«Стратегия конфетки» Владимира Путина

Возвращение Владимира Путина на политический Олимп породило ряд вопросов. Один из них – как изменится теперь внешняя политика России. Какое место в ней будет занимать европейское направление, будет ли Россия добиваться сближения с Западом? С другой стороны, готов ли Запад двигаться навстречу? Наконец, чего хочет добиться во внешней политике лично Владимир Путин?

Ответить на эти вопросы попытались зав.отделом Центра европейских исследований Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук (ИМЭМО РАН) Надежда Арбатова и депутат Европарламента, вице-президент Комитета по парламентскому сотрудничеству ЕС и России, до 2005 года депутат Бундестага Вернер Шульц в ходе дискуссии, которая состоялась в Сахаровском центре в Москве. «Свободная пресса» публикует ее наиболее интересные фрагменты.

Директор научных программ Комитета «Россия в объединенной Европе», Надежда Арбатова:

– Как изменится российская внешняя политика при старом-новом президенте Путине? Кардинальные перемены во внешней политике любой страны случаются крайне редко. Как правило, в результате потрясений – внутренних или внешних. Поэтому, когда мы говорим о внешней политике России при новом руководстве, мы можем говорить об акцентах, полутонах, новых красках.

Думаю, во внешней политике будут изменения. Условия, в которых Путин пришел к власти в 2000 году, и нынешние, кардинальным образом отличаются. В 2000-м ельцинское окружение – политическая элита, которая привела Путина к власти – четко уловила настроения в обществе. Общество хотело сильной руки после 1990-х, и Путин тогда был востребован обществом.

Сейчас ситуация другая. После известной сентябрьской рокировки и парламентских выборов возникло протестное движение. Пожалуй, самая динамичная часть нашего населения – молодежь – не хочет стагнации, возврата к старому.

Есть еще существенное различие. В 2000-м году Путин был востребован, как человек, который восстановит престиж России в международных отношениях. Который сможет это сделать не как Ельцин, – на основе односторонних уступок, – а на равных. И после 11 сентября Путин сделал шаг в сторону Запада.

К сожалению, Запад этого не оценил. В результате, сейчас у Путина нет таких иллюзий, он не думает, что может ввести Россию в западные союзы типа НАТО. Путин хочет восстановить лишь статус страны, но проблема статуса очень остро будет стоять для него, как для президента.

«СП»: – Что имеется в виду под проблемой статуса?

– Проблема статуса – это проблема своего ареала обитания, своей интеграционной группировки, на которую Россия может положиться. Это укрепление России как самостоятельного центра силы, который будет проводить суверенную политику. Все эти моменты будут акцентированы во внешней политике при новом руководстве.

«СП»: – Какая у России будет внешнеполитическая стратегия, в чем ее отличие от прежней?

– В ноябре 2009 года, на саммите Россия-ЕС была принята стратегия «Партнерство ради модернизации». Мы видели, что сначала, в интерпретации Медведева, это была стратегия демократизации. Речь шла не только об экономике, но и о демократизации всех сторон жизни. Мы видели, как постепенно этот большой проект сводился к узким техническим проектам, или, наоборот, к мегапроектам типа «Сколково» и Роснано.

Постепенно выхолащивалась сама суть «Партнерства ради модернизации». На мой взгляд, показательно, что в декабре 2011 года правительство во главе с Владимиром Путиным предложило снять с контроля медведевскую программу использования внешнеполитических рычагов для обеспечения модернизации.

А в 2008 году была принята доктрина внешней политики России. И речь шла о том, что одна из задач внешней политики – формирование модернизационных альянсов с самыми передовыми странами. Внешняя политика должна была служить именно этой цели. Сейчас же, под предлогом, что все и так хорошо, и внешнеполитические контакты приобрели системный характер, эту программу тоже отменяют.

Какая внешнеполитическая стратегия будет принята президентом Путиным взамен? Я называю ее «стратегией конфетки». В 2006 году, выступая в Сочи по поводу энергетической хартии, по которой у нас с ЕС были разногласия, Владимир Владимирович привел такой наглядный пример модели отношений с ЕС.

Мальчик выбежал во двор, зажав в потной ладошке конфетку. Мальчик не хочет отдавать конфетку сверстнику, и спрашивает: «А что ты мне дашь?»

Это очень прагматичный подход. Вообще-то в русском языке слово «прагматизм» всегда имело негативный оттенок. Но сейчас оно – самое модное во внешнеполитическом словаре, символ чего-то разумного и хорошего.

На мой взгляд, прагматизм так же опасен, как идеализм. Потому что прагматизм – это перископное видение проблемы, люди видят в узком луче то, что хорошо сегодня, но что завтра может обернуться крупными потерями. Но именно прагматический подход будет преобладать во внешней политике Путина.

«СП»: – Может ли ЕС взаимодействовать с Россией в таких условиях?

– Может. Когда мы критикуем Россию, должны понимать, что и в Европейском союзе далеко не все гладко. Я занимаюсь европейской интеграцией профессионально, и вижу, что мировой экономический кризис очень серьезно затронул ЕС. Я уверена, что Евросоюз выйдет из этого кризиса – другим, более сильным. Но сейчас, в настоящий момент, мы видим, как ведущие страны – Германия, Франция – постепенно отходят от фундаментальных принципов Евросоюза.

Что я имею в виду? У России главные стратегические цели – экономизация внешней политики, и строительство статуса. Но и для ЕС сегодня стратегическая цель – экономизация внешней политики. Это, в определенной степени, ренационализация внешней политики – то, чего Евросоюз никогда не хотел. Это еще и отход в направлении двусторонних отношений между Россией и отдельными странами-членами ЕС (этот подход Евросоюз тоже всегда критиковал).

Идеология отступает. И на первый план выходит экономика, экономическая безопасность, особое внимание уделяется экономически-мотивированным внешнеполитическим инициативам. Другими словами, отдельные страны ЕС в этот трудный период думают, прежде всего, о себе. Как следствие этой ситуации – сейчас в ЕС идет конкуренция за сделки с Россией.

Конечно, никаких прорывов в отношениях Россия-ЕС не будет. Возможно, вы знаете, что мы достаточно долго ведем переговоры о новом соглашении о стратегическом партнерстве с ЕС, которое должно повысить статус России. Ведутся и ползучие переговоры – это когда тема без конца обсуждается, а результатов нет – о безвизовом режиме.

Могут ли появится – объективно – факторы, которые это избирательное сотрудничество изменят в лучшую сторону? Да, могут. Прежде всего, это экономические проблемы, с которыми Россия столкнется неизбежно. Мировой экономический кризис накладывается на наш модернизационный кризис. У нас нет стратегии модернизации, нет политической элиты, способной ее осуществить, наше население не понимает, что модернизация может дать. Кроме того, наши национальные ресурсы (наш капитал), и интеллектуальные (может быть, самое ценное, что мы имеем), постепенно уплывают из России.

По прогнозам многих экономистов, в 2014 году в России упадет добыча нефти, а наш бюджет на 44% зависит от экспорта углеводородов. Чтобы удерживать прежние объемы продаж, потребуются новые технологии добычи нефти. Дать их может только Запад.

Из-за этой потребности улучшение российско-европейских отношений возможно. Кроме того, может измениться ситуация в Афганистане – возможно, приход к власти талибов заставит нас сильнее сотрудничать с Западом.

Я уже говорила, что для Путина очень важен статус страны. В 2013 году мы должны председательствовать в «двадцатке». Далее у нас запланированы Олимпийские игры в Сочи и чемпионат мира по футболу. Эти факторы тоже будут способствовать смягчению отношений с ЕС. Хотя, конечно, нельзя сравнивать Олимпиаду и экономические проблемы: последние – гораздо более сильный императив к сотрудничеству.

Но все эти факторы, возможно, приведут к тому, что в отношениях с Западом будут не прорывы, но оттепель. Однако это не приведет к демократизации России.

«СП»: – То есть, внутриполитической оттепели это не вызовет?

– Демократизации России не будет. И причина тому – сам феномен Владимира Владимировича Путина. Даже если Путин захочет стать самым большим демократом, он не сможет этого сделать, потому что зависит от элиты, которую он сам создал, от вертикали власти.

«СП»: – А сам Европейский союз может что-то сделать, чтобы наши отношения слали лучше?

– Я часто выступаю за рубежом на разных конференциях, и мои коллеги из ЕС говорят: мы ничего не можем сделать для России, мы не можем влиять на Россию. Я всегда отвечаю им, что это не так.

Не надо вмешиваться в наши дела, как это было в 1990-е годы. Но создавайте благоприятную внешнюю среду, не усугубляйте ощущение осажденной крепости, которое и без того у нас есть (у нас, когда нас критикуют на Западе, всегда вспоминают о пятой колонне или вашингтонском обкоме). Не нужно этого, действуйте через вовлечение России.

История показывает, начиная с царской России, что реформы в России всегда случались тогда, когда Запад процветал, когда он был сильным. И наоборот: реакция наступала тогда, когда Запад слабел, был вовлечен во внутренние проблемы.

Приведу пример, который относится к нашему времени. Вы помните, в 2008 году, перед новыми президентскими выборами, в России было очень сильное движение за то, чтобы Путин остался на третий срок. Очень многие выступали по ТВ – от Третьякова до актеров – и просили, чтобы Путин остался. Но Путин не посмел, потому что понимал: реакция ЕС, тех лидеров, с которыми он так любил встречаться, будет крайне негативной.

И сейчас, когда случилась эта сентябрьская рокировка, я думаю, все было решено в последний момент. Сыграл роль факт, что наше руководство понимало: Евросоюзу сейчас не до нас, и Америке не до нас, на рокировку Запад закроет глаза.

«СП»: – Что все-таки может сделать ЕС в концептуальном плане?

– Не так давно министр иностранных дел Германии Вестервелле и министр иностранных дел Польши Сикорский выдвинули инициативу новой восточной политики в отношении России. Это прекрасная инициатива, я ее поддерживаю обеими руками. Потому что один из пороков в наших отношениях состоял в том, что не было никакой стратегии в отношении России.

Но когда я стала интересоваться, в чем же заключается эта стратегия, никто не смог мне это сказать. Недавно я беседовала с замминистром иностранных дел РФ Грушко, и спрашивала, в чем заключается эта стратегия. Он развел руками: я ничего не знаю.

В практическом плане, есть ли у ЕС туз рукаве? Конечно, есть. В первый срок для Путина было крайне важно установить отношения с НАТО. К сожалению, после 11 сентября США и НАТО повели себя крайне безответственно и совершили огромную ошибку. Так же сегодня у Европейского союза есть козырь – безвизовый режим. Для Путина крайне важно добиться крупного дипломатического успеха. И таким успехом может стать безвизовый режим.

Я понимаю, что в ЕС могут рассуждать так: зачем нам укреплять Путина, раз он так хочет безвизового режима? Вообще, есть мнение и у нас, и на Западе, которого придерживаются супер-либералы: чем хуже, тем лучше. Я противница этого подхода. История показывает, что в России чем хуже – тем хуже. И, наоборот, в России чем лучше – тем лучше.

Безвизовый режим – это не подарок Путину. Это признание, что Россия – часть Европы, и что российские граждане – это европейцы, которые могут ездить во все европейские страны, видеть Собор Парижской Богоматери и Пантеон. Именно это больше, чем что-либо другое, поможет определению нашей идентичности. Ведь мы до сих пор не определились, кто мы – Европа или Азия.

Дилемма – Европа мы или Азия – это не вопрос географии. Это вопрос модели нашего экономического и политического развития. У нас в России есть и «европейцы», и «азиаты» – разумеется, в переносном смысле. И соотношение между ними меняется в зависимости оттого, как складываются наши отношения с Западом. Лучше отношения – больше «европейцев», хуже отношения – больше «азиатов», сторонников азиатского пути.

Надо сказать, европейское направление – в течение двух первых сроков путинского правления – занимало очень важное место в нашей внешней политике. Оно было на втором месте по важности, после проблем СНГ. Сейчас, как видно из знаменитой «внешнеполитической» статьи Путина, первые строчки занимает АТЭС, Латинская Америка, и только потом ЕС.

И нам, и Европе важно изменить эту ситуацию.

«СП»: – Но на самом Западе считают, что они не отвергают Россию. При этом указывается на членство России в «восьмерке» и на Совет Россия-НАТО…

– Мы вошли в «восьмерку» еще при Ельцине, это был его дипломатический успех. Что же касается Совета Россия-НАТО… Я иногда думаю, что лучше бы его не было. Именно он дискредитировал отношения России и НАТО, он оказался абсолютно бесполезным в периоды кризисов. Его повестка дня перегружена, он занимается всем подряд, начиная от ликвидации нефтяных пятен на воде. Это сразу наводит на мысль, что Совет – нерабочий орган, что он организован лишь затем, чтобы сделать России приятное.

Между тем, у Запада был реальный шанс привлечь Россию на свою сторону. Напомню, как это было – это очень важный момент для понимания наших отношений. После 11 сентября в России преобладало мнение, что США достаточно оказать моральную поддержку. Но Путин в тот момент – по своим причинам – соединился с самым демократическим меньшинством в России. Это меньшинство считало, что мы должны не просто поддержать Штаты морально, но и принять самое активное участие в контртеррористической коалиции.

В результате, хотя Россия не была ни членом НАТО, ни кандидатом в члены, ее реальная помощь в Афганистане оказадась больше, чем некоторых полноправных членов Североатлантического блока – например, Эстонии. Мы послали с Афганистан своих советников, мы поддерживали Северный альянс, мы открыли транзит, мы разрешили американцам использовать базы в Киргизии и Узбекистане. Путин надеялся, что это как раз тот шанс, когда Россия сможет стать полноправным партером Запада.

Расскажу интересный эпизод. В октябре 2001 года, спустя месяц после начала антитеррористической кампании Путин был в Брюсселе и встречался с генеральным секретарем НАТО Робертсоном. Путин сказал ему, что Россия готова пересмотреть свое негативное отношение к расширению НАТО, если этот процесс будет распространен и на Россию.

«СП»: – То есть, если Россию примут в НАТО?

– Так случилось, что я встретилась с Робертсоном спустя время, когда он уже не был генеральным секретарем. Я напомнила ему этот эпизод. Он сказал: «Да, действительно, это было, Путин так сказал. Скажу больше. После этого мы сидели один на один в комнате, и Путин прямо задал мне вопрос: если Россия подаст заявку на членство в НАТО, вы как к этому отнесетесь? И я сказал ему, что НАТО – это союз демократических стран, что у нас очень много стран стоят в очереди…»

После этого разговора Путин понял: спасибо, нет. И это была страшная ошибка Запада. Если хотя бы были начаты переговоры об условиях вступления России в НАТО, о «дорожной карте» – возможно, России бы это не подошло, она сказала бы: знаете, условия вступления в НАТО нам не подходят. Но в этом случае Россия не имела бы права выступать против членства в НАТО Грузии и Украины. Напротив, тот факт, что Россию старательно обходят, не может не вызывать подозрений.

Сколько бы нам не говорили на Западе, что НАТО не против России, в России этому не поверят. Нужно понять российскую психологию – плохая она или хорошая, правильная или нет. Союзы без России всегда будут восприниматься у нас, как направленные против России. Это данность, и игнорировать ее нельзя.

Я профессионально занимаюсь европейской безопасностью и европейской интеграцией. Я хорошо помню, как было, когда в НАТО вступали страны Балтии. Нам тогда говорили: вы должны приветствовать этот шаг – они вступят в НАТО, и сразу будут лучше к вам относиться, потому что будут считать себя защищенными. И что? Ничего подобного не произошло.

Или взять войну с Грузией. На мой взгляд, война России на Кавказе – это не война России с Грузией. Это война против расширения НАТО. Напомню, Путин в Мюнхене сказал: в этом вопросе есть красная линия, заходить за которую Россия не позволит. Можно, конечно, не обращать на это внимания – пусть, дескать, Россия говорит что хочет. Но кому будет от этого лучше? Наш общий интерес – и России, и Евросоюза – это стабильность в Большой Европе, и, прежде всего, на постсоветском пространстве.

Мы вышли из советской шинели только в 1991 году, не имея никакого демократического опыта. И за эти 20 лет – какими бы плохими и несовершенными мы Западу не казались – мы совершили огромный шаг вперед. Да, мы думали, что можно чудесным образом перескочить из тоталитарного прошлого в светлое демократическое будущее. Не получилось – это были наивные иллюзии. Наверное, могло быть лучше, много ошибок сделали мы сами.

Но и Запад сделал очень много ошибок. Используя нашу слабость в 1990-е, игнорируя, унижая нас. Мне уже тогда было ясно, что как только мы станем чуточку сильнее, маятник пойдет в другую сторону. Так оно и случилось…

Вернер Шульц, с 2009 года депутат Европарламента, вице-президент Комитета по парламентскому сотрудничеству ЕС и России, член комитета по международным делам. До октября 2005 года – депутат германского Бундестага, ответсек и представитель по вопросам экономической политики фракции «Союз 90/Зеленые»:

– Я не знаю, чего ждать во внешней политике после возвращения Путина. Мы с коллегами вели философскую беседу об этом в Брюсселе. Высказывались самые разные тезисы. Но все сошлись на одном – Россия снова хочет поиграть мускулами во внешней политике. Это мы наблюдали в вопросе о Сирии – я имею в виду российское вето в Совете Безопасности ООН. Россия видит в себе защитницу Асада, и это достойно сожаления. С позиций других членов ООН, Россия себе абсолютно негативным образом изолировала и загнала в тупик.

Не думаю, что и в арабском мире Россия набирает очки. Она, скорее, теряет авторитет, поскольку реформы в арабском мире остановить невозможно. Россия могла бы поучаствовать в этом процессе, но предпочитает защищать деспотов и диктаторов. Например, что связывает Россию с Казахстаном и Беларусью? То, что Назарбаев правит 25 лет, Лукашенко – 17 лет, а Путин тоже, видимо, дойдет до 25 лет у власти?

Если в России не изменится политическая ситуация, не произойдет модернизация – прежде всего, социальная – Россия будет чем-то обратным Евросоюзу.

Мне говорят, что Запад не пошел навстречу России. Как не пошел? Россия – член большой «восьмерки», большой «двадцатки», мы создали Совет Россия-НАТО. В то же время, Россия – член БРИК, хотя в этой аббревиатуре «Р» часто ставится в скобки – с Китаем, Бразилией и Индией Россию трудно сравнить. Россия слабее, чем эти развивающиеся страны, которые совершили мощный рывок вперед.

Как видим, шаги в сторону России были сделаны. Но Путину нужен образ врага, чтобы укрепить свою власть. Поэтому в Мюнхене, во время конференции по безопасности, он оживил этот образ врага – без всякой необходимости.

Можно иметь разные мнения в отношении системы ПРО. Но мы всегда знали, что можем, например, воспрепятствовать ядерному оружию Ирана, если Россия будет в этом участвовать. То же касается Северной Кореи, где тоже очень хотелось бы ограничить ядерные вооружения. Есть стратегия в отношении России – сотрудничество и договор о партнерстве.

Но Россия отказывается от этой совместной деятельности. Мне казалось, у нас есть общие интересы, даже если у нас разные представления о ценностях. Россия всегда интересуется экономикой, каким образом, например, можно осуществить трансферт ноу-хау в Сколково, или Титановую долину - в Свердловске. Здесь Россия сразу готова к сотрудничеству.

Но если речь идет о ценностях – правовом государстве, демократии – тут Россия от сотрудничества отказывается. Мы не продвигаемся ни на сантиметр. Мы готовы были заключить договор по модернизации, мы записали его на бумаге. Но эта бумага так и осталась без движения, потому что в России не нашлось элиты, которая была бы готова реализовать эти планы на практике.

Тактика Путина – заключать двусторонние договоры со странами ЕС, а не адаптироваться к принципам Евросоюза. Все это – очень плохо.

Что касается безвизового режима... Если это – последняя свобода, которая нужна России, мы готовы отказаться от виз. Но молодые люди из России и сейчас путешествуют по миру. У тех из них, кто отдыхает в Сен-Тропе, много денег, и виза для них – не проблема. А у студентов из Перми все равно нет денег, чтобы поехать в Париж и прошвырнуться там.

России первым делом необходимо поработать над социальным устройством общества, чтобы большее количество людей могло позволить себе поехать в Европу. Тогда безвизовый режим и принесет пользу. А сейчас – он станет привилегией для тех, у кого привилегий и без того достаточно.

Фото: ИТАР-ТАСС