"Девочки" и "Мальчики" - 2 док. фильма о детях нулевых
Два фильма, снятых в 2005-2006 годах одним автором, которые рассказывают о детстве и юности поколения нулевых.
1. Несколько летних дней трех обычных московских девчонок на пороге взрослой жизни. Прощание с детством в школьных дворах и подъездах спальных районов, где все впервые и мир только начинается -- от тайно купленных сигарет и банок с джин-тоником до взрослого паспорта, первой любви и почти настоящих трагедий.
2. «Мальчики» принужденно рифмуются с предыдущим фильмом Валерии Гай Германики «Девочки». Но если в первом фильме мир взрослых пассивен и существует почти вне главных героев, то в "Мальчиках" он холоден, как зима в кадрах за окнами. Одиссея двух братьев 9 и 10 лет: подъезды в Строгино, квартира матери, детский интернат, цыганский табор и невеселое возвращение домой. Драматические приключения, как и всякое роуд-муви, многое расскажет своим героям о свойствах мира, в первый раз столкнет их с одиночеством и предательством.
Когда ученица Марины Разбежкиной Валерия Гай Германика снимала «Девочек», которым в фильме исполняется 14, ей самой было 19. Однако было бы несправедливо списать ее успех на возраст — она, мол, еще ничего не забыла и потому так адекватна своему материалу. Любой из нас, кому далеко за 14, 19 и даже за 30, 40 и 50, глядя на экран, узнает в этих девочках себя в эти самые 14 лет, самый, наверно, тяжелый возраст взросления, самопознания и неизбежной «мировой скорби». Каждый вспомнит свой «героический» (как сказано в фильме) поступок — первую распитую в подъезде бутылку, первую сигарету, пирсинг, ну и все тому подобное, чему приходит время, и получение паспорта, удостоверяющего твою взрослость. Кстати, монтировала этот фильм Валерия много позже, когда ей уже было почти 22, — материал не устарел, ибо неизменен. Новы лишь детали, подробности, в которых запечатлено время — начало XXI века, и место — бетонная спальная окраина мегаполиса.
«Девочки» — это несколько дней из жизни Кати, Светы и Саши, которые «играют» (тут приходится ставить кавычки, потому что какая же это игра — это они сами не в предлагаемых, а в естественных обстоятельствах) самих себя на летних каникулах, которые в этом возрасте тянутся долго, так что про школу забываешь и чувствуешь себя абсолютно свободным. Они ходят купаться на дикий пляж на канал, танцуют в купальниках с мальчишками, целуются, пьют алкогольную гадость из жестяных банок, пробуют курить гашиш через пластиковую бутылку, выясняют отношения в гулком подъезде, что, конечно же, заканчивается обидами на пустом месте. Девочки жестоки — «Ну какого х…я ты нацепила белые носки!» Девочки ранимы: «Зачем вообще все это придумали — разочарование, грусть?» Девочкам хочется заглянуть за край, и ковыряют вену рейсфедером или чем-то таким): «Я хочу кровь увидеть…» Девочки застенчивы и послушно соглашаются с сентенциями выглянувшего из-за двери жильца. Девочки достаточно прагматичны и желают вырваться из скучной обыденности, а для этого собираются получить высшее образование, а то и два. Девочки — наследницы доморощенных российских философов: «А чему радоваться? Что я живу в грусти и печали?.. А я не могу наплевать на свои ошибки и не делать их опять. Ты хочешь их исправить, а не получается… Жизнь человека так устроена. По-другому — никак!» Девочки отходчивы и сентиментальны: «Единственное, что меня утешает, это что моя мамочка обо мне заботится». Девочки романтичны, они поют песню «Мою мечту разбили волны о причал…». Девочки стесняются своей романтичности и заводят другую песню: «Я из кармана достану два косяка…».
Десять дней, которые Валерия Гай Германика провела с Катей, Светой и Сашей, проходят перед нами как цепь эпизодов «неформатного» кино в духе домашнего видео с нарочито не выстроенными, как бы случайно попавшими в объектив дрожащей камеры кадрами. Хотя на самом деле все план-кадры осмысленны и длятся ровно столько, сколько нужно, чтобы рассмотреть и осмыслить те самые детали и подробности — кокетливую походку нимфетки в мини-юбочке и потертые кроссовки, приклеенную к губам сигарету у дрыгающегося под музыку на пляже незагорелого парня, поцелуй — хоть и на виду у всех, но чистый, не случайный. И если дрожит камера в руках оператора, то смонтирован фильм твердой режиссерской рукой с классической точностью композиции, со своей неторопливой, «присматривающейся» завязкой, с резкой, на высокой ноте кульминацией — истеричным Катиным монологом про «жизнь человека» в подъезде — и с бравурно-щемящим финалом под аккомпанемент практически военного оркестра. Последний день съемок — 1 сентября, День знаний, а из радиоусилителя на школьном дворе гремит почему-то марш «Прощание славянки», и девочки в белых блузках кажутся прямо-таки чеховскими тремя сестрами. Чужими в этой казенно-фальшивой обстановке школы, неприкаянными в чужом подъезде — и потому фильм такой грустный. Но в то же время чувствуется, что девочки-то со стержнем в характере и вообще — себе на уме, они обязательно добьются, чего хотят, и вопрос только в том — чего же они в конечном итоге захотят. И потому фильм такой тревожный. Кстати, сама Валерия Гай Германика не сразу поняла, чего она хочет, и путь ее в кино оказался извилистым, но к 22 годам она уже стала фаворитом фестиваля «Кинотеатр.doc», получила за «Девочек» приз «За близость к своим героям». И потому такой уверенной кажется походка Кати с букетом в руках в финале, а фильм таким оптимистичным.
Строгино, зима. Низкое серое небо, под которым советские коробки жилых домов смотрятся особенно уныло. Два мальчика, Антон и Роман. Они братья. Им некуда бежать от этих коробок, этого неба и этой зимы. Хуже: им толком нечем заняться. Они торчат в подъезде, немного курят, немного пьют, ломают почтовые ящики и воруют у дворников метлы.
Стандартное описание картины Германики «Мальчики» сообщает, что фильм повествует об одиссее двух братьев, которые последовательно оказываются в подъездах в Строгине, квартире матери, интернате и цыганском таборе.
Формально это действительно так. Ближе к середине фильма, попав в интернат, Антон и Роман стремятся вернуться в Строгино. Как и в случае с хитроумным Одиссеем, их возвращение зависит от воли других. Однако при более внимательном рассмотрении кажется, что путешествие Антона и Романа — это лжеодиссея.
Каждое путешествие до Итаки предполагает не просто передвижение из одной точки пространства в другую, но и качественное отличие этих точек (или хотя бы качественное отличие заветной цели странствия), однако и интернат, и цыганский табор мало чем отличаются от дома детей в Строгине. Куда бы Антон и Роман ни попали, их ждут только снег, зима, низкое серое небо и какая-то общая неустроенность, бестолковость окружающего мира. Показательна тут одна из сцен в цыганском таборе. Выйдя на улицу, томясь от вынужденного безделья, дети мечтают о том, как вернутся домой и будут околачиваться по подъездам.
Если продолжать сравнивать странствие двух мальчиков с возвращением Одиссея, в глаза бросится еще одно важное отличие. В «Мальчиках» роль гомеровских богов играют взрослые. Но взрослые эти словно специально обладают одной общей чертой. Они все невероятно инфантильны.
Как только камера перестает следить за детьми (а Германика как никто умеет снимать детей и подростков; иногда кажется, что между ней и ее героями практически нет границы) и на несколько мгновений задерживается на ком-нибудь из взрослых, вдруг оказывается, что от детей они почти не отличаются, вернее, сознательно не хотят отличаться. Принято писать, что мир взрослых в «Мальчиках» агрессивен, что он впервые знакомит детей с предательством и одиночеством. Но это не так, по крайней мере, не совсем так. Заснятые Германикой взрослые не агрессивны, они просто толком не понимают, что это значит — быть взрослым. Так, мама героев сбивчиво перескакивает от подростковых фантазий о том, как спасет детей из интерната, к признаниям, что сама она совсем не старая и тоже может шалить или взрывать петарды, а потом вдруг совсем по-детски говорит, что самым дорогим для нее человеком (показательная оговорка!) является ручная крыса.
Трагедия показанного Германикой мира в том, что побег из него невозможен не только в пространстве, но и во времени. В месте, где все дети пытаются копировать взрослых, а все взрослые так и остались детьми, вырасти попросту нельзя. Перед нами мир, остановившийся в своем развитии, а значит — неживой (соблазнительно добавить, что эту пугающую особенность документируемой реальности Германика перенесла в свои игровые картины, где герои также по-настоящему не растут, примером чего может служить финал фильма «Да и да»).
Однако «Мальчики» — это все-таки документ, а не выдумка автора. Несмотря на то что мир вокруг мертв, Антон и Роман остаются живыми. А когда в финале Антон в одиночестве плачет за диваном, что-то неуловимо меняется, и кажется, что пойманная Германикой реальность не так уж статична, в ней можно жить, расти. Cтать взрослым, наконец.
Комментарии
Отправить комментарий