«Не оставлять следов»: жизнь экокемпинга на берегу Ладоги

Семь лет назад на берегу Ладожского озера под Приозерском в Ленинградской области появился экологический кемпинг — Ladoga.land — с большим геокуполом, бережно благоустроенной территорией, собственным «флотом» и насыщенной, почти круглогодичной жизнью (что большая редкость для этих северных мест с капризной природой и непредсказуемой погодой).

Основатели Ladoga.land супруги Саша и Женя занимаются собственным микробизнесом — промышленным альпинизмом — и живут в городе на лодке вместе с ручной вороной Карой, которая, бывает, улетает, и тогда весь Петербург отправляется на ее поиски.

Все началось с предложения облагородить кусок пляжа в Бухте туристов...

 У Саши уже был масштабный опыт путешествий и организации лагерей, так что задача выглядела пленительной и посильной. Сначала убрали территорию, а в процессе начал выкристаллизовываться полноценный кемпинг, готовый принять порядка 70 гостей единовременно в любое время года. Сюда переехали фестиваль контактной импровизации и благотворительный выезд студентов центра «Антон тут рядом», а по выходным регулярно приезжают друзья и гости.

Анна Шиллер отправилась в Ladoga.land и поговорила с его основателями про то, как им удалось построить маленький город в лесу — на берегу сурового Ладожского озера.

Как устроен кемпинг

Чтобы добраться до места дислокации наших героев, приходится сначала потратить несколько дней на улаживание вопросов логистики, провизии, наличия банных шапочек и стирки спальников, потом пару часов ехать на машине до Приозерской базы отдыха «Ладога-озеро», состоящей из серых, аккуратных домиков с обязательным приложением в виде мангала, а оттуда — пешком сорок минут по лесной тропе, идущей вдоль берега Ладоги, по камням и кочкам, через крохотный мостик над заводью черной воды, через поляну ландышей и комариный рой. И вот, наконец, на скале виднеется прозрачный геокупол с торчащей из крыши трубой печки-буржуйки — визитная карточка кемпинга Ladoga.land.

Обогнув каменную скалу, мы приходим на просторную сосновую поляну, прикрытую с одной стороны густым лесом, а с другой — скалой. Здесь находится основная часть построек. Их не так уж много — все расположены на воздушном расстоянии друг от друга, а между ними, будто в невесомости, растянулась огромная сетка вместе со множеством размашистых качелей — любимый аттракцион детей. В обычном садовом парнике — кухня со столешницей во всю длину, на которой есть и раковины с умывальниками, и газовые плиты, и вся необходимая утварь.

Если пройти чуть вглубь, открывается полукруглый песчаный берег Ладоги. Там, в кустах около воды, затаилась баня, напоминающая по форме то ли космический корабль, то ли спину колорадского жука. Рядом с ней есть душ с водонагревателем, замаскированный под садовый парник, такой же, как и кухня, только в два раза меньше.

«Главный принцип — не оставлять следов»

САША:

На Ладогу я езжу давно, с 20 лет. Здесь проводилось много групп, мы даже пытались взять землю в аренду в 1985 году, чтобы построить целое сельское поселение со своей школой и инфраструктурой, но в советское время нам не дали этого сделать, сказали: «Вы, городские, не сможете вырастить 100 килограммов картошки, поэтому вы нам не нужны».

Когда мы приехали сюда, у нас не было условий, была скорее просьба от отеля «Драйв-парк „Ладога“»: «Ребята, начните делать здесь что-то адекватно-красивое». Те, кто обитал тут до этого, оставили после себя около тридцати кострищ на скалах, в корнях деревьев — везде, где был красивый вид. Весь их быт крепился на деревьях. Умывальники, гамаки и растяжки оставили на деревьях следы от гвоздей. Ко всему прочему, сдавая палатки в аренду, они также занимались продажей алкоголя туристам.

Наш главный принцип — не оставлять следов. Все палатки стоят на специально сконструированных деревянных подиумах на ножках. Мы ничего не вытоптали, не вырыли, разве только компостную яму для туалета, но и это в конечном счете расходный материал — для выращивания дуба. Закапываешь яму — сажаешь саженец.

Все объекты спроектированы и построены нами из экологичных материалов, которые не испаряют никаких вредных веществ и которые можно переработать.

ЖЕНЯ:

Геокупольное строительство — вполне освещенная в интернете тема. Дальше ты в ней разбираешься, понимаешь, как будешь это делать, как дешевле по материалам. Выбираешь схему закрепления. Многие приезжают подсматривать, чтобы потом сделать так же у себя.

ЖЕНЯ:

Раздельный сбор мусора у нас устроен так: органика — компост; пластик пока вывозим на помойку, но плавно идем к тому, чтобы прессовать его и сдавать на переработку; железные банки обжигаются, плющатся и закапываются под корни деревьев — это хорошая подкормка, буквально за пару лет банки превращаются в пыль.

Мы находимся в процессе обучения эконауке, ее же так сразу не охватишь. Часто наши гости бойкотируют раздельный сбор мусора, оставляя после себя неприятные пакеты, которые мы потом перебираем и сортируем. Как-то друзья из «танцевальной деревни на Ладоге» вытащили из душа все шампуни, притом что на них красиво написано «эко», и со словами «Женя, хватит лицемерить, нельзя в землю сливать эту дрянь» научили меня мыть голову ржаной мукой, а тело — содой. И это круто.

«Здесь, бывает, кипит хорошо»

ЖЕНЯ:

Территориально мы находимся на выходе из шхер в открытую Ладогу. Если идет шторм, то мы на воротах — как дежурные. Здесь, бывает, кипит хорошо. Все вокруг знают, что в эту бухту можно влететь и получить любую помощь: согреться, одеться, дозвониться.

Мы в этом районе единственные упакованы всепогодным флотом: тримаран может подойти к камням и перевезти тонну груза в любую волну; скоростной риб по гладкой воде и при небольшой волне может много что выручить; двухпарной английской лодке для морской гребли с двигателем вообще любая волна по барабану.

САША:

Отношения с Ладогой у меня одновременно сложные и простые. Главное — не наделать глупостей по глупости. Совсем недавно мы возвращались отсюда в Березово на катере и одну девушку-сапбордистку уносило в открытую Ладогу: дул сильный ветер, она выбилась из сил и была уже в отчаянии. Группа ей ничем помочь не могла — им самим бы догрести. Мы ее подхватили вместе с доской и вернули на берег.

В хорошую погоду любим ездить на острова Ладожские шхеры и собирать там ягоды. Обычно мы просто замачиваем бруснику в ладожской воде — с ней ничего не надо больше делать. Этим летом даже хотим придумать такой ягодный квест из меркантильных соображений: надо на зиму запастись ягодой, чтобы все потом ее ели, приехав сюда. Так что мы вас высадим на острове и заберем после того, как каждый соберет по три литра ягоды. Это обратный билет домой.

«В холода мы живем в бане, это наше любимое место»

ЖЕНЯ:

Зимний быт дорабатываем каждый год. Сейчас думаем, как поставить для команды маленький купол со стеклопакетами, чтобы дрова не уходили — при сильном морозе они улетают в трубу. Еще собираемся утеплить три купола на скалах и проделать к ним тропу с обвязками и кошками, без них нельзя — скользко. Газовая кухня и баня работают, только душ приходится отключать. В холода мы с Сашей живем в бане, это наше любимое место. Камни долго отдают тепло, их практически до утра хватает.

Печь для бани была подарком самим себе на Новый год. Мы купили ее 31-го числа. Новый год отмечали на заправке в Приозерске: ночью шли пешком сюда, нам подмигивало северное сияние, а утром 1 января привезли на тримаране эту печку. Ладога еще была открыта, но через два часа ударил мороз минус 27 — и все замерзло. Мы как-то успели дотащить и установить печь.

Когда на улице уже минус, а на Ладоге — шторм, все эти брызги, которые на скалы налетают, замерзают в воздухе, и получаются на деревьях горизонтальные гребенки, как расчески из сосулек. А этой зимой люди по Ладоге даже на машинах ездили — такой был толстый лед, — но я не рискнула на нашем микроавтобусе.

САША:

Зато мы ходили пешком по льду и ездили на мотособаках. У «гусеницы» крутится моторчик, и она бежит вперед, ты цепляешь к ним санки и едешь. Первой версией был мотор от бензопилы. Мотособака — это удобно: она помещается в багажник легковой машины. Зималет.

ЖЕНЯ:

Как холодает, все мышки ломятся к продуктам. В прошлом году нам получилось их отвести от запасов и купола, сделав им гнездо из валенка и подкладывая все время туда еду. Эта зима была очень холодной, и наш администратор сказал как-то: «Без мышеловки не приезжай». Мы решили пойти по простому пути: приехали в Приозерский приют и попросили дать нам кошку, которая может выжить в лесу (потому что нам всем было стремно, что ее могут съесть лисы) и у которой меньше всего шансов оказаться дома. Выдали нам Пенелопу — Пенни, — кошку цвета ладожских туманов. Она хорошо прижилась: у нее огромная территория, свой домик, в котором она спит. Несколько раз Пенни принесла добычу к своей миске — отработала хлеб. Она очень нежная, но по понятиям, все-таки много лет провела в одном пространстве вместе с двенадцатью кошками. Когда у нее появилась своя миска, она жрала как не в себя. Мы урезали ей паечку, и она теперь полуголодная ходит, зато ласковая стала, контактная.

«Даже не ради детей, а ради родителей»

САША:

Много лет занимаясь с детьми с аутизмом — в кооперативе «Гиппократ», в фонде «Отцы и дети», я помог совершить первый шаг к интеграции детей с особенностями в наше общество. Сначала мы водили их в кино, музеи, потом начали выезжать за город на выходные, на месяц-два. Стало очевидно, что вывести детей на природу — хороший механизм для решения их простых человеческих задач: научиться завязывать шнурки или есть что-то другое, кроме того, что белого цвета.

Когда в городе появилась организация «Антон тут рядом», которая успешно занимается со взрослыми людьми с аутизмом, в ней оказались все те, с кем мы начинали когда-то ездить в походы. Я предложил сделать самоокупаемый лагерь.

Сюда приезжают те, у кого крайне тяжелые дети. И это даже не ради детей, а ради родителей — просто дать им возможность 10–20 дней отдохнуть, побыть в красивом месте на природе и чтобы им при этом помогали. Практически к каждой семьи в лагере приставлен волонтер — это позволяет родителям не наблюдать за ребенком ежесекундно. У «Антон тут рядом» большая программа во время лагеря. Ребята занимаются йогой, психосоматикой, музыкой. В прошлом году на театральной смене они готовились к спектаклю в БДТ.

В остальное время к нам приезжают гости, берут оборудование и палатки в аренду. Задача — сделать коммерческий отдых, чтобы эти деньги пошли на некоммерческую благотворительную историю развития этих денег, чтобы это была самоокупаемая программа. На сегодняшний день мы с Евгенией до сих пор вкладываем в кемпинг деньги, заработанные на нашей основной работе — на высотной стройке. «Антон тут рядом» тоже вкладывается, покупая оборудование, ищет спонсоров.

ЖЕНЯ:

Дальнейший план у нас наполеоновский. Мы начинаем-то с малого, отрабатывая всю эту схему, а дальше, когда у нас появятся возможности, выкупим все вместе достаточно большой кусок земли под сельхоз-назначение, сделаем экопоселение и сможем трудоустроить ребят с аутизмом. Они смогут выполнять свои простые бытовые задачи каждый день и быть нужными обществу. Саша знает прекрасно, кто из ребят может носить воду и будет счастлив, кто может носить дрова, кто — ухаживать за курами, кто — за барашками. Какие-то такие простые вещи, чтобы можно было сделать замкнутый цикл.

САША:

Простой пример: есть у меня мама, она бодрая, ей 80 лет, носится как угорелая. Была бы отличная модель: маму поселить в маленьком домике на той земле, которую мы купим, в другой маленький домик поселить человека с аутизмом вместе с волонтером. Все — модель начинает работать: аутист носит дрова, в домике топится печка; волонтер (часто это студенты коррекционных вузов или просто люди, которым это нужно, благо таких в мире становится больше и больше) выполняет свою практику вместе с аутистом; у пожилого человека есть помощник по хозяйству, а у родителей аутиста — понимание, что ребенок не попадет в интернат.

САША:

Лет пятнадцать назад, когда я работал в благотворительном фонде реабилитационного туризма «Емеля», мы задумали построить лодку совместно с фондом развития человеческого потенциала «Князь Гагарин». Денег было немного, так что купить новую посудину под наши задачи мы не могли, а задачи все те же — под детей с особенностями: чтобы они могли комфортно себя чувствовать, не спотыкаться, поспать, поесть и сходить на ней в город не на экскурсию, а в поход.

Так что мы взяли старую лодку — без дна, без всего, — купили все необходимые материалы и инструменты и года четыре ее перестраивали. Когда закончили работу, начали катать детей и выполнять всякие программы. Еще в процессе строительства я понимал, что буду на ней жить. Так и получилось. Потом появилась Евгения, мы начали жить вместе, потом появилась наша ручная ворона Кариссима, а потом пришло понимание, что при всех бытовых неудобствах на лодке — зимой нет туалета и душа — стало невозможно жить ни в центре города, ни в новой квартире, ни в доме где-то в пригороде. Однажды вкусив свободы, сложно вернуться в клетки, в рамки, в бетонные коробки.

«Сложно вернуться в клетки»

ЖЕНЯ:

Это Сашина любимая монгольская концепция жизнь: во-о-он там мы зимуем, во-о-он там у нас родятся дети, вот тут мы кормим, поим своих коней. И мы так, в принципе, и живем. Вон там у нас лодка-дом, лодка-офис, мы там работаем, вот тут у нас наконец-то есть душ и баня, а в Березово — свой кусочек земли, где будет ресепшен для нашего занятного квеста, там можно будет взять байдарку и доплыть сюда.

САША:

Ворона Кара — побочный продукт высотных работ. Жильцы вызвали ночью высотников, чтобы снять с дерева вороненка, — он запутался лапкой в веревке, из которой было свито гнездо, и висел вниз головой несколько часов. И он, и вороны орали, бабушки не могли спать. Наутро жильцы сказали: ребята, заберите этого вороненка, у нас же кошки, собаки, вообще, что с ним делать? Евгения приютила вороненка, стала его лечить, ухаживать, откармливать, в частности, вывозить сюда, чтобы поставить на крыло и выпустить на природу. Пока Кара у нас лечилась, мы, люди, стали для нее сообществом, получился импринт, поэтому она в дикой природе не живет, а тянется к обществу.

Как-то раз мы поехали в город, а она рванула за нами. К тому времени Кара уже свободно летала по лагерю и округе. Остановилась она в Приозерске и всех там троллила, отнимая еду на рынке, носки у бабушек, отвязывая веревочки на лодочной станции. Все думали, что это цирковая ворона. Когда мы приехали в лагерь и не нашли Кару, Женя расклеила объявления по всей трассе, и меньше чем через сутки нам ее вернул дядька. Она к нему в Приозерске прямо в машину влетела на зов «Кариссима, Кара» и кусочек хлеба.

ЖЕНЯ:

Прошлой осенью нам разбили стекло в машине — пытались украсть вещи, но не успели, а ворона тем не менее вылетела. Последующие шесть дней с утра и до вечера мы ее искали: расклеивали объявления, бомбили соцсети. Поскольку было объявлено вознаграждение в 20 тысяч, студенты и пенсионеры выезжали на поиски Кары каждый день, как на работу. Не знаю, сколько было тысяч звонков. В итоге ее нашел проектировщик растабайков и дворник-водитель трактора по совместительству. Он увидел ворону, подержал ее в руках, выпустил, позвонил жене, а она ему говорит: «Без вороны не приходи домой, нам за квартиру нечем платить, а тут как раз вознаграждение — стоимость аренды».

В другой раз она потерялась на Васильевском острове и ее нашли рыбаки. Кара знает, что у мужиков, которые сидят в позе Будды, есть черви и рыба, она у них кормилась несколько дней. Рыбакам мы отдали 50 тысяч.

Недавно Кара отлеживалась на нашей лодке после травмы, полученной в драке с дикой вороной. Поскольку стояла аномальная для мая жара, а в нашей лодке хорошее утепление, ей там было прохладно. Приходилось откупаться бараньими костями.

САША:

И угаженной лодкой, и химчисткой для чехлов, и мытьем трюма. Когда мы только начинали жить вместе с Карой, мы такие: «Ой, опять нагадила, ой, тут нагадила, ой, нагадила!» А через какое-то время: «О-о-о, хорошо нагадила, хороший помет — значит, здоровая. Ой, жидкий — что-то не так! Кто ее медом кормил?!» Теперь вот так: не запах, а качество говна радует. И, в принципе, со всеми так же — с людьми вот тоже.

Фото и текст: Анна Шиллер

Источник

И еще один похожий лагерь на Ладоге: