Бомж Борис с Курского. Интервью.
Бездомный по имени Борис уже не помнит, как давно он живет на улице. Самым близким человеком в его жизни был брат, но он умер, а жить с дедом он не хочет. Мы встретились с ним абсолютно случайно: он подошел, стрельнул сигарету и начал рассказывать, как недавно познакомился с транссексуалом Сашей, который отвез его в гостиницу, а после свидания купил ему телефон и новые шмотки. Мы захотели услышать другие истории и Боря с удовольствием рассказал нам про свою жизнь.
Стыдно бывает, когда я прошу денег. Знаешь, мне помогает алкоголь в этом смысле. А пить я не люблю. Ну, курить - курю. А пить не люблю.
Бомжевать я начал, можно сказать, с 13 лет. Я сирота, учился в интернате для умственно отсталых детей. Когда меня начали бить воспитатели, я стал убегать ночевать на Курский вокзал. Так я почувствовал свою судьбу, какая она плохая. У меня есть родственники, они живут в Саратове. Я довольно плохо их знаю. Еще есть двоюродный дед, какое-то время я жил у него, но потом мы поссорились. Он - тварь. Он хотел, чтобы я в его квартире ремонт делал за тысячу рублей. А я сказал, не хочу - слишком дешево.
Я после больницы тогда был - мне надрываться нельзя, мешки таскать эти, с цементом. А в больницу я попал вот как. Здесь, на вокзале, двое подходят ко мне и газом нервнопаралитическим мне в лицо, и начали меня по животу и по паху резать. Я от них побежал, на дорогу выбежал, на шоссе это, Садовое кольцо. Решил от них убежать и под машину попал. Колено у меня было сбито, вся нога в гипсе. Не знаю, зачем они это сделали. Рюкзак, может, мой хотели забрать?
Деда видел последний раз три месяца назад. Если я к нему вернусь, он будет очень злой на меня, потому что я ему ремонт не помог сделать. Он припомнит мне это дело. Просто будет все это время ворчать и говорить, когда будет напиваться, вечером: «Вот ты Борис, вот ты сволочь». А он каждый день бухает. «Путинку» пьет. Кому охота его нервы слушать? Я лучше буду далеко от него находиться, чем рядом с ним жить. Правильно? А в том году я огороды ему сделал, вскопал их. Раньше я к нему иногда ездил, сейчас перестал. Он мозги мне ебать начинает, когда злой. Нельзя телевизор смотреть, кино, которое хочу. И из-за этого не хочется рядом находиться с ним. Я могу на улице бомжевать.
Я даже зиму одну на улице прожил, два года назад. Вот здесь раньше палатка стояла, потом Собянин убрал. Собянин же запретил палатки все. А тогда я мог к палатке и забесплатно мне друг давал пиво. Я всю ночь стоял, на улице стоял. Днем я спал или в метро, или на вокзале. А так, я просто не спал. Я чисто пивом догонялся, «Охотой».Или кофе пил.
А этой зимой я жил в Центре Преображения России. Вот я в Туле у них был, в Рязани. Это чисто центр для бомжей и наркоманов, да. Алкоголиков и наркоманов. Там можно жить и работать на них бесплатно. И они за это кормят.
У меня это, представь, было три комнаты, а сейчас я бомжую. Три комнаты, в коммуналке. Первую я продал, потому что мне хотелось дело свое открыть. На Выхино она была, на Вешняковской улице. 10 с половиной метров, она мне от интерната досталась. А я ее продал за 650 тысяч рублей, чтобы дело открыть. Мы хотели мороженое делать. Я договорился с братом, будем бизнесменами. Он сказал – давай. Если что, говорит, я тебя пропишу к себе в комнату.
Арендовали подвал на Разгулева. Хотели цех по производству мороженого там открыть, но не получилось. Обанкротился. Знаешь, инфляция, там была, в 96-м году. Пришлось все оборудование продавать обратно, людей всех выкидывать, которых нанимал, на улицу.
А брат у меня фрезеровщиком работал на заводе. Он убогий был вообще-то, его бог наказал за то, что он грешил немножко. Ой, как мне жалко его было. Ни разу, это, не хочется матом говорить, не трахался. Ни разу не трахался даже, представляешь? У него фаланг не было. Его прораб окрикнул, а он выпимши был, ну и пальцы ему отрезало. Ему дали первую группу.
Он мне однажды сказал, мол, познакомь меня, с теми, с кем ты общаешься, приведи их домой. Тогда я риелтером работал, зарабатывал в день примерно по сто долларов. Мог себе позволить пойти в клуб, мог вещи себе покупать, джинсы. Ходил на дискотеку в «Шанс» на Площади Ильича, там был аквариум хороший с большими рыбками: по пятницам там люди голые плавали, и все смотрели на них. Представляешь? В основном, туда голубые всякие приходили. И девочки и парни были, а так, в основном, голубые.
В «Шансе» я познакомился с одним мужиком, его Андрей звали. Сначала я дал ему пятьдесят рублей на водку. А он предложил мне, чтобы я пригласил его к себе переночевать, типа он мне даст. Ну я взял, и привел его к брату. Купили две бутылки водки, «Три богатыря», дешевая такая, раньше продавалась, и закуски. Хлеба, немножко колбаски и все.
Мы пришли, а у меня дома еще две бутылки на столе стоят. И в тот вечер брат перепил - и умер. Я просыпаюсь утром - думаю, чего это он не храпит? Он обычно храпит, тем более когда синий. Этого толкаю, который пришел вместе со мной. А он забегал как собака по квартире, не знает, что делать. Я ему говорю, иди к соседям, звони, вызывай скорую. Позвонил, вызвал. Она приехала. И говорит: «Ты меня извини, Борис, я сейчас убегаю. Мне надо будет по делам идти, увидимся на дискотеке».И ушёл. Ну не сволочь ли? У меня горе, а он убежал.
А из комнаты, в которой жил брат, меня выгнали. Все досталось соседке. Там диваны и шкафы были новые, их ему бабка купила. Все к соседке ушло, представляешь? Все вещи, которые были нажиты нажиты большим трудом.
После смерти брата я год на винте торчал. В Царицыно жил, снимал там комнату. Вмазаться мне предложила баба, которую я в комнату к себе привел. Я первый раз отказался, а потом согласился. Мне под винтом трахаться понравилось. Я мог бабу ебать целый час. Еще я мог кроссворды разгадывать большие, в них слова угадывать, которых не знаю. И быть раскрепощенным. Мог работать как собака и не уставать, хорошо было.
Больше не хочу его, он действует на нервы, людей притягивает. Под винтом я стал почему-то бояться милиции – а раньше никогда не боялся. Начал бояться, что меня поймают.
Я винт сам научился варить, меня даже за мастерство называли «профессором». Я из любого эфедрина сделаю винт, главное, чтобы эфедрин был. Нужна кислота, щелочи. За компонентами я на Лубянку ездил.
Раньше подруга меня вмазывала, а потом я сам начал - и передознулся. Мне начали казаться глюки. Тараканы мерещатся, ползут из всех щелей ко мне, летящие, ползучие. Летят и садятся на лицо, в глаза бьют. Я сначала руками от них отмахивался, потом убежать пришлось.
Я из окна выпрыгнул на кухне - слава богу первый этаж был. Пошел в санэпидемстанцию и рассказал там, что чеченцы подкинули мне в форточку тараканов. Приехала скорая помощь и милиция – хорошо, что я в это время был во дворе.
Домой решил не возвращаться, поехал к другу. В метро еду, а там ведьмочка на веревочке, маленькая такая, а около меня тараканы ползают. Я ногами их давлю и говорю кышь, кышь отсюда. Приезжаю к другу и говорю: «Серега, перекрести меня, пожалуйста. Мне тараканы везде мерещаться, дьявольское наваждение какое-то». Он перекрестил, но через пять минут все снова началось. Так мне плохо было, пять дней мучился. Думал, что умру. А Серега думал, что я с ума сошел.
У меня потом еще один передоз случился. Ну, я винтом поставился, мне захотелось ебаться. Я взял в руки карту голую, хотел подрочить. Я держу карту эту, голую бабу. Знаешь какую? Пиковую даму. Представляешь? Пиковую даму держу, голую, с сиськами и хочу подрочить. И тут вырубаюсь.
Сначала я очутился в черном подвале и там сорок баб, все голые. И всех я по очереди ебу. Потом, я устал, мне уже не хочется их трахать и я от них убегаю, они — за мной. Сорок голых баб бегут за мной, все меня хотят. Прибегаю в комнату, там стоит стол, накрыт всякими яствами, которые я хочу. Куры-гриль лежат, вина всякие. И стоит огромный мужик, три метра ростом, волосы длинные, белые. Я понял, что это дьявол, его звали Асиель. И он говорит мне: «Борис, оставайся здесь». Я говорю, не останусь. Я почему-то захотел на улицу выйти. У меня предчувствие какое-то было, интуиция. А он мне в ответ, не хочешь жрать то, что на столе, уходи тогда. Я вышел и очнулся сразу же.
P.S. Когда Боря закончил рассказывать про передоз, приехали полицейские. Мы настаивали, что початая бутылка пива, стоящая на лавке возле детской площадки, ни в коем случае не может принадлежать нам. В результате дискуссии, в отделение забрали только одного из нас. Боря продолжил свой рассказ, но через некоторое время приехал второй патруль. К этому моменту с Борисом уже было сложно разговаривать, и мы решили разойтись, вручив ему двести рублей.
Комментарии
Отправить комментарий