Как пережить старость

Каждый период жизни человека имеет свой смысл и свою ценность. Вчера в девятый раз состоялся традиционный обед Postimees для лидеров общественного мнения. В этот раз темой встречи стал вопрос «Как пережить старость?». Свои размышления на эту тему представил более чем 200 политикам, деятелям культуры, бизнесменам известный писатель Энн Ветемаа (на фото).

Наверное, любая мелочь здесь, под Солнцем, для кого-то когда-то становилась проблемой, но не было за всю историю человечества никого, кто не справился бы с такими простыми вещами, как старение и, как финал на этом пути, отряхание праха мирского с ног своих. Нет таких! Даже Мафусаил прошел этот путь. Так пусть знание этого придаст нам смелости!

Но у меня по части методики переживания старения есть и другое пожелание. Я знаю, что не в правилах хорошего тона приводить примеры из собственного творчества, но, возможно, это простится мне, поскольку произведение еще находится в типографии.

В романе «Akadeemik Gustav Naani hiilgus ja viletsus» («Блеск и убожество академика Густава Наана») задается вопрос: как разумно прожить молодость — как известно, это самый пестрый и богатый на ошибки период жизни. Ответ хочет узнать одна из подруг Наана, и он отвечает: не нужно делать ровным счетом ничего. Все приходит само собой и в свое время…

Так и старость.
И все мы можем быть уверены, что переживем старость: ее можно пережить, уважаемая аудитория, даже если ничего не делать, кроме как находиться в так называемой «позиции ожидания». Точно так же, пожалуй, дела обстоят и с умиранием.

Меня как человека, который как раз сейчас увлеченно занимается процессом старения, попросили рассказать о способах старения и даже плюсах пожилого возраста (если таковые найдутся). Разве процесс угасания может дарить радость?

Ведь старение ухудшает наше физическое состояние, да и духовная деятельность не улучшается. Но встречаются, хоть и редко, счастливчики, которые, даже старея, продолжают расти на своем избранном поприще.

Например, итальянский живописец Тициан создал свои лучшие произведения на восьмом десятке жизни. А с каким увлечением творит 95-летний Эвальд Окас! Причем, именно акты. (Возможно, для создания актов это и есть лучший возраст — кровь не бросается в голову, как в молодости…).

Однако есть кое-что, что непременно должен иметь в виду стареющий: преодолев определенный возрастной рубеж, должно хватить ума, чтобы понять, что невозможно быть в центре внимания общественности до глубокой старости — на смену приходят новые деятели. А как иначе развивалось бы человечество?

Кстати, в вопросе старения я считаю необычайно облегчающим тот фактор, что такие же изменения проделывает и наш круг друзей. К сожалению, мы ничего не можем противопоставить тому, что с каждым годом этот круг становится все меньше…

До сих пор я приводил примеры из жизни т.н. творческих людей. Но было бы глупо и несправедливо умалять важность более приземленных видов деятельности, таких, когда что-то мастерят, совершенствуют имеющееся, порой изобретают.

Разве кто-нибудь думает, что ухаживать за садом или огородом, выращивать фрукты или украшать дом — это менее достойные занятия, чем, к примеру, писать сонеты?

И все-таки я бы продолжил разговор о преимуществах пожилого возраста. Я уверен, что у людей предпенсионного возраста, не говоря о тех, кто уже достиг пенсионного возраста де-факто, появляется время, чтобы обращать внимание на то, что находится, образно говоря, на обочине дороги или таится в лесной чаще — все то, что до сих пор, пока они карабкались по карьерной лестнице, оставалось без внимания из-за нехватки времени.

Дополнительным бонусом является и то, что мы стали менее страстными и менее амбициозными, и что мы не испытываем ложного стыда, как подростки. Один мой давнишний знакомый, инженер-строитель, просто ждал наступления пенсионного возраста.

(Тогда на пенсию выходили в более молодом возрасте, чем сейчас). Он ждал этого «периода свободного господина», чтобы можно было посвятить себя науке о насекомых. Хобби превратило пожилого мужчину в молодого энтузиаста.

Он делал такие вещи, которые многие постеснялись бы делать. Окончательно избавившись от робости и ложного стыда, он, приближающийся к 75-летнему рубежу мужчина, на глазах у всей деревни носился по лесам и весям с сачком для ловли бабочек.

О да! Деревня хохотала! Ведь такое к лицу разве что мальчишке… И вряд ли кто-нибудь знал о международном реноме этого энтузиаста-энтомолога.

А Дон Кихот, разве он обращал внимание на насмешки людей?! Да, в старости мы уже не так застенчивы, как тогда, когда охотились не на букашек, а на девушек.

Тот друг недавно завершил свой жизненный путь, но если бы перед его уходом кто-нибудь спросил, какой период был лучшим в его жизни, он наверняка ответил бы, что после шестидесяти лет.

Он занялся исследовательской работой, которая была по-настоящему близка его сердцу, и которую он делал на высоком профессиональном уровне, именно тогда, когда освободился от каждодневной, рутинной работы. Да, годы старости стали самыми счастливыми для этого убежденного холостяка, который женскому полу предпочитал букашек. /.../

Камю утверждает в «Чуме», что понятие «смерть» мужчины начинают осознавать примерно на 35-м году жизни. Выступающий перед вами осознал его намного раньше, когда ему было лет эдак 12.

Тогда он пообещал себе, что если проживет на этом свете 39 лет 11 месяцев и 30 дней, то соберет друзей на веселую вечеринку, на которой шампанское будет литься рекой... А когда часы пробьют 12, он с улыбкой на устах и с «парабеллумом» в руке появится в проеме двери и пустит себе пулю в лоб... Тогда жизнь после сорока лет не имела для меня смысла. Одна большая деградация. Сейчас я считаю сороковые и пятидесятые годы самым ценным периодом жизни человека. /.../

О том, что увеличение груза прожитых лет, кроме всего прочего, способствует выходу на первый план того, что упустил в молодости, говорилось уже достаточно. Однако не с точки зрения важнейшего аспекта.

Важнейшее место могут и должны теперь занять наши потомки, у некоторых внуков уже появились свои дети! Именно внукам надо уделять больше времени, чем своим детям.

Для меня они остались как бы на заднем плане. Например, когда у моего трехлетнего сына (ныне доктора биологии) спросили, что интересного он видел в зоопарке, то он объявил маме, что видел там… своего папу! /.../

Стареющие женщины часто приходят в церковь и на кладбище. И какой можно сделать из этого вывод, кроме того, что перед уходом в мир иной они хотят прояснить смысл своей собственной жизни. И для тех, у кого есть предпосылки к философским медитациям, это как раз самое подходящее время.

Смерть и ее сомнительная конечность может стать темой для обсуждения. Для любителей поум­ничать, таким, как я сам, это уж точно. И почему нет? Две трети живущих на Земле ни капельки не сомневаются в возрождении, т.е. реинкарнации.

А вдруг они интуитивно правы, поскольку все мы знаем, насколько педантична амбарщица Природа. У нее ничего не пропадает. Из табака получается дым и пепел.

Взвесим эти продукты сгорания и еще раз убедимся в сохранении материи. Да, конечно, все это может изменить форму — материя и различные виды энергии увязаны железными законами мироздания.

В это же просто трудно поверить, что нашу столь сложную душу, являющуюся плодом длинного эволюционного пути Природы, выкидывают без долгих размышлений. /.../
Я знаю, что приукрасил старение.

Но все же существует тема, мимо которой я просто не могу пройти мимо. Не секрет, какие боли могут чувствовать люди перед смертью. Мне не раз приходилось наблюдать за этим со стороны. Я уверен, что рано или поздно мы будем говорить о терминальной (предсмертной) медицине, и не только о качестве жизни, но и о качестве смерти...

Можно надеяться, что темой эвтаназии, или так называемого ассистированного суицида, который во многих странах мира разрешен при определенных условиях, однажды займутся и наши законодатели. Может быть, даже какая-то политическая партия осмелится включить это в свою предвыборную программу.

Это было бы действительно что-то новое на фоне многих повторений. Я проводил агитацию среди социал-демократов, но, похоже, стартовать под столь черными (хотя это только кажется) парусами они не осмелятся.

Но наверняка такой подход обещает человечеству более свободное от мучений будущее. Римляне были веселым народом, но и они не боялись повторять — MEMENTO MORI (Помни о смерти)! Они не унывали, глядя правде в лицо.

Уже в XVI веке Фрэнсис Бэкон говорил об эвтаназии (eu — хорощая; thanatos — смерть), но потребовалось целых пять столетий для того, чтобы опять поднять вопрос о смерти из милосердия.

В некоторым местах нашего мира могут выписать умирающему, например, шестикратную смертельную дозу какого-нибудь усыпляющего наркотика, который уведет желающего умереть из числа живых. Но окончательное решение, воспользоваться этим средством или нет, выносит (разумеется, после долгих консультаций с психиатрами) сам больной.

В Европе смерть из милосердия легализована парламентами Нидерландов и Бельгии. Споры продолжались более двенадцати лет.

И все-таки законность эвтаназии была признана не в Европе — это произошло в 1997 году в американском штате Орегон на основе законодательного акта под названием Dead with Dignity Act. Сейчас дискуссии разворачиваются в Новой Зеландии, на Гавайях и еще по меньшей мере в пяти американских штатах, а также в Цент­ральной Европе и Скандинавии. Считается, что правильнее было бы провести референдум.

По всей вероятности, можно ожидать противоположного отношения к уходу из жизни со стороны церкви. Ведь в их глазах, за исключением разве что теологов самого высокого уровня, смерть является расплатой за грех. Я — убежденный христианин, но в мое представление не умещается Демиург, который вместо избавления провозглашает: «Помучайся еще.

А там поглядим...» Мой Бог не таков! Такого отношения следует ожидать, скорее, от Сатаны.
Конечно, разрешение эвтаназии породило бы новые проблемы: не примутся ли падкие до наследства родственники торопить стоящего на пороге смерти, но все же не спешащего преставиться старика, уйти из этой жизни? Существует и угроза торговли человеческими органами. Но ведь все можно преодолеть.

В свое время говорили, что и у автомобиля нет будущего, так как скорость выше 40 км/ч доводит человека до потери рассудка...

И действительно, поначалу разрешалось ездить только с такой скоростью, чтобы бегущий перед автомобилем с красным фонарем человек мог предупредить всех об ужасной угрозе. И хотя автокатастрофы случаются почти ежедневно, мы все-таки уже никогда не вернемся к лошадям и телегам.

Не является ли абсурдом тот факт, что, защищая лягушат, мы создаем для них искусственные водоемы и ради какого-то редкого растения переносим магистраль на несколько километров в сторону. Разумеется, я сторонник подобного обращения. Долой антропоцентризм! Но человеку нельзя и слова сказать по поводу принадлежащей ему жизни!

Я завершаю эту тему, которую следовало бы обсуждать, по крайней мере, еще столько же времени, сколько я уже потратил, занимая ваше драгоценное внимание. Надеюсь, мне удалось выдержать сегодняшнюю импровизацию в общем в мажорном ключе, за исключением этого завершающего фрагмента, посвященного эвтаназии, обойти который мне просто не позволило сердце. /.../

Прежняя общественная формация провозглашала: «Будущее принадлежит молодым!» Ведь так действительно было?! Что же еще я могу вычитать отсюда, кроме того, что мне, живущему в настоящем, бояться нечего... Ведь будущее всегда является чем-то абстрактным. Да существует ли оно вообще? Нет ни лучших, ни худших времен, есть лишь то время, в котором живем.

(Алликсаар)
Так ощути же радость и уверенность от своего положения, которое когда-то было провозглашено дорогим геронтократическим советским правительством, любезный народ! Ведь настоящее принадлежит нам! Чего же еще может желать душа?!

Выступление Энна Ветемаа публикуется с сокращениями.
postimees.ee