Британский выход. Всё смешалось в европейской «семье народов».
Сегодня в Великобритании — референдум о выходе из ЕС. Граждане «туманного Альбиона» решат, остаться в европейской семье народов или сойти с «еврокорабля». Выход Соединённого Королевства резко ускорит процесс дезинтеграции крупнейшего объединения европейских государств и выдаст кредит доверия евроскептикам. Британский опыт станет примером для других стран, более не испытывающих утопических иллюзий в отношении «Соединённых Штатов Европы».
Четверть века назад, когда распадались Советский Союз и Югославия, западные политологи смотрели на разделение больших государств на множество мелких отдельных «национальных квартир» с нескрываемым оптимизмом: пафос о праве наций на самоопределение правил бал. Сегодня, когда сепаратистские стремления вспыхивают в различных регионах Европейского союза, брюссельские «политконструкторы» глядят на эти процессы уже не столь восторженно.
Референдум об отделении Шотландии от Великобритании, несостоявшийся референдум о независимости Каталонии, бурления таких «мятежных» регионов, как итальянские Венето и Южный Тироль, бельгийская Фландрия или знаменитая Страна басков, — всё это последовательно подтачивает основания европейского проекта, свидетельствуя о фундаментальном кризисе ЕС.
Новой вехой европейской дезинтеграции становится «брексит».
Этим термином, образованным в результате сокращения British exit («Британский выход»), прозвана кампания сторонников выхода Соединённого Королевства из Европейского союза. В результате референдума Великобритания может покинуть ЕС.
В симфонии европейских народов голос британцев всегда звучал отдельно. Вопреки брюссельской воле Лондон демонстрировал и демонстрирует «излишнюю» самостоятельность.
Соединённое Королевство не стало членом еврозоны, не присоединилось к Шенгенским соглашениям, не подписало бюджетный пакт о единой фискальной политике ЕС, отказалось участвовать в системе распределения беженцев.
Обособленность англичан уходит корнями в историю и связана с островным географическим положением, самосознанием и менталитетом британцев, определённым недоверием к европейским союзникам: тот же де Голль дважды налагал вето на вступление Великобритании в Европейское экономическое сообщество, опасаясь роста американского влияния через островитян.
С усилением роли брюссельской бюрократии в европейских делах политиков Королевства всё сильнее стало задевать их «колониальное» положение. Несмотря на то что Британия является одним из крупнейших доноров ЕС, Брюссель определяет для некогда великой страны «неподобающие» рамки: более половины действующих законодательных документов в Великобритании — продукт работы сотрудников администрации ЕС и составлены ими «под себя».
Не все англичане желают платить за такое и к тому же продолжать кормить Грецию, Португалию и разную прибалтийскую периферию.
Сторонники «брексита» хотят выйти из-под европейской юрисдикции и прекратить выплачивать огромные членские взносы — порядка 11 млрд евро в год. Британские евроскептики уверены: членство в ЕС сдерживает социально-экономическое развитие их страны.
Не последним вопросом является возвращение Соединённому Королевству контроля над собственными границами и приостановка потока мигрантов. Европейский кризис беженцев логичным образом усилил эти настроения.
Традиционно выразителем идеи выхода из ЕС является Партия независимости Соединённого Королевства (UKIP). В рамках «брексита» UKIP проводит активную агитационно-мобилизационную кампанию, призывая британцев 23 июня сделать «правильный» выбор.
Несмотря на многократные обвинения UKIP в популизме и радикализме, сами англичане благоволят этой политической силе и её харизматичному лидеру — евродепутату Найджелу Фараджу. На прошлогодних парламентских выборах за «фараджистов» проголосовали 4 млн человек, или 13% всех избирателей.
В случае выхода Великобритании из ЕС брюссельская казна недосчитается значительной суммы. В первую очередь это ударит по поддержке дотационных членов Союза — южан и восточноевропейцев.
«Брексит», безусловно, будет иметь и определённые «бытовые» последствия.
— Вполне вероятно изменение визового режима: среди апологетов выхода доминирует установка на снижение числа низкоквалифицированных гастарбайтеров.
— Прогнозируется рост себестоимости перелётов и увеличение цен на авиабилеты в Британию.
— Однако главное последствие «брексита» — возможная цепная реакция бегства с «европейского корабля». Шотландцы уже сообщили, что при успехе британского референдума Эдинбург повторит свою попытку отсоединиться.
«Брексит» начал активно работать на позиции евроскептиков в Германии и Франции. По июньским данным Pew Research Center, только половина немецких граждан симпатизирует европроекту, что на 8% меньше, чем годом ранее.
Среди французов оказалось лишь 38% еврооптимистов. Падение уровня поддержки европейской идеи за год — 17%. Лидер Национального фронта Франции Марин Ле Пен, заявившая об участии в президентской гонке следующего года, уже пообещала избирателям, что в случае прихода к власти проведёт для французов аналогичный референдум — «фрексит».
Именно поэтому для евроинтеграторов-утопистов, мечтающих о «Соединённых Штатах Европы», перспективы выхода Великобритании из ЕС становятся самым жутким ночным кошмаром.
«Конец западной политической цивилизации», — даёт оценку референдуму в случае его успеха президент Совета Европы польский политик Дональд Туск.
По последним данным компании Survation, опубликованным 16 июня агентством Reuters, за выход Соединённого Королевства из ЕС выступают 42% жителей страны, против — 45%.
Прошлый опрос Survation показывал зеркально противоположную картину: 45% — за, 42% — против.
Чаша весов склонилась в пользу противников «брексита» после убийства члена британского парламента от Лейбористской партии Джо Кокс, выступавшей за Великобританию в Европейском союзе.
Интрига по поводу голосования, между тем, сохраняется.
Сегодня Евросоюз переживает не лучшие времена. В нынешнем забюрократизированном виде крупнейший интеграционный проект превратился в кабалу, в инструмент десуверенизации исторической Европы.
Поэтому «исход» Великобритании вовсе не стал бы бомбой, но лишь следствием давно оформившихся процессов.
Дезинтеграция Евросоюза уже идёт полным ходом. В начале года Лондон добился от брюссельской бюрократии особого статуса, позволяющего ограничить доступ мигрантам к социальной системе ЕС и по-своему трактовать политические решения Брюсселя.
Что это, если не свидетельство хронической болезни европроекта и его распада?
В будущем попытки бегства с единого европейского корабля — «экситами» или с помощью «особых статусов» — будут только множиться.
Свои против чужих. В мире воображаемых сообществ.
Человеческая цивилизация — это антропогенная среда, созданная человеком в собственных целях и для собственных потребностей.
Однако построение цивилизации предполагает наличие мощной ресурсной базы, и чем дальше заходит прогресс цивилизации, тем больших ресурсов она требует.
Под ресурсами здесь понимается не только необходимое сырье, извлекаемое из окружающей среды (т.н. природные ресурсы), но и технологии их преобразования в полезные для человека объекты, а также сам человек (человеческие ресурсы), без интеллекта и физической силы которого невозможно ни извлечение природных ресурсов, ни их технологическое преобразование и использование.
Соответственно, одним из главнейших вопросов человеческой истории был и остается вопрос владения и контроля над ресурсами, и причины большинства войн и конфликтов связаны именно с этим.
Формирование групповых идентичностей, основанных на принципе «свой-чужой», также в значительной степени основано на совместном владении и пользовании ресурсами.
«Свои» — это те, с кем мы совместно владеем и пользуемся ресурсами, извлекая из этого коллективное благо.
«Чужие» — те, кто не входит в «наше» сообщество, т.е. не имеет прав на «наши» ресурсы и связанные с ними блага. Более того, «чужие» являются источником потенциальной угрозы, т.е. могут посягнуть на «наши» ресурсы.
Отсюда вполне закономерным явлением межчеловеческих отношений становится ксенофобия — комплекс настороженно-враждебного отношения к «чужакам».
Первоначально складывание подобных групповых идентичностей происходило на кровнородственной основе, ведь семья — это первичный, базовый социальный институт, основанный на самых «естественных» связях между людьми — родственных.
Поэтому круг «своих», владеющих совместными ресурсами и имуществом, изначально определялся по принадлежности к родовому сообществу. Кровнородственные связи в вопросах собственности на материальные ресурсы продолжают играть важную роль и в наши дни.
Однако по мере вовлечения в сферу пользования людей все большего объема и разнообразия ресурсов возникала потребность в формировании более широких сообществ, где круг «своих» уже не мог определяться на основе исключительно кровного родства.
Возникают, используя термин политолога и социолога Бенедикта Андерсона, «воображаемые сообщества», т.е. большие неконтактные группы, большинство членов которых непосредственно не знакомы, однако при этом идентифицируют друг друга как «своих».
Формирование таких «воображаемых сообществ» предполагает выработку неких маркеров, по которым безошибочно происходит опознание «своих» и «чужих».
Эти маркеры могут быть различными и варьировать от эпохи к эпохе: язык, этническое происхождение, религия, социальный статус. Нередко такие идентичности накладываются друг на друга, формируя сложную и нелинейную картину социальных отношений.
Можно говорить о «горизонтальных» идентичностях («горизонтальных братствах», по Б.Андерсону), объединяющих людей в рамках той или иной общности поверх социальных (классовых) барьеров. К примеру, это может быть этническая или религиозная общность.
Однако в рамках таких «горизонтальных» сообществ неизбежно происходит «вертикальная», или классовая, стратификация, связанная с неравным доступом к ресурсам и благам.
В «горизонтальных» сообществах выделяются привилегированные группы, которые формально или неформально контролируют основную долю ресурсов и благ.
В результате «горизонтальные» сообщества распадаются на «вертикальные» классовые субкультуры, обусловливаемые уровнем материального обеспечения и культурного развития, доминирующими видами деятельности, образом жизни и т.п.
«Вертикальная» дифференциация может очень сильно подрывать «горизонтальное братство», порождая острые социальные конфликты внутри него — то, что марксизм описывал в терминах «классовой борьбы».
Нередко степень взаимного отчуждения «вертикальных» групп может быть такой, что они начинают ощущать себя частями разных «горизонтальных» сообществ.
Дробление человечества на разнообразные «воображаемые» общности, «горизонтальные» и «вертикальные», становится причиной многочисленных войн и конфликтов, различных форм дискриминации и т.п.
Ведь идентичность, основанная на разграничении «своих» и «чужих», неизбежно провоцирует групповой эгоизм, зачастую ставящий интересы «своих» в ущерб интересам «чужаков».
Следствием этого становится распыление ресурсов, находящихся в распоряжении человеческой цивилизации, между враждующими сообществами, а также растрата человеческой энергии и потенциала на борьбу этих сообществ друг с другом.
Вот почему уже с древних времен людей занимала мечта о справедливом обществе, где блага и ресурсы были бы коллективным достоянием всех людей и распределялись между ними независимо от классовой или этнической принадлежности.
В частности, такую идею всеобщего равенства людей предлагало христианство. Все люди равны перед Богом, и в этом равенстве «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного».
Христианство мыслилось как «вселенская» общечеловеческая религия, сглаживающая как этнические, так и социальные дифференциации.
По факту, однако, религия стала еще одним дифференцирующим маркером, который наложился на этнические и классовые идентичности.
Во-первых, была положена грань между верующими и «неверными».
Во-вторых, сама «вселенская» религия раздробилась на враждующие конфессии, принадлежность к которым также стала элементом маркировки «своих» и «чужих».
В Новое время преодоление как классовых, так и этнокультурных форм стратификации связывалось с коммунистическими идеями. Машинное производство, как казалось, позволит преодолеть многообразные формы социального угнетения и эксплуатации, а развитие транспортных сообщений и формирование глобального хозяйства — преодолеть этнокультурные барьеры.
Само это мировоззрение, основанное на мечте о едином человечестве, преодолевшем расколы на разного рода эгоцентричные «воображаемые сообщества», можно определить как космополитизм.
Пока космополитическая мечта так и остается мечтой, сама осуществимость которой дискуссионна.
Тем не менее, космополитические устремления, направленные на выход за ограничивающие рамки тех или иных «воображаемых сообществ» и консолидацию людей поверх разделяющих их барьеров, присутствовали в истории человечества с древних времен, ломая устоявшиеся модели идентичностей и запуская процессы формирования новых.
Всеволод Шимов, доцент кафедры политологии БГУ (Белоруссия)
Комментарии
Отправить комментарий