Фантастические фишки Кира Булычёва. Как советский писатель придумал будущее, в котором хочется жить.
90 лет со дня рождения писателя Кира Булычёва — повод поразмышлять над тем, благодаря чему создатель Алисы Селезнёвой вошёл в историю как один из самых известных фантастов в истории русской литературы. Конечно, мы можем просто сказать, что он был хорошим писателем, и будем правы, но разве не интереснее углубиться в детали?
Пытаемся сформулировать достоинства прозы Булычёва, благодаря которым его книги остаются интересными по сей день, и вспоминаем некоторые его тексты — известные и не очень.
Гендер в мире будущего
Если Игорь Всеволодович Можейко (настоящее имя Кира Булычёва) и слышал песню «Половое равенство (это миф!)» группы «НИИ Косметики», эта композиция вряд ли относилась к числу его любимых. Конец XXI века, в котором обитают Алиса Селезнёва, её родные и друзья — своего рода гендерная утопия, которая, как считается, бросила вызов сексизму в советской фантастике.
В статье Марии Елифёровой «Алиса Селезнёва: секреты успеха» утверждается:
«Заслуга Кира Булычёва <…> перед отечественной литературой настолько уникальна, что аналогов с ходу и не подобрать. <…> Пожалуй, если вынуть из булычёвского творчества Алису и представить на её месте какого-нибудь пионера Васю, от феномена Булычёва мало что останется <…>».
Со вторым предложением в процитированном отрывке можно поспорить, вспомнив, что творчество Булычёва в принципе довольно женоцентрично (даже псевдоним Кир — маскулинитив от имени его жены Киры). Серия книг об интергалактической полиции строится вокруг агента Коры Орват, второстепенной героини алисианы, а цикл «Река Хронос» непредставим без Лиды Иваницкой. Впрочем, в популярности с Алисой этим дамам, конечно, не тягаться.
По словам Елифёровой, «фантастический» сексизм не сдаёт позиций и в наши дни, но если теперь он «чаще принимает „мягкие“ формы гендерных стереотипов, то шесть-семь десятилетий назад едва ли не общим консенсусом было убеждение, что освоение космоса сугубо мужская сфера деятельности; по аналогии с мореплаванием, женщине отводилась роль невесты, ждущей „на берегу“». Как видно, в том, что положение улучшилось, алисиана сыграла не последнюю роль.
Алиса Селезнёва в фильме «Гостья из будущего» (1984). Источник
Сам Кир Булычёв объяснял свою позицию по-разному. В интервью 1986 года он говорил, что ему попросту «обидно за девочек». А в другой раз высказался довольно своеобразно:
«Если реалистическая литература занята выяснением отношений между людьми, а люди это обязательно или мужчины, или женщины, то в фантастической литературе этот принцип художественной литературы часто забывается. То есть идёт подмена отношений — на место отношений между мужчиной и женщиной ставятся отношения другого рода — между человеком и обществом, человеком и техникой, человеком и наукой, человеком и машиной и так далее… И выходит, что машина, наука и другие подобные штуки начинают служить заменителем женщин… Что мне кажется определённого рода извращением».
Таким образом, мы можем предположить, что писатель вряд ли был сознательным сторонником полового равенства и действовал, скорее, по велению сердца. Не исключено, что, если бы в 1960 году в семье Киры и Игоря Можейко не родилась дочь Алиса (писатель утверждал, что у героини от его дочери только имя, и тем не менее обойти этот факт невозможно), в 1965‑м не вышел сборник рассказов о семействе Селезнёвых «Девочка, с которой ничего не случится», а затем его многочисленные продолжения.
Однако Татьяна Тернопол в статье «„Прекрасное далёко“: гендер в мире будущего в повестях Кира Булычёва об Алисе Селёзневой» допускает, что дело не столько в личном отцовском опыте, сколько в «реалиях советского общества». По наблюдениям исследовательницы, истинное гендерное равноправие свойственно лишь первым книгам алисианы, в то время как в более поздних текстах отношения героев тяготеют к патриархату:
«Гендерные представления в алисиане опираются на реалии советского общества. Гендерные практики, отражённые в ранних произведениях, описывают дискриминацию женщин в профессиональной сфере, расширенное материнство, контакт „работающая мать“. Гендерное равенство, которое должно будет наступить в будущем, воплощается в образах „вовлечённого отца“ и карьерно-ориентированной матери Алисы, освобождённых от домашнего труда благодаря научно-техническому прогрессу и институтам „социальной заботы“. Во второй половине 1980‑х гг. под влиянием консервативного гендерного поворота в СССР гендерный порядок мира, описанного Булычёвым в книгах об Алисе, изменяется. Традиционная женственность воплощается в образе инопланетянки Ирии Гай. Однокарьерная семья, которую создают Ирия и землянин Тадеуш, преподносится как идеальная модель семейной жизни. Новое восприятие гендерного контракта находит воплощение в образах Алисы и Пашки Гераскина: с началом пубертата Алиса демонстрирует традиционные женские качества, а Пашка — мужские. Распределение обязанностей на земле и в космосе начинает определяться патриархатным гендерным контрактом».
И всё же при этом сложно не заметить, что основная разница между Алисой и Пашкой, которая подчёркивается Булычёвым, вовсе не гендерная. Как замечает Елифёрова, «Алисе, в отличие от Пашки, присуща ответственность за других». Именно это делает её лидером, настоящей главной героиней, оставляя храброго, но безалаберного Гераскина вечным персонажем второго плана.
Приметы времени
Мысль, что выдуманное будущее — не абстракция, а трансформация сегодняшнего дня в рамках фантастического жанра, была близка и самому Булычёву. В 2000 году он говорил:
«Что такое фантастика? Это самый актуальный вид литературы, это попытка ответить на вопрос, что с нами происходит, что с нами будет. <…> Фантаст может писать только о нашем времени, всё остальное — от лукавого».
Это объясняет, почему в книгах про Алису нередко встречаются трогательные, местами забавные анахронизмы. Её мир — это в немалой степени хроника советских 60‑х (70‑х, 80‑х и так далее, в зависимости от года выхода той или иной книги), зафиксированная в футуристическом антураже.
К примеру, в «Путешествии Алисы» (1974), события которой развиваются в конце XXI века, отец Алисы (и одновременно рассказчик) профессор Селезнёв вспоминает:
«Так получилось, что я с детства люблю животных, и никогда не менял их на камни, марки, радиоприёмники и другие интересные вещи».
В СССР подобные обмены ценностями действительно были популярны среди детей (можно вспомнить рассказ Драгунского «Он живой и светится» или выпуск «Давай меняться?» из киножурнала «Ералаш), да и радиолюбительством увлекались многие. Но сегодня нам сложно вообразить ребёнка, который отдаст животное (тем более инопланетное, из тех, с которыми работает папа-Селезнёв) за допотопный приёмник. Так что отрывок, в котором профессор даёт понять, что отличался от прочих детей, репрезентует нам не гипотетическое будущее, а реальное прошлое. Писатель в рамках этого отрывка выступает не как футуролог, а как историк — к слову, это основная профессия Игоря Можейко.
Профессор Селезнёв в диафильме «Девочка из XXI века» (1977). Источник
Казалось бы, история и фантастика — явления противоположные друг другу. Но Булычёв считал иначе:
«Историческая литература и фантастическая литература очень похожи. И та, и другая имеют дело с вымышленным антуражем. Если вы пишете роман о жизни России XVII века, воссоздавая образ мыслей, разговоров, поведения — никто ваш роман читать не будет. Вы должны придумать современный мир. Читатель должен иметь возможность поставить себя на место героя. Реального героя в придуманном антураже. То же самое происходит в фантастике».
Откроем рассказ «Обида» из цикла о Великом Гусляре — городе, в котором постоянно случается что-то необыкновенное. Здесь гуслярцам удаётся подслушать разговоры инопланетян, которые тайно наблюдают за землянами и обсуждают увиденное. Скажем «Заметил странное скопление аборигенов. Стоят в очереди перед хозяйственным магазином. Жду от них разумных поступков».
Один из героев, изобретатель Саша Грубин, тут же переводит услышанное на язык родных осин: «Обещали завтра обои выкинуть. Три дня уже люди дежурят».
Очереди и дефицит — обстоятельства, не имеющие формального отношения к фантастике, однако именно они во времена Советского Союза отвечали за коммуникацию читателя с текстом, помогая идентифицировать себя с персонажами, сопереживать им. Сегодня для нас подобные нюансы — любопытные приметы времени, которым при желании можно посвятить отдельное исследование.
Пожалуй, здесь будет уместно привести цитату из текста Андрея Щербака-Жукова, который видел в описанном подходе особую авторскую человечность:
«Действие многих рассказов <…> происходит в далёком космосе и на иных планетах, однако в центре повествования — человек, его переживания, его чувства. Возможно, этот подчёркнуто гуманитарный подход и сделал писателя таким популярным».
Футуристическое барокко
Мы уже упомянули четыре книжных цикла Кира Булычёва: «Приключения Алисы» (алисиана), «Великий Гусляр», «Интергалактическая полиция» и «Река Хронос». Назовём оставшиеся шесть: «Доктор Павлыш», «Андрей Брюс», «Институт экспертизы», «Театр теней», «Верёвкин» и «Лигон».
И ещё множество внецикловых романов, повестей, рассказов, сборники стихов, книги по истории, журналистские тексты. Булычёв-Можейко был очень плодовитым автором.
Не менее насыщена каждая книга в отдельности. Казалось бы, анимационная «Тайна третьей планеты» (1981) Романа Качанова — очень подробная экранизация, но в действительности в неё не удалось вместить и половину того, что было в первоисточнике. Повесть «Путешествие Алисы» буквально сочится неизведанными планетами, причудливыми формами разумной и неразумной жизни и необыкновенными достижениями науки и техники. Особенно это заметно там, где встречаются представители разных цивилизаций — например, в городе Палапутра на планете Блук:
«Была там гостиница „Крак“, похожая на детский воздушный шарик метров сто в поперечнике. Из-под гостиницы торчали края антигравитаторов. В ней останавливались привыкшие к невесомости космические бродяги, у которых не было своей планеты. Они летали на кометах и метеорных потоках и там раскидывали шатры.
Потом мы миновали гостиницу „Чудесное место“. Эта гостиница тоже была шаром, но твёрдым, массивным, наполовину вкопанным в землю. На ней мы увидели вывеску: „Только для жителей метановых планет“. Из-за неплотно прикрытой двери шипела струйка газа.
Следующей оказалась гостиница „Сковородка“: её стены были раскалены — не дотронешься, несмотря на сто слоёв изоляции. В „Сковородке“ останавливались жители звёзд, для которых купание в раскалённой лаве всё равно что для нас купание в пруду летним днём».
Временами так и тянет назвать мир, выдуманный Булычёвым для Селезнёвых и компании, по-барочному избыточным. Но, с другой стороны, а как иначе, когда речь идёт не только о Земле будущего, но и о целой, неплохо изученной вселенной, где до каждой планеты рукой подать?
Планета Блук. Иллюстрация Евгения Мигунова. Источник
«Мы миновали гостиницу, сделанную в виде аквариума, — в ней жили обитатели планет, покрытых водой, — и гостиницу, похожую на чайник. Из носика чайника вырывался пар — там жили куксы с Параселя. У них на планете жарко, вода кипит, и планета окутана горячим паром.
Из гостиниц выходили их постояльцы. Многие шли в скафандрах, и скафандры были самые разные. Кое-кто полз по земле, кое-кто летел над нашими головами. Под ногами мелькали коллекционеры ростом чуть побольше муравья, а рядом с ними шествовали коллекционеры ростом чуть пониже слона.
Чем ближе мы подходили к базару, тем гуще становилась толпа, и я взял Алису за руку, чтобы она невзначай на кого-нибудь не наступила или кто-нибудь нечаянно не наступил бы на неё».
Планета Блук в мультфильме «Тайна третьей планеты» (1981)
Напрашивается и другое сравнение: книжный сериал про Алису — это советский детский аналог «Футурамы». Ну да, не все эпизоды одинаково хороши — так ведь этого и не требуется. Главное — эскапизм и возможность подольше не расставаться с любимыми персонажами.
Но если робот Бендер и его «человеки» живут в неидеальном мире капитализма, персонажам Булычёва посчастливилось обитать в настоящей утопии (уже не только гендерной), где любой негатив или злодеяние воспринимается как нонсенс.
К примеру, в первой главе «Путешествия…» Алиса с друзьями «взяла в займы» самородок из школьного музея, чтобы использовать его в качестве блесны для поимки гигантской щуки. Узнав о произошедшем, учительница пошла к директору — но не жаловаться, как можно было подумать, а со следующим предупреждением: «Опасность, у кого-то пробудилось в крови прошлое!»
Неизвестно, что могло произойти дальше, но на помощь Алисе пришли многочисленные друзья, которые подарили ей столько золота из личных запасов, что хватило бы на несколько музеев. В будущем этот металл никого из землян особенно не интересует. Да и деньги тоже отменили.
Пацифистское фэнтези
Некоторые всерьёз уверены, что Булычёв описал в алисиане мир победившего коммунизма. Эта точка зрения, конечно, имеет право на существование, но в таком случае следует указывать, что коммунизм будущего — это не просто политический строй, а особое состояние реальности, в которой всё устроено для того, чтобы человеку жилось максимально комфортно.
Возьмём, скажем, роботов. В конце XXI века они достаточно интеллектуальны, чтобы практически ничем не отличаться от людей, каждый робот — это личность. При этом им не приходит в голову учинить что-то вроде восстания машин. Кажется, их абсолютно устраивает перспектива работать на человека не покладая рук до тех пор, пока их не отправят на свалку — ни дать ни взять домовые эльфы из «Гарри Поттера». Это наводит на мысль, что фантастика у Булычёва нередко имеет отношение к жанру лишь формально, на деле же перед нами сказка, футуристическое фэнтези.
Да, иногда случаются казусы, как в повести «Остров ржавого лейтенанта» (1968), где несколько боевых роботов берут в плен Алису и планируют захватить мир. Но мы заранее знаем, что у них ничего не выйдет: речь идёт о крошечной группе стародавних моделей, потенциальных музейных экспонатах, предположительно, времён холодной войны, которые по недосмотру вырвались на волю. Неслучайно в редакции текста 1991 года робот-домработник Селезнёвых восклицает:
«Боевой робот — это немыслимо! Это всё равно что стройный горбун или круглый кубик».
Роботы в фильме «Остров ржавого генерала» (1988). Источник
Из книги в книгу Булычёв настаивает на том, что пацифизм — это не просто благо, но необходимое условие для процветания цивилизации. В повести «Конец Атлантиды» (1987) он пишет:
«Земная цивилизация развивалась. <…> Людей становилось всё больше, они уже освоили свою планету, росли города, строились заводы, на полях сражений грохотали пушки… <…> Земля уже подходила к критической точке своего развития. Это бывает почти с каждой планетой: на ней скопилось много опасного оружия, скоро люди изобретут и атомную бомбу. Немало было в космосе цивилизаций, которые не смогли справиться с этой страшной опасностью и погибли. На других планетах удавалось преодолеть этот рубеж — запретить оружие и перейти к мирной эпохе».
Легко сказать — запретить оружие. Но как? Неясно. Мы знаем только то, что в мире Кира Булычёва землянам удалось это осуществить. Здорово. Завидуем.
Подобная, ничем не объяснимая лёгкость — одно из основных правил игры алисианы. На свете больше нет невозможного. Нет несчастных, нет заурядных — каждый доволен жизнью и имеет дело по душе. Во всяком случае, это буквально следует из повести «Сто лет тому вперёд» (1978), где Алиса рассказывает школьникам XX века, что «в будущем <…> на Земле будет жить пять миллиардов исключительных, знаменитых, одарённых людей». И даже единственный среди них «обыкновенный» умудрится стать чемпионом мира по шахматам и изобрести машину времени.
Кстати, о времени: герои Булычёва постоянно путешествуют в прошлое и будущее, при этом, кажется, даже не подозревая о временных парадоксах и других неприятных вещах, обычно доставляющих немало неудобств персонажам хроноопер. То, что в «Сто лет тому вперёд» Алиса открывает советским детям их будущие профессии, и это не приводит к созданию альтернативной реальности и, судя по всему, вообще никак не влияет на пространственно-временной континуум — лишь один из примеров.
В «Путешествии Алисы» (1974) жители планеты Шешинеру изобрели таблетки, позволяющие им перемещаться в недавнее прошлое и раз за разом переживать радостные моменты жизни. То есть если вчера ты съел что-то очень вкусное, то сегодня ты можешь принять таблетку и снова оказаться во вчера, и съесть это вкусное — и так до бесконечности.
«Он растворился в воздухе и через три секунды появился снова с большим ананасом в руках.
— Я только что побывал в вашем холодильнике, — сказал он.
— Но там уже нет ананасов.
— Но я побывал там вчера ночью. Разве непонятно? Проще простого. Я сейчас улетал в прошлое и вчера ночью взял из холодильника ананас. <…> …У нас осталось в жизни так мало радостей. <…> Я, например, теперь буду каждый день отправляться во вчерашний день, чтобы съесть ананас, который я съел вчера…»
Как и почему это работает — большая загадка. Зато теперь неудивительно, что во вселенной, где магическим образом можно годами питаться одним и тем же ананасом, построили коммунизм.
Понятно, что подобный подход, в котором за научно-технической декорацией кроется сказочная условность, может показаться иному читателю несколько рафинированным. Особенно ценителям так называемой «твёрдой фантастики», поскольку алисиана — это даже не «мягкая фантастика», а что-то уж совсем невесомое. Фантастика-пушинка, фантастика-суфле или сахарная вата.
С другой стороны, эскапистское пребывание в мирах, где царит гармония и нет нерешаемых задач — дело терапевтическое, полезное для нервной системы. Может быть, не всегда, но уж во всяком случае в наше тревожное время, когда мемы из категории «прости, Алиса, мы всё [профукали]» встречаются гораздо чаще, чем вера в существование «прекрасного далёка».
Комментарии
Отправить комментарий