Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях.
Дореволюционное общество отличалось тем, что в нем особенно важно было понимать, кто именно перед тобой, какое именно место он(а) занимает на социальной лестнице, а если человек сам об этом забывал, ему об этом постоянно напоминали. Проявлялось это по-разному, и чаще всего с помощью обращений.
Владимир Маковский. Картина «Литературное чтение», 1866
Крестьянам и небогатым мещанам при общении друг с другом раздумывать не приходилось. Они обычно говорили друг к другу «ты», включая незнакомцев. Обращение на «вы» обычно применялось, если собеседник был значительно старше или хотелось подчеркнуть свое почтение. К вышестоящим лицам обращались на вы, по имени-отчеству.
Для чиновников и военных были предусмотрены обращения, исходя из табеля о рангах:
I Канцлер Высокопревосходительство
II Действительный тайный советник Высокопревосходительство
III Тайный советник Превосходительство
IV Действительный статский советник Превосходительство
V Статский советник Высокородие
VI Коллежский советник Высокоблагородие
VII Надворный советник Высокоблагородие
VIII Коллежский асессор Высокоблагородие
IX Титулярный советник Благородие
X Коллежский секретарь Благородие
XI-XII Губернский секретарь Благородие
XIII—XIV Коллежский регистратор Благородие
Сходное деление было и для военных, и для придворных. Со временем появления этого табеля в него не раз вносились изменения, но общий принцип сохранялся.
Если точно определить, кем именно является собеседник, не удалось, могли ограничиться «вашим благородием». Чтобы польстить человеку, могли «случайно» перепутать обращение и «повысить» его. Герой чеховской «Дуэли» военный врач Самойленко «был безгрешен, и водились за ним только две слабости: во-первых, он стыдился своей доброты и старался маскировать ее суровым взглядом и напускною грубостью, и во-вторых, он любил, чтобы фельдшера и солдаты называли его вашим превосходительством, хотя был только статским советником».
Императора и императрицу именовали императорским величеством, великие князья были императорскими высочествами, светлейшие князья – светлостью, просто князья, а также графы были сиятельства. Для купцов придумали неофициальное обращение «ваше степенство». В рассказе Чехова «Анна на шее» муж героини и его коллеги обращаются к начальнику «ваше сиятельство». Исключительно «их сиятельством» они с подобострастием называют его и в беседах между собой, и даже дома. Аналогичная ситуация и со старым князем Болконским. «— Проехать трудно было, ваше сиятельство, — прибавил управляющий. — Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?» К женщине использовались те же обращения, если она замужем - те же, что и к ее супругу. Если при вступлении в брак она лишалась титула, можно было подчеркнуть благородное происхождение, уточнив, что она "урожденная" такая-то.
Владимир Маковский "Тет-а-тет"
Для неформального разговора у «благородий» было много вариантов обращений. Они чаще всего общались между собой на вы, к родителям тоже обычно обращались на вы, а иногда и к супругам. Если речь шла о хорошо знакомых людях, равных по возрасту и социальному статусу, то обычно на вы и по имени-отчеству. В некоторых случаях и просто по имени или даже фамилии (как Ленский и Онегин, или Печорин с Грушницким в «Герое нашего времени»), но это могло быть признаками как дружеских отношений, так и излишней фамильярности, как например в случае с «эмансипе» Кукшиной в «Отцах и детях». «Да, да, я знаю вас, Базаров, - повторила она. (За ней водилась привычка, свойственная многим провинциальным и московским дамам, - с первого дня знакомства звать мужчин по фамилии.) – хотите сигару?» Могли обратиться по титулу (дорогой граф/князь), если таковой имелся. Для близких друзей и родственников могли быть свои ласковые имена или домашние прозвища, «облагораживались» или изменялись простые русские имена на западный манер. В «Анне Карениной» Дарья превратилась в Долли, Степан в Стиву, Екатерина в Китти. Провинциальные дворяне часто общались с друзьями на «ты», что для столицы было моветоном. К незнакомцу можно было обратиться «сударь». Прибавление «с» в конце слова - как раз сокращение слова «сударь».
Но и обращение «сударь» могло восприниматься по-разному, в зависимости от контекста. Оно произошло от слова «государь», имевшего два значения. С одной стороны – монарх, с дугой – просто уважаемый человек. В. И. Даль писал: «Отцы наши писали к высшему: милостивый государь, к равному — милостивый государь мой, к низшему — государь мой». Со временем «милостивый государь» стало стандартным вежливым обращением, но часто с привкусом «казенщины». Примерно как «уважаемый товарищ» в СССР. Если данное словосочетание (а также его производные) использовали по отношению к другу или хорошему знакомому, это звучало подчеркнуто холодно. Яркий пример такого контраста можно увидеть в «Повестях Белкина» А. С. Пушкина. Книга начинается рассказом издателя о долгих безуспешных попытках узнать больше об авторе этих повестей, а затем приводится письмо соседа и единственного близкого друга Белкина. Начинается оно так: «Милостивый Государь мой ****! Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца, в коем вы изъявляете мне свое желание иметь подробное известие о времени рождения и смерти, о службе, о домашних обстоятельствах, также и о занятиях и нраве покойного Ивана Петровича Белкина, бывшего моего искреннего друга и соседа по поместьям. С великим моим удовольствием исполняю сие ваше желание и препровождаю к вам, милостивый государь мой, всё, что из его разговоров, а также из собственных моих наблюдений запомнить могу». И обращение, и сам стиль письма подчеркивают, что писавший – человек пожилой и вежливый. В повести «Выстрел» «офицер, разгоряченный вином, игрою и смехом товарищей, почел себя жестоко обиженным и, в бешенстве схватив со стола медный шандал, пустил его в Сильвио, который едва успел отклониться от удара. Мы смутились. Сильвио встал, побледнев от злости, и с сверкающими глазами сказал: «Милостивый государь, извольте выйти, и благодарите бога, что это случилось у меня в доме». Еще один пример использования подобного обращения с целью подчеркнуть свое недовольство можно увидеть в «Дубровском». Отец главного героя, оскорбленный злой шуткой, покинул имение сумасброда Троекурова и написал ему письмо: «Государь мой премилостивый, Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин. За сим остаюсь покорным ко услугам Андрей Дубровский».
Владимир Маковский "Политики"
Неоднозначно воспринималось и слово «господин». С одной стороны господин - звучит гордо. «Дамы и господа», «господский дом» и т.д. С другой стороны нет. Характерный эпизод есть в книге «Остров Сахалин» Чехова. По пути на остров писатель знакомится с чиновником, который всячески подчеркивает широту своих взглядов и либеральный настрой. Но когда уже на Сахалине к нему на прием пришла женщина с прошением и при обращении назвала его господином, он начал кричать, что он ей не господин. Дело в том, что со временем первоначальное значение слова начало размываться. Господами стали звать всю «чистую публику», особенно если эти люди не имели иных чинов, воинских званий, титулов, которые можно было бы поставить перед именем. Среди самих чиновников это слово могло использоваться при обращении к подчиненным. В 18-начале 19 века, когда были популярны крепостные театры, «господин» или «госпожа» писали перед именами артистов, чтобы подчеркнуть, что они - свободные люди, а не крепостные. Господином мог именоваться разночинец, который не состоит на службе и, соответственно, не подпадает под табель о рангах. Иногда господами называли купцов.
В армии слово «господин» использовалось при обращении к офицерам, но только при некоторых званиях. Например, в «Герое нашего времени»: « Раз, осенью пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти. Он явился ко мне в полной форме и объявил, что ему велено остаться у меня в крепости. Он был такой тоненький, беленький, на нем мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно. «Вы, верно, — спросил я его, — переведены сюда из России?» — «Точно так, господин штабс-капитан», — отвечал он. Я взял его за руку и сказал: «Очень рад, очень рад. Вам будет немножко скучно... ну да мы с вами будем жить по-приятельски... Да, пожалуйста, зовите меня просто Максим Максимыч, и, пожалуйста, — к чему эта полная форма? приходите ко мне всегда в фуражке».
Владимир Маковский "На парадной лестнице"
Уважение (или не уважение) могло проявляться во многих нюансах общения. При встрече могли поклониться, а могли просто головой кивнуть, предложить вошедшему в кабинет стул или оставить стоять, прислать человеку домой свою визитную карточку или явиться с визитом самому. Характерный пример есть в романе «Отцы и дети» Тургенева: «Матвей Ильич был настоящим «героем праздника», губернский предводитель объявлял всем и каждому, что он приехал, собственно, из уважения к нему, а губернатор даже и на бале, даже оставаясь неподвижным, продолжал «распоряжаться». Мягкость в обращении Матвея Ильича могла равняться только с его величавостью. Он ласкал всех — одних с оттенком гадливости, других с оттенком уважения; рассыпался «en vrai chevalier français» перед дамами и беспрестанно смеялся крупным, звучным и одиноким смехом, как оно и следует сановнику. Он потрепал по спине Аркадия и громко назвал его «племянничком», удостоил Базарова, облеченного в староватый фрак, рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь, через щеку, и неясного, но приветливого мычанья, в котором только и можно было разобрать, что «я...» да «ссьма»; подал палец Ситникову и улыбнулся ему, но уже отвернув голову». После некоторых крупных праздников (Рождества, Пасхи) было принято навещать друзей и знакомых, и часто был важен сам факт приезда, хоть на 10 минут. Чем раньше – тем большее выказано уважение. С визитами отправлялись на следующий день после свадьбы молодожены.
Важную роль играло еще и то, где и как хозяин принимал гостя. В рабочий кабинет могли попасть многие, он и нужен был в том числе для общения с визитерами. В 18 веке была мода принимать посетителей утром, и для этого даже создавались парадные спальни, в которых в реальности никогда не спали. Ф. Ф. Вигель в своих мемуарах описывает вельможу, который встречал визитеров утром, когда слуга водружал на его голову парик и пудрил. С одной стороны утренний визит в неформальной обстановке был признаком доверительного отношения и возможности попасть к человеку в любое время, но чаще наоборот показывало, что визитер ниже по социальному статусу. Другое дело, если человека принимали в гостиной, во время званого обеда или, тем более, вечером в обществе других уважаемых гостей. Возможно, отголоски подобного отношения можно увидеть в романе «Война и мир», в сцене, где семья Ростовых пришла в дом старого князя Болконского, а тот вышел к ним в подчеркнуто затрапезном виде. Когда в его дом явился князь Курагин с сыном Анатолем, он вел себя иначе даже при том, что Курагина не любил и даже презирал. «Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучерá и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге. Он не стал расчищать дорогу, но был вежлив и встречал гостей в гостиной. Князь Курагин был министром, а граф Ростов просто разорившимся аристократом.
Часть информации взята тут:
Ф. А. Федосюк " Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века"
Ф. Ф. Вигель "Записки"
Н. А. Марченко "приметы милой старины. Нравы и быт пушкинской эпохи"
+ классика русской литературы, откуда я и привела цитаты.
Комментарии
Отправить комментарий