Пишет Лера Тихонова: Знаю одну девушку, которая бросила работу, уехала жить в Азию и там начала духовно расти. До этого она тоже росла, но только вширь. А тут духовный рост попер столь стремительно, что на лбу вдруг прорезался третий глаз. И этим третьим глазом ей стало больно и неприятно смотреть на несовершенство этого мира и особенно людей. Она даже его зажмуривала, так было противно. Приходилось потом полдня медитировать, очищая и питая энергией любви каждую клеточку своего широкого во всех смыслах тела.

Но энергией любви сыт не будешь. Даже в стране вечного солнца надо работать. Сначала она продавала соотечественникам привезенные из России дефицитные товары: гречку и семечки. Потом разместила объявление в фейсбуке: «привет — я фотограф — недорого запечатлею в вечности вашу love story». Но то ли конкуренция была большая, то ли на вечность упал спрос – желающих было немного. Ко всему прочему у нее украли телефон, и с фотографиями пришлось завязать. Тогда она стала втридорога пересдавать комнаты в коммунальных бунгало.

Однажды ночью девушка услышала голос, который сказал, что она особенная (лучше всех), и уже много раз перевоплощалась на этой земле (в основном в Кемеровской области), и что у нее высокая миссия лечить людей. Я подозреваю, что это телевизор у соседей по бунгало чего-то набормотал, но девушка утверждала, что голос был свыше и что она уже давно, еще будучи в России, видела, что потоки у людей не текут, как положено, а булькают кое-как. Только раньше она думала, что это дерьмо, а оказалось, прана.

Родители не обрадовались ее высокой миссии, и настаивали на скорейшем возвращении. Возвращаться она отказалась и сообщила, что первоочередные задачи у нее совсем другие: остановка внутреннего диалога и обретения своего истинного «Я». Тогда отец предложил выпороть ее ремнем, чтобы внутренний диалог сразу остановился. Она оскорбилась и прервала все контакты с родителями. Если честно, ей было за них стыдно. Мало того, что они не умели силой мысли творить вокруг себя прекрасную реальность, так еще никогда не слышали про «разотождествление с ложным эго», колхозники.

Целительство оказалось намного выгодней пересдачи бунгало. Особенно на Бали. Бали — это вам не Индия, где за копейки приходилось трудиться в поте лица, рисуя священные мандалы и штопая заношенные до дыр тонкие тела дауншифтеров. На острове миллионеров совершенно другие расценки на чудеса. Да и контингент тут другой: уставшие от жизни финансисты, взбрыкнувшие президенты банков и психанувшие администраторы бутиков Боско Де Чельеджи. И, конечно, им всем требовалась экстренная помощь – чакры у них давно плесенью поросли, да и на карму без слез было не взглянуть. Самая дорогая услуга по прейскуранту был выход из круговорота сансары. Но наша целительница объявляла цену, даже не моргнув третьим глазом.

А духовный рост тем временем пер дальше. Девушка уже могла одной мантрой заряжать сакральные амулеты, так что они приобретали невероятные защитные свойства. Она попробовала окучить амулетами большой сегмент австралийских серферов, но те плевали на защиту. Наоборот, просили ее устроить хотя бы малюсенькое цунами или на худой случай сдвиг тектонических плит, чтобы пошла волна. Для нашей девушки не было ничего невозможного — вопрос цены, но серферы хотели все нахаляву.

На Бали у нее появилось много верных друзей: потомственный шаман из Мытищ, гуру Джапуркар Агарвал (по паспорту Иван Петров), ясновидящая Тамара, ведический астролог из Могилева и лайф коуч, который просил обращаться к нему просто Учитель. Рядом друг с другом они чувствовали особое единение душ. Стоило вместе собраться, как тут же начинало расширяться сознание, причем пугающими темпами. Правда, Учитель редко появлялся на горизонте – расширялся в одиночестве — либо ел грибы на соседнем острове, либо бухал по-черному. Вообще, у всех был очень разный уровень просветления, но объединяло их одно – любовь к своим духовным чадам и ценовая политика.

Каждое воскресение коллеги по цеху собирались на одной русской вилле, про которую говорили, что это место силы и портал духовности. Там даже имелась святыня — намоленный коврик, на котором один великий тибетский гуру медитировал пять лет без перерыва на сон и еду. Коврик добыли по большому блату и хранили, как зеницу ока. Короче, все пили чай, мерились начищенными до блеска чакрами и беседовали про божественный разум. И как обычно, в конце вечера сходились на том, что в мире катастрофически не хватает любви.

Но однажды произошла трагедия. Какая-то левая тетенька зашла на виллу и сдуру уселась отдохнуть прямо на коврик гуру. Все, конечно, сразу заорали и стали ее всячески прогонять матюками, а ведический астролог из Могилева даже швырнул палкой в эту заразу. Но все равно было уже поздно. Жопа тетеньки всю гурьину энергетику и благость загубила. Все очень расстроились. Даже вибрации вселенной стали хуже вибрировать, а сознание перестало расширяться. Наша девушка так и вовсе на полдня перестала излучать свет и любовь в промышленных масштабах .

И, видимо, эта беда с ковриком очень сильно на нее подействовала. А, может, карма у нее прохудилась, ну или соринка в третий глаз попала. Короче, девушка споткнулась и сломала ногу. Ясновидящая Тамара посоветовала по телефону приложить к ноге намоленный коврик, но пострадавшая вызвала такси и поехала прямиком в больницу. Там ей сделали операцию и через несколько дней выписали, вручив костыли. Друзья ей очень сочувствовали, а ведический астролог из Могилева даже прислал бесплатный гороскоп на ближайшие полгода, но встретить из больницы ни у кого не получилось. Просто высокий сезон – финансист с банкиром шли на нерест, оставалось лишь протягивать руки и брать их тепленькими.

Гороскоп предрекал тяжелые времена. И правда — все накопления ушли на операцию, а зарабатывать больше не удавалось. Клиенты пугались колченогой и измученной болями целительницы и отказывались выходить из круговорота сансары даже за полцены. Пару раз в гости приезжал гуру Джапуркар Агарвал (тот, который Иван Петров) и потомственный шаман из Мытищ. Гуру прикладывал к ноге обе ладони и лечил энергией любви. А шаман в это время читал мантры. Становилось немного лучше, но, если честно, очень хотелось жрать. Во время второго сеанса она даже не выдержала и попросила у них в долг. Но по удивительному совпадению оба в тот день забыли кошельки. Зато на прощание гуру щедро отсыпал ей еще любви с горкой.

Через месяц девушку попросили освободить дом за неуплату. Она было сунулась к ясновидящей Тамаре, но та, к счастью, вовремя увидела, что ее квартира крайне неблагоприятное место для больной, а то неизвестно, чем бы это все кончилось — может, вообще ногу бы оттяпали. Бдительная Тамара посмотрела в стеклянный шар и сказала, что видит много любви и света у Учителя дома, и что там лучше энергетика для выздоравливающих.

Учитель вышел к нашей страдалице бухой и в трусах, и сказал, что нога не заживает, потому что девушка не сеет свет и добро, а ест мясо и ходит в кожаных босоножках. Девушка в принципе уже ходить не могла, не то что добро сеять. А уж о мясе оставалось только мечтать. В полном отчаянии она позвонила астрологу и попросила еще раз посмотреть ее гороскоп — не может быть, чтоб все было так плохо и бесперспективно! Но тот обиженно сказал, что никогда не ошибается.

Пришлось отождествиться назад со своим ложным эго и позвонить родителям. Они не стали интересоваться, удалось ли ей обрести свое истинное «Я», а просто спросили, сколько денег выслать и когда встречать. И наша девушка даже расплакалась, положив трубку. Слезы, обычные девичьи слезы, долго лились по подбородку, затекали в вырез платья и капали на больную ногу. И, как ни странно, становилось легче…

Короче, аккуратнее там в Азии с духовным ростом. Просветление заразно, как ветрянка. Передается воздушно-капельным путем в два счета. Тогда как обыкновенная порядочность (sovest vulgaris) заболевание редкое, и его вряд ли так просто подхватишь. Если только уже не болеешь. А вообще все люди хорошие, а если и ведут себя, как говно, то только потому, что им нужно больше любви.

Короче, моя знакомая, прожив в Азии пару лет, так и не просветлилась. Зато ногу сломала. Пришлось срочно вернуться на родину. Кемерово встретило ее неласково. После ярких красок Бали казалось, кто-то выкрутил верхнюю лампочку, погрузив город в вечный полумрак. Люди в темных одеждах с мрачным интересом наблюдали, как она спускается по лестнице на костылях и с огромным чемоданом. Но, оказалось, их интересовало только одно: не нужно ли ей такси. Чудом не сломав себе вторую ногу, она упала в объятия подоспевших родителей.

Всю дорогу мама твердила, что где родился, там и пригодился, и сколько можно в ее возрасте с нехристями по Азии, надо работу найти хорошую и человека приличного, а там, глядишь, и детки пойдут. А папа ей вторил, что все люди как люди: весной огород садят, а осенью банки закручивают, а про работу («даун как? шифтером») он и не слыхал. Пока они добрались до дома на общественном транспорте, тоска по родине была полностью утолена. И если б не родители и вера в отечественную медицину, то, честно, развернулась и поковыляла бы обратно до Бали, пусть даже и пешком.

Но отечественная медицина и правда не подвела. Что приятно, городская больница №67 уже с порога пробуждала в пациентах волю к жизни. Лифт не работал, а травматологическое отделение находилось на пятом этаже. Лестница, выглаженная телами пациентов, парадно блестела. Мимо, позвякивая медалями об ступени, прополз на локтях безногий дед. «Давай за мной, дочка. На третьем этаже ремонт на лестнице, и надо ползти в обход. Я знаю короткий путь через инфекционное отделение». Девушка посмотрела на него в ужасе. «Ничего страшного, — подмигнул ей дед, — на войне и не такое бывало!»

В приемном покое ее встретила сердитая уборщица со шваброй. Сказала, что сейчас совещание у главврача, и нечего тут чистый пол топтать одной ногой. Девушка села перед кабинетом, где уже изнывал десяток травмированных. Совещание, видимо, было на кулинарную тему, потому как люди в белых халатах сновали по коридору туда-сюда с чашками и всяческой едой. Их скользящие, неуловимые взгляды говорили о высоком уровне профессионализма. Даже если бы вся очередь дружно начала истекать кровью прямо им под ноги, это не пошатнуло бы их завидного, поистине йоговского самообладания. Через два часа она поняла, что совершенно зря потеряла целый месяц в аскезе и медитациях в индийском ашраме. 67-я больница давала абсолютно те же результаты всего за пару часов.

Она окончательно в этом убедилась, когда врачиха с лицом брахмана зашила ей ногу без анестезии. У девушки пошли перед глазами разноцветные круги и спонтанные образы. Как раз то, чего она так долго добивалась, визуализируя Бога во время медитаций. Но вместо Бога ей все время грезилась кура-гриль. А тут вдруг минимальными средствами почти случилась нирвана. Но врачиха ее растолкала, сказав, что тут не морг, чтоб разлеживаться, вручила ватку с нашатырем и отправила в коридорную шавасану.

Такой надличностный, индифферентный абсолют был даже приятен после Бали, где потомственные шаманы и лекари из Мытищ чуть что лезли обмениваться позитивной энергией. Один соотечественник так и вовсе не давал ей проходу — все зажимал в углу ашрама и скорбел, какие загрязненные у нее чакры. Она ему сто раз объясняла, что сама дипломированная целительница и чистит чакры вместе с зубами каждое утро. Но тот соблазнял каким-то специальным прибором типа фонарика, который делает это гораздо эффективней и всего за донейшен в сто баксов. Тщательней всего он советовал пройтись прибором по нижней чакре, откуда растет больная нога. «Ты, — говорит, — сними трусы и наклонись, а то мне муладхару плохо видно». Еле от него отбилась.

В Кемерово к ней никто не лез. Тут, в принципе, никого не волновал ближний и его нечищеные чакры. В лучшем случае могли начистить ближнему физиономию. Зато можно было запросто сожрать шаурму на главной площади, не боясь, что набегут веганы и сыроеды и сделают «бамбу-массаж». Поначалу девушка ела украдкой и оглядывалась, но потом люди в очереди внушили ей доверие к миру. У них были такие рожи, что не оставалось никаких сомнений, что корова создана для того, чтобы делать из нее шаурму и запивать ее пивом. А флешмоб с шашлыками и распитием алкоголя в парке культуры и отдыха и вовсе имел общегородское значение. Пожалуй, это единственный момент, когда кемеровчане держались единым фронтом и дышали в унисон (перегаром).

Нога никак не заживала. Лежа бессонными ночами, девушка вспоминала своего «балийского» бойфренда. Тот еще в Костроме увлекался очищением «по Малахову» и ледяным обливанием «по Порфирию Иванову», а на Бали его вдруг поразило громом, что все беды от вареной пищи. Он ушел с головой в сыроедение по совместительству с просветительской деятельностью. Беспрерывно что-то жевал и объяснял людям, что сырая пища — это свет, добро и благость. Но если кто-то не хотел становиться на путь благости, то очень кипятился, и пару раз просветительские беседы переходили в поножовщину (не со зла, просто срабатывала мышечная память). В возрасте Христа он и вовсе отказался от пищи. Начал есть глазами солнце и утверждал, что самое сытное светило — на рассвете.

С девушкой у них была любовь и полное совпадение гороскопов. Бойфренд-солнцеед приезжал к ней в гости и часами вещал про свободу от матрицы и опорожнение кишечника на убывающей луне, а также вдохновенно позорил ее страсть к мертвой пище. Правда, после его визитов она несколько раз не досчиталась в холодильнике той самой мертвой пищи, но ничего ему не сказала, понимая, что синтезировать сосиски из энергии солнца не такое уж простое дело. Вообще он мечтал открыть на Бали центр духовных людей и даже придумал слоган: «Утром йога, вечером дорога». Девушка не до конца понимала концепцию, но обещала собрать денег под этот проект.

Втайне она мечтала замуж и детей и постоянно уводила разговор в эту сторону, но он упорно съезжал на новый биологический вид, шестую расу и Гурджиева. Не понимая ни слова, она чувствовала себя полной дурой, но солнцеед утешал, что на каждую дуру найдется гуру, и принимался за излюбленную тему про слияние Инь и Ян и секс как божественный танец Шивы. Потом они «танцевали» минут десять, он стрелял у нее пару сотен тысяч рупий и отбывал. С тех пор как она сломала ногу, он больше не появлялся. Что, конечно, логично: на костылях не попляшешь.

Родители нашли ей в Кемерово жениха. Не какого-то йога, прости господи, а нормального человека. Нейог работал на заводе, вечерами залипал на «Одноклассниках», а по выходным выпивал, как все нормальные люди. Звали его Вовик, но в миру был известен как Мотыль. В отличие от сложносочиненного мировоззрения бойфренда-солнцееда, жизненная позиция Мотыля была проста, но устойчива: он любил рыбалку и ненавидел америкосов и пидоров. На этих трех китах держалось его крепкое мироздание. Говорил он мало, словно уже познал трансцендентное. И действительно, кроме емких, энергетически заряженных б*** и на*** ничего из его уст не исходило. Самое приятное заключалось в том, что за первые три свидания он ни слова не сказал про духовный рост и опорожнение кишечника на убывающей луне. Девушка даже начала приглядываться к витринам свадебных салонов и детских магазинов.

Жизнь налаживалась, и даже на работу взяли — продавцом в универсам. Но сначала ее до покупателей и кассы не допустили, а поставили отмывать испорченную колбасу под руководством старшего. Тетя Маша оказалась православной и, пока они вместе отмывали, а затем вымачивали в уксусе пятьдесят килограммов протухшей колбасы, объяснила девушке, что заниматься астрологией и прочей хиромантией — большой грех. И вообще очень сокрушалась, что та попала в секту к язычникам. Девушка было заикнулась, что божественная любовь едина, а религии — лишь разные лица бога. Но тетя Маша аж перекрестилась от такого богохульства. И посоветовала ходить в храм и причащаться, если она все-таки хочет две ноги вместо одной.

Мотыль понемногу шел на сближение, но пока не дольше чем на пятнадцать минут два раза в неделю. И тогда она решила применить тантру, про которую бойфренд-солнцеед рассказывал, что это божественное слияние партнеров на тонком плане существования. Она решила слиться с Мотылем на выходных. Зажгла свечи и включила медленную медитативную музыку. Обогреватель плюс вентилятор обеспечили теплый океанский бриз. Но партнер по тонкому плану приполз домой на рогах. Глубокомысленно сообщил, что «Мотыль всему голова», пребольно ущипнул ее за зад и вырубился. А из его кармана вдруг выпали женские кружевные трусы. Девушка проревела от обиды всю ночь, и даже теплый океанский бриз не мог высушить ее слезы.

Перед причастием была исповедь. Батюшка строго спросил, не занималась ли она йогой или еще какой неприличной медитацией. Пришлось покаяться. Правда, про целительство и попытки к бегству из круговорота сансары она умолчала — побоялась, что за это точно предадут анафеме. Все службу она ждала, когда в ее сердце постучится Бог, но вместо Бога стучали в спину недовольные прихожане, которым она мешала молиться своими костылями. В очереди за хлебом и вином православные последнюю ногу оттоптали, и на следующий день девушка слегла. Тетя Маша сказала, что все от того, что она редко причащается. Причащаться надо чаще, а ногу вымачивать в святой воде.

Девушка взяла больничный. Она впала в депрессию и не хотела ни с кем говорить. Тетя Маша, оставленная одна на колбасе, рассказала по секрету всему магазину, что у балийских сектантов длинные руки и теперь бедняге поможет лишь соборование. Отчаявшиеся родители уже хотели нести ее на руках на пятый этаж 67-й больницы. Но, пролежав пластом три дня, девушка вдруг встала и поехала в дом ребенка. Там ей показали годовалую девочку в байковой рубашонке и колготках лапшой, которая смотрела испуганно и совсем не улыбалась. Несмотря на это, впервые, без сыроедения и медитаций, девушка вдруг увидела свет.

Теперь она собирает документы на удочерение и каждый день приходит в дом ребенка. Она держит девочку на коленях. И обе почти не дышат, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. А внутри по венам растекается любовь, и Бог стучит в сердце.

Почему ребенок лучше психологического тренинга. Наблюдения родителя.

Я знала, что должна многому научить свою дочь, но вот чего я точно не ожидала, так это того, что она сама, от горшка два вершка, возьмется учить меня. А она учит, и у нее это получается гораздо лучше чем у любых авторов тренингов «Как улучшить жизнь». Вот чему она меня уже научила – а ведь она только начала!

Терпению. Да, ей требуется примерно вечность, чтобы одеться. Да, в магазине она замирает у каждой полки. Да, завтраки в нашем доме растягиваются на час, поскольку кое-кто ковыряется в тарелке. Но гордость от самостоятельности, удовольствие покрутить в руках каждый пакетик и понюхать каждое яблоко – это же бесценно. И я должна сдерживать порыв поторопить, помочь, выдернуть ее из мечтательности. Это очень тренирует терпение.

Жить сейчас. Было время, я практиковала мантры, закупала литрами эфирные масла и бегала на йогу, но ребенок оказался самым эффективным способом научиться жить здесь и сейчас. Мыльные пузыри не будут летать вечно, печенье, вынутой из духовки, через 10 минут уже будет пахнуть немного иначе, песочный замок смоет первой же волной. Эфемерность всех этих маленьких детских радостей (и ее настойчивое «ну мам, ну посмотри!!») научил меня воспринимать каждый момент во всей его полноте.

Любопытству. Что это за черная штука следует за мной в солнечные дни? А если я попытаюсь от нее убежать? А если побегу за ней? Куда она пропадает, стоит лишь вернуться домой? Сколько восхищения, сколько экспериментов! Ч чтобы ответить на ее вопросы, мне и самой приходится становиться любопытной, искать информацию и задавать вопросы, которые мне самой на ум никогда бы не пришли.

Быть здесь на 100%. Когда моя дочь играет со мной, она требует от меня полного присутствия. Все мое внимание должно принадлежать ей. И это очень логично. Когда я говорю с ней, я требую, чтобы она на меня смотрела, слушала меня (и слышала) и вообще воспринимала всерьез. Так почему бы ей не требовать того же от меня? И почему бы мне не дать ей это, ведь она очень скоро перерастет эти игры, и фейсбук с твиттером станут для нее намного важнее времени, проведенного со мной. Поэтому и я не буду пялиться в телефон, когда ей нужно мое внимание.

Называть вещи своими именами. Все мы стараемся говорить правду, но чаще все-таки привираем, чтобы сгладить острые углы и не задеть чье-то самолюбие. Когда моя дочь говорит, «слишком соленый» или «слишком громко», она имеет в виду именно это. Можно быть честным, не оскорбляя, и, если я попрактикуюсь, у меня так тоже получится.

Уверенности. Когда она смотрит наши старые записи из путешествий, она всегда говорит: «В следующий раз я поеду туда с вами. В самолете. Вот здорово будет!». Никаких сожалений, никаких вопросов, почему она никогда не гоняла на велике по тюльпановым полям в Голландии и не плавала в океане у берегов Ямайки. Только «в следующий раз». Надежда и уверенность, что он, конечно же, случится. Вот чего нам иногда очень не хватает.

Умению довольствоваться малым. Когда она была маленькой, она могла часами играть с ложкой и миской, или разыгрывать драмы с участием плюшевых зверят, или собирать на берегу гальку для своих художественных проектов. У нас есть друзья, которые набивают комнаты своих детей какими-то сверхтехнологичными мигающими, говорящими и шагающими игрушками, но она никогда не проявляла к ним интереса. Каждый раз, играя с какой-нибудь деревяшкой, она показывает мне, что счастье не зависит от того, что ты имеешь, а креативность не может быть ограничена нехваткой средств.

Прощать. Мне всегда было очень трудно простить, отпустить и забыть. Отлично понимаю, что это только вредит мне, но поделать ничего не могу. Но когда я смотрю на дочь, я остро чувствую, как быстро идет время, и как глупо тратить силы на что-то разрушительное.