«Безусловно, я все еще скучаю». Монологи людей, эмигрировавших из России.

В августе портал «Такие дела» и группа независимых исследователей провели опрос, посвященный эмиграции из России. Они узнали у людей, которые покинули страну после 2000 года, как они устроились на новом месте и хотят ли вернуться.

В опросе приняли участие 900 человек. Авторы исследования — Артем Тинчурин, Елизавета Язневич и Татьяна Берлина — разделили респондентов на пять условных сегментов «Бегство», «Первый мир», «Работа», «Опыт» и «Семья», в зависимости от причин, по которым люди уезжали из страны. «Такие дела» поговорили с представителями каждой категории эмигрантов и публикуют их монологи. Подробнее ознакомиться с целями опроса, а также узнать, какие именно люди представляют разные группы, можно в статье с результатами исследования на платформе «Если быть точным».

Михаил, бизнесмен

Уехал с семьей  из Новосибирска в Израиль по политическим причинам. Представитель сегмента «Бегство»

До 2010 года я занимался бизнесом и не обращал особого внимания на политическую ситуацию в России. Я был типичным предпринимателем, работал топ-менеджером в сфере телекоммуникаций. В какой-то момент я заметил, что ситуация становится все хуже: число чиновников стремительно растет, и они предпринимают действия, которые противоречат развитию отрасли, экономики, всей страны. Начинает процветать феерическая коррупция. Помню, как руководитель департамента связи города прямо сказал мне в лицо: «Мне не нужно, чтобы в городе было 70 операторов связи, мне нужно чтобы осталось только два».

Сначала мы сопротивлялись. Я стал активным членом нескольких экспертных советов, выступал на круглых столах, мы создали Ассоциацию операторов связи, выходили с предложениями на профильные департаменты мэрии. Хотели противостоять политике национальных чемпионов. Но в ответ на мои выступления в компанию начали приходить прокуратура, Роскомнадзор, мы перестали получать согласования на строительство.

В какой-то момент нас задавили полностью. Стало понятно, что проблему нужно решать другими способами, в том числе политически. Я стал делегатом первого съезда партии «Народный альянс», затем стал региональным координатором партии по Новосибирской области. На моих глазах происходил весь этот абсурд с попытками зарегистрировать наше отделение. Например, однажды нам отказали, потому что несколько слов на одном из документов были напечатаны полужирным шрифтом. Когда в 2013 году наступило время реакции, стало понятно, что здесь и сейчас мы ничего не изменим. Я решил действовать по «теории малых дел»: давайте не будем менять систему наверху, а изменим мир тут, в Новосибирске.

Я был членом благотворительного Ротари-клуба, мы решили построить в Новосибирске площадку для детей с инвалидностью — Ротари-парк. Пришли в мэрию города и попросили отдать нам под этот проект заброшенный пустырь в парковой зоне. Два года ушло на согласование, наконец, этот пустырь нам выделили. Мы провели сотни фандрайзинговых кампаний, собирали деньги буквально по всему миру. Парк открыли в сентябре 2014 года. На открытии была куча чиновников, словно они эту площадку построили, хотя в реальности ни копейки в проект не вложили. Ладно хоть одного человека нашего на церемонию открытия взяли, он там сбоку постоял.

Той же осенью, как нам потом рассказали, проходило совещание в Минюсте в Москве. Там объявили, что ещё в 2012 году был принят закон об иностранных агентах, но ни одного агента так и не выявили. «Срочно найти». В итоге в Новосибирске в начале 2015 года проверили более 600 некоммерческих организаций, и оказалось, что четыре из них получили финансирование из-за рубежа, в том числе мы. Нам на парк действительно переводили деньги люди со всего мира.

Но ведь мы не занимались политической деятельностью, а формально это необходимо для того, чтобы стать инагентом. Важно понимать, что это были еще травоядные времена. Не как сейчас, когда всех признали и прогнали. Тогда нам сказали:

— Вот, смотрите, письмо в мэрию, в котором вы просите выделить землю на строительство парка. Ваше письмо?

— Наше.

— Таким образом, вы влияли на решения, принимаемые органами власти. То есть занимались политической деятельностью. Так что вы иностранный агент.

Суды, штрафы. В тот момент мне стало понятно, что ни бизнес, ни политика, ни теория малых дел, будь она неладна, в этой стране невозможны. Я принял решение уехать. Немаловажную роль сыграл мой сын, ему тогда было 10 лет. Я видел, как это российское двоемыслие — когда мы говорим одно, а думаем другое — начало постепенно проникать в него. Это заражает, я совершенно не хотел, чтобы он рос в такой атмосфере.

Мы покинули Россию в январе 2017 года. Уехали в Израиль. Политика в этой стране заточена таким образом, что приезжим людям максимально комфортно здесь находиться. Никто из нас ни разу не почувствовал себя мигрантом. Мы быстро интегрировались, нашли друзей, работу. И я, конечно, хотел бы остаться здесь.

Я считаю, что из России нас вытолкнули. У нас отобрали работу, бизнес, возможность участвовать в политической и общественной жизни. Своим друзьям я обычно говорю, что вернусь на родину, если Навальный станет президентом или в случае, если Сибирь отделится от России. Они обычно крутят у виска и говорят, что этого не будет никогда. Значит, мы никогда не вернемся.

Роза, предпринимательница

Уехала с семьей из Санкт-Петербурга в Израиль по программе репатриации ради дочери. Представительница сегмента «Семья»

Мы с семьей репатриировались в Израиль из Санкт-Петербурга в 2013 году. Я, мой муж и две дочери. Наша младшая девочка очень сильно болела на протяжении всей своей жизни, с самого рождения. У нее почти не было шансов выжить. В Санкт-Петербурге врачи не давали никаких перспектив. Все было очень плачевно.

Мы приехали в Израиль, чтобы попробовать ее спасти. У нас не было какого-то конкретного диагноза, были только симптомы: дочка почти ничего не ела, и в возрасте пяти с половиной лет она выглядела как 8-9-месячный ребенок. Здесь нам сказали, что это была жуткая, запущенная аллергия на лактозу.

В Израиле дочка полтора года находилась на внутривенном питании — когда ребенок подключен к помпе и в него вливают еду. Потом потихоньку мы с него слезли. Это была непростая для нашей семьи история, болезнь ребенка очень сильно отражается на родителях.

Когда мы были в Санкт-Петербурге, нам все врачи говорили: «Готовьтесь, вы из больницы никогда не выйдете, вы все время будете находиться с ребенком здесь, будете жить внутри больничных стен». В Израиле к нам с дочкой в палату пришли врачи, принесли вот эту помпочку и сказали совершенно другое: «Мы хотим, чтобы вы ходили, гуляли, бывали на улице».

Иллюстрация: Вика Шибаева для ТД

В этот момент я ушла рыдать. От разницы подходов, восприятия, мироощущения. Здесь подход направлен на человека. И вот это противоположное отношение просто взрывает тебе мозг. В России даже речи не шло о том, что мы можем пойти в какой-то условный детский сад. Здесь нам сказали: «Как это вы не пойдете в детский сад? Ну-ка бегом!» В результате дочка смогла начать общаться с другими детьми.

Сейчас наша дочь полноценно развита для своего возраста и перешла в седьмой класс. Это, конечно, отдельный повод для радости. Нашей старшей дочери 23 года, она окончила здесь школу и колледж и сейчас служит в армии. Было, конечно, волнительно за нее, но ничего.

Что касается нас с мужем, то мы тоже успешно интегрировались. Он — продюсер компьютерных игр и уже через месяц после переезда устроился на работу и продолжает развиваться в этой сфере. У меня с партнером свой туристический бизнес. Он предложил войти в дело несколько лет назад, и все было неплохо — до коронавируса. Но сейчас в нашей сфере сложно работать.

В Израиле очень маленькая, прекраснейшая прослойка приехавших из Москвы и Санкт-Петербурга. Получается, что ты знаешь практически всех. У меня здесь прекрасные друзья. Друзья остались, конечно, и в России, и это единственное, что связывает меня с родной страной. Но в Россию мне совершенно не хочется, я бы даже предпочла встретиться с ними на нейтральной территории — в какой-нибудь третьей стране.

Но я не скажу, что меня совсем покинула ностальгия. Безусловно, я все еще скучаю — по Санкт-Петербургу, по белым ночам.

Юрий, студент

Уехал из России в Грецию ради климата и финансовой стабильности. Представитель сегмента «Первый мир»

Все началось в 2018 году. Я окончил школу, намеревался поступать в театральный. К великому счастью, как потом оказалось, мои мечты не сбылись. В этот же период в России усугубился экономический кризис, который начался в 2014 году. Это не позволяло больше моей семье из четырех человек обеспечивать себя в той мере, в какой хотелось бы.

Мне удалось найти документы моего расстрелянного прадеда, грека. Это позволило подать их на восстановление греческого гражданства. Я отправился в Грецию сначала один и поступил здесь на исторический факультет Афинского госуниверситета. Выучил греческий язык, подготовил базу для переезда моей семьи. И в 2020 году родители с моим младшим братом тоже переехали в Афины.

Мы открыли здесь фирму и сейчас стараемся развиваться, работать. Занимаемся покупкой и продажей недвижимости, у нас есть небольшая бригада рабочих. Думаю, что дела идут неплохо.

На самом деле, люди везде одинаковые. Никаких разительных отличий между греками и русскими не существует. Только язык и абсолютно смехотворные бытовые мелочи, к которым ты привыкаешь за пару месяцев жизни здесь. Язык только сначала кажется сложным, потом ты начинаешь вникать, общаться с живыми людьми. Выходишь за рамки учебников. Сегодня я не испытываю никаких проблем с коммуникацией.

Другой вопрос, когда ты знакомишься с греком, вы проходите через несколько стадий общения. У них очень живучи стереотипы о России. Все греки считают русских коммунистами, пьющими и уверены, что мы не переносим жару. Эти стереотипы невозможно победить — они всегда предлагают тебе выпить, приглашают на сходку какой-то местной коммунистической партии. Это отталкивает. Но в целом никакой проблемы с интеграцией здесь не возникает ни у меня, ни у моей семьи.

У брата много греческих друзей, а родители после переезда сюда обрели душевное спокойствие. Они стали более уверенными в завтрашнем дне, тверже стоят на ногах. Мама и папа перестали переживать из-за будущего своих детей, как это было в России. Здесь есть то, чего никогда не было, нет и не будет в России. Полная экономическая стабильность и уверенность в том, что твои деньги не испарятся.

Плюс еще одна причина, по которой мы уезжали, — тяжелый московский климат. У всей моей семьи были большие проблемы со здоровьем, которые исчезли сами собой после переезда сюда.

Немаловажным фактором стали сложные человеческие отношения в России.  Ни для кого не секрет, что московская публика достаточно тяжела для восприятия. Вечно хмурые и грубые люди, замкнутые в себе. Греки в этом плане совершенно другие: открытый южный народ , который всегда готов прийти на помощь. Они всегда улыбаются, всегда с оптимизмом смотрят на все, что их окружает.

Я думаю, что я не вернусь на родину. Когда ты покидаешь Россию, открываешь для себя совершенно новый мир. Мир без границ, мир без вечно окружающих тебя врагов, о которых рассказывают по телевизору. Свободный мир. Возвращение в Россию выглядит здесь как шаг назад, как признание своей слабости. Слабости в том, что ты не смог управлять доставшейся тебе свободой.

Как я считал давно, Россия — это страна, из которой стоит уехать. Она неоднократно в своей истории доказывала, что любые надежды на светлое будущее, к величайшему моему сожалению, не оправдываются. Любая революция, любые изменения социально-политического строя влекут за собой краткий период демократии, а потом — возвращение на привычную стезю тоталитаризма.

Анна, художница и преподаватель

Уехала из Екатеринбурга на Тайвань. Представительница сегмента «Опыт»

В 2020 году мы с мамой переехали в Подмосковье из Екатеринбурга. Я недолго там пробыла и через две недели улетела на Тайвань. К тому моменту Европу я уже успела объездить и хотела повидать Азию. Я долго планировала эту поездку, и мне не помешала даже пандемия.

У меня за плечами шесть лет Уральского государственного архитектурно-художественного университета, и с ноября 2020 года я состою в Союзе художников. Мой хороший друг, тайванец, давно звал меня поработать здесь, порисовать, попробовать раскрутиться. Дело в том, что все художники стремятся в Европу и Америку, в России рынок тоже уже забит специалистами. А в Тайване дышится свободнее.

Сейчас я рисую на заказ и немного преподаю рисование. Работы много, устроилась я здесь отлично, и у меня замечательные друзья. Есть только одна проблема в интеграции: китайского не знаю, поэтому учу его уже четыре месяца.

Иллюстрация: Вика Шибаева для ТД

Еще здесь у меня возникают сложности с едой, но я нашла выход — готовлю дома сама. И насекомые. На Тайване очень много видов кровососущих невидимых букашек, и тут обитают огромные тараканы размером с половину ладони, у них есть крылья, и они летают.

В остальном на Тайване комфортно жить почти по всем параметрам. Мне нравится местный климат — много солнца, море близко. Здесь безопасно — практически нет преступлений. На Тайване везде стоят камеры видеонаблюдения. Как-то наш друг поздно вечером потерял кошелек, так полиция по камерам эту маленькую вещь нашла за 15 минут. Тут высокий уровень образования и медицины, и на Тайване у меня хорошие перспективы для раскрутки как художника.

Может быть, я вернусь на родину в будущем. Но только в качестве туриста.

Павел, научный сотрудник

Уехал из Санкт-Петербурга в Сингапур, потом в Швейцарию ради научной деятельности. Представитель сегмента «Работа»

В 1999 году я учился в СПбГУ на программиста. В то время сингапурцы высылали небольшие команды сотрудников в страны Восточной Европы, чтобы привлекать европейцев к сотрудничеству в их госуниверситете. Одна из форм сотрудничества — оплачиваемые стажировки для студентов.

Наш завкафедрой с ними познакомился. В то время во многих российских вузах практиковалась такая вещь: преподаватели организовывали свои небольшие компании, в которых работали их студенты. «Симбиоз науки и практики». По факту мы просто работали за деньги в ущерб обучению. И это не очень хорошо, потому что задача университета — обучать студентов, а не эксплуатировать молодые таланты за копейки. Но мы ходили абсолютно нищие и за 100 баксов делали это с удовольствием.

И вот наш завкафедрой, который организовал с нами такую команду, пришел и сказал, что мы все едем в Сингапур, потому что «они богатые». Я сначала отказался, сказал, что у меня денег нет. Мне попытались объяснить, что там все оплатят. Я ответил:«Зачем им за меня платить, я даже универ еще не окончил, я ничего из себя не представляю». Такой классический комплекс постсоветского человека. В общем, не поверил я ему, подумал, что он просто не хочет мне платить 100 баксов.

Но через полгода я все-таки согласился, и мы поехали. Тогда даже на билет денег у нас не было, мы занимали у завкафедрой 1,5 тысячи долларов, до сих пор помню. Полгода длилась стажировка, и мне там очень понравилось. Я сразу договорился, что приеду еще раз после сессии, и приехал. Потом я подал документы на программу PhD. И с 2003 года я учился там в аспирантуре до 2011-го. Ну, я разгильдяй, к сожалению. Параллельно с учебой я фрилансером работал, стажировку в США проходил. Это все затянуло мой образовательный процесс.

Но это как раз подтолкнуло меня к занятию наукой. После окончания учебы я нашел работу в Швейцарии постдоком. Написал кандидатскую, сдал все документы и вдруг подумал: у меня ведь никогда не было девушки в России. Я захотел узнать, что это за девушки русские такие, а то все говорят, красивые, красивые.

Я нашел сайт знакомств. Зарегистрировался, очень прилично себя описал: что аспирантуру окончил в Сингапуре, что старший из пятерых детей, никакого трешняка, короче. Я всем говорил, что мне в Сингапур уезжать срочно, и за неделю встретился с шестью девушками — ходил на свидания каждый день, даже дважды в день. На этом же сайте мне написала моя будущая жена. Я с ней тоже сходил на свидание, и она понравилась мне больше всех. В итоге через месяц после того как я переехал в Швейцарию, мы поженились. И вот уже 10 лет живем.

Вообще изначально я был идеалистом и хотел окончить аспирантуру в России. Но в России все очень сложно с научной деятельностью. Так, от Сингапурского университета меня отправили в российские вузы рассказать про нашу аспирантуру. Я стал контактировать с вузами, включая свой родной СПбГУ. В итоге такая мутная ситуация была везде. В Политехе, где учился мой брат, меня спросили, есть ли у меня миллион рублей. Если я его заплачу, то мне разрешат провести семинар. «Мы не отдадим своих студентов просто так».

В моем университете мне разрешили это сделать. Но на семинар пришли только два студента. Они никому ничего не сказали про мою лекцию, потому что тоже не хотели отдавать студентов. Это собственничество меня убило просто. В России все эти завкафедрой и научруки считают студентов своей личной валютой, которой они могут торговать.

В общем, расстройство одно. Для меня это стало показателем того, что в России невозможно заниматься наукой, если такие вещи происходят в вузах уровня СПбГУ. Талантов то в России много, но вот такое отношение руководства все перекрывает.

Я половину жизни прожил за границей, мне достаточно по своему опыту и опыту моей семьи понять, что все обещания в России эфемерны, ничего нет, всем все равно. Большие люди зарабатывают большие деньги, а маленьким людям лапшу на уши вешают, чтобы они не выпендривались. Если кто-то бухтит, его зажимают, над людьми издеваются. С такой ситуацией, как сейчас, я в Россию ни за какие деньги не вернусь.

Источник