожую ситуацию — от Норвегии до Бразилии — снова и снова приглашают его рассказать об успехе португальского эксперимента.

«Такие социальные изменения требуют времени, — заявляет Гоулан. — Тот факт, что подобное происходит в странах с консервативным обществом, как у нас, имеет определенное значение». По его словам, если бы эпидемия героина затронула только низшие слои населения Португалии или расовые меньшинства и не касалась бы среднего и высшего классов, то решение проблемы приняло бы другую форму. «Прежде было невозможно найти в Португалии семью, члены которой не имели проблем с наркотиками. В каждой был один или несколько зависимых. Все население страны сходилось во мнении — нужно что-то делать».

Португальская политика опирается на три столпа. Во-первых, не существует разделения на легкие и тяжелые наркотики, есть только здоровые и нездоровые отношения с веществами. Во-вторых, нездоровые отношения зачастую вызваны плохими отношениями с близкими, с миром и с самими собой. В-третьих, искоренить все наркотики невозможно.

«Национальная стратегия направлена на индивидуальное лечение каждого пациента, — утверждает Гоулан. — Наш секрет в стремлении помочь здесь и сейчас».

В оживленном, стремительно развивающимся районе Лиссабона, давнем прибежище маргинальных сообществ, находится незаметный центр с названием IN-Mouraria. С 14:00 до 16:00 в центре оказывают помощь мигрантам и беженцам без документов, а с 17:00 до 20:00 — наркозависимым. Персонал, состоящий из психологов, докторов и волонтеров (как правило, бывших наркозависимых), предоставляет стерильные иглы, нарезанные квадраты фольги, дозы крэка, сэндвичи, кофе, чистую одежду, туалетные принадлежности, экспресс-тестирование на ВИЧ и консультации. Бесплатно и анонимно.

Когда я была в этом центре, я видела, как некоторые молодые люди стояли в ожидании результатов тестирования на ВИЧ, пока другие играли в карты, жаловались на притеснения со стороны полиции, примеряли выданную одежду, обменивались советами, смотрели фильмы и всячески поддерживали друг друга. Они отличались по возрасту, религиозной и этнической принадлежности, полу, мировоззрению. Они прибыли из разных уголков страны и мира. Когда худой пожилой мужчина вышел из ванной комнаты, неузнаваемый после бритья его бороды, энергичный молодой человек перестал листать журнал и неожиданно взмахнул руками, словно ликуя. Затем он обернулся к тихому мужчине с пышной бородой и темными вьющимися волосами, выбивающимися из-под кепки, и сказал: «А что насчет тебя? Почему бы тебе не сбрить свою бороду? Не надо ставить на себе крест, дружище. Когда-нибудь это все закончится». Тот улыбнулся.

Я ходила в этот центр в течение месяца. За это время я познакомилась с некоторыми добровольцами, например, с Жуаном. Этот невысокий голубоглазый мужчина всегда тщательно описывал все мельчайшие детали и нюансы того, что я изучала. Жуан хотел убедиться, что я понимаю, какова их роль в центре социальной поддержки, и что она заключалась не в том, чтобы заставить кого-то отказаться от наркотиков, а в том, чтобы снизить риски, которым подвержены наркозависимые.

«Мы не заставляем людей пройти лечение, они должны сами захотеть этого, — рассказывает Жуан. — Но даже когда они действительно хотят прекратить употреблять наркотики, поддержка в лице работников нашего центра, которые сопровождают их во время визитов в медучреждения, может казаться грузом. Если лечение не идет на пользу, то существует риск, что им будет слишком стыдно возвращаться в центр. Тогда мы теряем их. А это совсем не то, чего мы добиваемся. Я хочу, чтобы они возвращались, если сорвутся и вновь начнут употреблять». Жуан убежден, что неудача является неотъемлемой частью процесса лечения, и он знает это как никто другой.

Жуан — активист, выступающий за легализацию марихуаны и не скрывающий того факта, что он ВИЧ-инфицированный. Сейчас он — счастливый новоиспеченный дедушка, который узнал о рождении внука спустя много лет после разлуки с сыном. Жуан перестал принимать спидболы (смесь кокаина и опиатов) после нескольких неудачных попыток вылечиться, каждая из которых была тяжелее предыдущей. Долгое время он употреблял марихуану в качестве заместительной терапии — метадон не оказывал на него никакого эффекта, как и многочисленные программы лечения. Но все лицемерие декриминализации заключалось в том, что хотя употребление марихуаны не являлось преступлением, ее покупка преследовалась по закону. Его последний и самый тяжелой срыв произошел, когда он пошел к своему дилеру, но услышал: «Травы у меня сейчас нет, но зато есть немного хорошего кокаина». Жуан отказался и уехал, а потом незаметно для себя обнаружил, что он снимает деньги в банкомате, чтобы вернуться. После этого он погрузился в новые отношения и организовал свой собственный бизнес. В одно время на него работали более тридцати сотрудников. Затем наступил финансовый кризис. «Клиенты не платили, и кредиторы начали стучать ко мне в дверь. За шесть месяцев я потерял все, что строил в течение четырех или пяти лет», — признается Жуан.

По утрам я встречалась с волонтерами центра, и вместе мы шли на окраины Лиссабона. Я познакомилась с Ракель и Сареей. Во время своих смен девушки надевали большие светоотражающие жилеты. Они работали в Crescer na Maior — негосударственной организации, которая занимается снижением вреда. Шесть раз в неделю они загружали большой белый фургон питьевой водой, влажными салфетками, перчатками, коробками с фольгой и грудами аптечек, в каждой из которых, согласно государственным стандартам, были зеленые пластиковые пакеты с маленькими бутылками фильтрованной воды, лимонная кислота, небольшой металлический поднос для приготовления пищи, марля, фильтр и чистый шприц. В Португалии нет официальных точек для инъекций (несмотря на то, что они разрешены, несколько попыток их открытия провалились). Поэтому Ракель и Сарея сказали мне, что они ездят непосредственно туда, где люди покупают и употребляют наркотики. У обеих имеется психологическое образование, но на улицах их знают просто как «девочек с иглами».

«Добрый день! — бодро крикнула Ракель, когда мы зашли на, казалось бы, пустую улицу в районе Круз-Вермелья. — Волонтеры!» Люди тут же показались из своих укрытий, куда ходили курить или колоться. Они высовывали головы из дыр в стенах, подобно кротам из той игры, где их нужно прихлопнуть молотком. «Мои девочки с иглами, — нежно сказала какая-то женщина. — Как вы, дорогие?» Большинство из этих людей вежливо рассказывали волонтерам о своих проблемах со здоровьем, личной жизнью, трудностях иммиграции и домашних нуждах. Одна женщина поделилась, что собирается обратно в Анголу, чтобы разобраться с недвижимостью своей матери, и как она с нетерпением ждет этой поездки. Другой мужчина поведал, что сделал своей интернет-подруге визу с разрешением на въезд в Португалию. «А она знает, что вы все еще употребляете?» — спросила Сарея. Этот вопрос смутил его.

«Завтра я начинаю принимать метадон», — гордо сказал другой мужчина. Девушки отдали ему кусочек фольги, и он в сопровождении своей лучезарно улыбающейся подруги удалился, помахав всем на прощание.

Раз в неделю в шумном кафе северного туманного Порту встречаются участники группы поддержки из Caso — единственной в Португалии организации для бывших и настоящих наркозависимых, которой управляют они сами. Они приходят сюда каждый вторник, чтобы выпить чашечку кофе, съесть по пирожному или горячему сэндвичу и поговорить о проблемах: обсудить политику в отношении наркотиков (хотя с момента принятия закона прошло уже 15 лет, не все в нем ясно) и поспорить с той горячностью, которая свойственна людям из северной части страны. Когда я спросила, что они думают о намерении правительства Португалии обращаться с наркозависимыми не как с преступниками, а как с больными, которым нужна помощь, все рассмеялись: «Как с больными? Здесь мы так не говорим. Мы не больные».

На севере мне постоянно об этом напоминали: смотреть на наркотическую зависимость с точки зрения здоровья и болезни — сужать понятие. Некоторые люди могут употреблять наркотики без особого вреда для профессиональных и личных отношений. Как они мне сказали, это становится проблемой, только когда действительно становится проблемой.

Caso получала поддержку от Apdes — общественной организации, целью которой является снижение вреда и расширение возможностей, в том числе программы для людей, употребляющих наркотики для удовольствия. Их успешный проект Check!n много лет устанавливал стойки на фестивалях, вечеринках и в барах, где можно было проверить психоактивные вещества на безопасность. Я не раз слышала мнение, что если употребление наркотиков не просто исключат из списка уголовных преступлений, а разрешат по закону, все эти вещества должны будут соответствовать высоким стандартам качества, как продукты питания, вода и медикаменты.

Несмотря на заметные успехи Португалии, другие страны не спешат следовать ее примеру. В правительстве начали серьезно рассматривать декриминализацию в 1998 году, сразу же после первой специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по вопросам мировой проблемы наркотиков (ССГАООН). Встречи ССГАООН на высшем уровне проводятся каждые 10 лет для утверждения политики по борьбе с наркотиками, в частности, чтобы обсудить проблемы наркотической зависимости, связанных с ней заболеваний, отмывания денег, перевозки веществ и наркокартелей. Во время первой сессии под девизом «Мир без наркотиков — это возможно» представители стран Латинской Америки пытались кардинально пересмотреть способы ведения войны с наркотиками и предложить альтернативные методы (например, декриминализация), однако все их инициативы отвергли. Ко времени следующей сессии в 2008 году уровень употребления наркотиков и связанных с ними преступлений сильно повысился. В прошлом году провели довольно масштабную сессию, но ее результаты разочаровали — в финальной резолюции понятие «снижение вреда» не было упомянуто ни разу.

Вопреки такому разочарованию, в 2016 году все же произошли многообещающие изменения: в Чили и Австралии открылись первые клубы лечебной марихуаны. Основываясь на примере других, четыре штата в США ввели понятие лечебной марихуаны, и еще четыре разрешили ее употребление для удовольствия. В Дании появился самый большой в мире центр контролируемого приема наркотиков, во Франции такой центр был создан впервые. В Южной Африке предложили легализовать медицинскую марихуану. Канада на государственном уровне наметила план по легализации не вызывающей зависимости марихуаны и по созданию большего количества мест контролируемого приема наркотиков. В правительстве Ганы заявили, что они собираются декриминализировать любое употребление наркотиков.

Самым серьезным изменением стала легализация марихуаны. Местные активисты долго осаждали Гоулана с просьбами разрешить в Португалии продажу марихуаны. Несколько лет он отвечал, что время пока неподходящее. Легализация одного вещества поставит под сомнение португальскую политику в отношении наркотиков и снижения вреда. Если дело не в самих наркотиках, а в людях, их употребляющих, если не существует разделения на легкие и тяжелые наркотики и если все запрещенные вещества следует воспринимать одинаково, не значит ли это, что тогда нужно разрешить все виды наркотиков?

Чтобы декриминализация и легитимизация начали происходить по всему миру, требуется значительный культурный сдвиг в плане восприятия наркотиков и зависимости от них. В правительстве США до сих пор не принимают понятие «зависимость от наказания», выдвинутое сторонниками изменения политики в отношении наркотиков. Но раз уж консервативная католическая Португалия смогла превратиться в страну, где закон разрешает однополые браки и аборты и где употребление наркотиков не является уголовным преступлением, значит, такие масштабные изменения возможны где угодно. Как гласит девиз политики по снижению вреда, все всегда можно изменить, главное — желание.

Когда Перейра впервые открыл центр по уходу за наркозависимыми в Ольяне, то он столкнулся с активным сопротивлением со стороны местных жителей. Они беспокоились, что из-за наркош жизнь может стать небезопасной. Но вышло совсем наоборот. Несколько месяцев спустя соседка пришла просить прощения. Раньше она не знала, что на ее улице было три наркоторговца. Когда местные покупатели перестали приходить, те собрались и уехали.

Само здание центра — неприметная двухэтажная постройка. Сверху — офисы, снизу — открытый зал ожидания, ванные комнаты, склад и поликлиника. Двери открыты с 8:30 утра, 7 дней в неделю, 365 дней в году. Посетители слоняются тут весь день: кто-то на прием к врачу, кто-то поболтать, убить время, помыться или забрать недельную норму метадона. Однажды центры попытались закрыть на Рождество, но пациенты попросили этого не делать. Некоторые были далеко от дома и родных, и для них это учреждение — возможно, единственная возможность вернуться к обществу и нормальной жизни.

«Мы не просто выдаем им метадон, — объяснил мне Перейра. — Мы поддерживаем с ними отношения».

В подсобке стоят ряды небольших емкостей с метадоном со вкусом банана, на каждой написаны имя пациента и краткие сведения о нем. Центр в Ольяне обычно обслуживает около 400 человек, но это число может удвоиться в летние месяцы, когда сезонные рабочие и туристы приезжают в город. Кто угодно, проходящий лечение в любом регионе страны или даже за ее пределами, может прислать свой рецепт и отправиться в Алгарве в идеальный снижающий вред отпуск.

Пообедав в ресторане бывшего работника центра, врач предложил посетить один из его особенно любимых проектов. Годы работы с людьми, страдающими наркозависимостью, кое-чему его научили, и все полученные знания он применил при создании специального медицинского учреждения на окраине Ольяна — Центра по борьбе с зависимостями. Несколько похожих учреждений открыли в других регионах страны, однако этот был разработан специально для нужд юга.

Перейра ушел с поста директора еще несколько лет назад, но преемник попросил его остаться, чтобы помочь с текущими делами. Сейчас Перейра уже должен быть на пенсии (и он действительно пытался уйти), но в государственных клиниках Португалии наблюдается нехватка медиков-профессионалов, а молодые врачи редко выбирают эту специализацию. Возраст его коллег по всей стране также приближается к пенсионному, и растут опасения, что заменить их будет некому.

«К нам, врачам из Алгарве, всегда было немного другое отношение, нежели к нашим коллегам с севера, — говорит Перейра. — Я не занимаюсь лечением пациентов. Они сами себя лечат. Моя задача — помочь им изменить то, что нужно изменить».

«Слава Богу, изменить нужно всего одну вещь, — добавляет он безразличным тоном, когда мы въезжаем на стоянку центра. — Почти все». Он смеется над своей шуткой и выходит из машины.

Стеклянные двери центра открываются перед нами, и внутри мы видим яркое, чистое, лишенное официозности помещение. Кабинеты врачей и администраторов находятся на втором этаже, куда ведет круговая лестница. Женщины за стойкой кивают Перейре в знак приветствия, а он с теплотой отвечает им: «Добрый день, мои дорогие».

Центр в Ольяне построен почти за €3 млн на государственные средства. Первых пациентов здесь приняли 9 лет назад. Как и многие другие учреждения в стране, центр работает в рамках обширной программы по социальной реабилитации и восстановлению здоровья наркоманов. В одно время в учреждении могут находиться максимум 14 человек. Обычно лечение длится от 8 до 14 дней. Оно бесплатное, но попасть в центр можно только по направлению врача. Когда пациенты приезжают в клинику первый раз, они сдают на хранение все личные вещи без исключения. При выходе из центра их возвращают.

«Мы верим в старую максиму: отсутствие новостей — уже хорошие новости, — объясняет Перейра. — Делаем мы это не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы защитить». Воспоминания могут стать триггером. Семья, друзья, неудавшиеся отношения могут побудить пациента вернуться к наркотикам.

Слева от входа расположены комнаты приема и обитые мягким материалом изоляторы с массивными камерами наблюдения по углам. У каждого пациента — своя палата, простая и комфортабельная. Направо от входа располагается так называемая «цветная комната», где находятся гончарный круг, пластиковые бутылки, краски, картонные коробки из-под яиц, клей и другие материалы для изготовления поделок. В другом помещении — цветные карандаши и мольберты для рисования, печь для обжига и коллекция ярких самодельных пепельниц. Многие заядлые курильщики не могут отказаться от своих привычек.

Пациенты всегда заняты: делают что-то руками, занимаются физическими упражнениями или художественным ремеслом, не тратят время впустую. «Мы часто слышим, как наши пациенты говорят „Я и мое тело“, — отмечает Перейра. — Как будто существует разделение на „меня“ и „мою плоть“».

Чтобы помочь пациентам вернуть контроль над телом, в центре есть небольшой спортивный зал, физиотерапия и джакузи. Благодаря тому, что они учатся создавать хорошие и красивые вещи, люди с деструктивным поведением, у которых были проблемы с телом, межличностными отношениями и взаимодействием с обществом, получают шанс преобразовать свою жизнь.

«Представьте линии, разделяющие беговые дорожки», — говорит мне Перейра. Он считает, что каждый человек, какими бы недостатками он бы ни обладал, может найти свой путь, если оказать ему должную поддержку. «Так вот, наша любовь и есть эти линии».

Перейра считает себя достаточно строгим, но, по его словам, он никогда не наказывал и не осуждал своих пациентов за ошибки и рецидивы. Они в любое время могут покинуть центр. И их всегда примут назад, если возникнет такая необходимость. Даже если это будет в десятый раз.

Перейра не может вылечить больных по мановению волшебной палочки, у него нет универсального рецепта, он может предложить только ежедневный поиск равновесия: подъем, завтрак, занятия художественным ремеслом, прием таблеток, физические упражнения, работа, учеба, взаимодействие с окружающим миром, движение вперед. Жизнь, как он не раз говорил мне, может быть очень сложной.

«Дорогая моя, я всегда повторяю: может, я и врач, но никто не идеален».