Когда проснется совесть?

В последнее время все меньше хочется комментировать деятельность эстонских властей: неуважение к ним прогрессирует быстрее, чем я умею это сформулировать. И это уже привычное отношение.

Президент Ильвес изволил назвать мой родной язык «языком оккупационной власти»? Так это не в первый раз, и он, видимо, искренне в этом убежден. Человеческая глупость часто бывает искренней, и президент, к сожалению, не склонен «робко прятать в утесы» свое подлинное мнение о тех, чьи интересы он представляет. И не очень склонен анализировать последствия своих высказываний. Ведь можно сколько угодно утверждать теперь, что «язык оккупационной власти» - это не «язык оккупантов». Французы в таких случаях говорят «bonnet blanc, blanc bonnet». Но ответственности за президентскую искренность и безмерную тактичность у нас не предусмотрено.

Правительство отказало русским школам в праве на преподавание на моем родном языке? Ожидаемо. Зачем же заботиться о «языке оккупационной власти»? Нет, Аавиксоо может, конечно, утверждать, что власть не ставит себе целью закрыть русские школы. Действительно, зачем их закрывать, когда можно законодательно испоганить преподавание в них настолько, что со временем они скончаются сами?

И можно сколько угодно читать и цитировать исследования о преподавании русского языка в эстонских школах СССР, удивляясь тому, насколько жестче нынешняя эстонская власть обращается с русскими школами. Можно долго и старательно писать про поколение мальчиков и девочек с русскими именами, говорящих с эстонским акцентом и не владеющих управлением глаголов в русском языке. Можно кричать, что мы не готовы и не хотим.

Эстонская власть имеет обыкновение игнорировать мнение, не совпадающее с его собственным. Особенно, если это мнение не эстонское. Они не хотят конфликта, они просто делают, говорят и думают по-своему. И даже иногда обижаются, когда им показывают пальцем на дискриминацию, которую они же осуществляют. Одна моя знакомая эстонка сказала мне как-то, что формулировка «эстонизация русских школ» звучит как-то чересчур резко. «Это же почти так же жестко, как русификация», - растерянно заметила она.

Почти, да. Я как-то читала воспоминания об отношении русских преподавателей на филфаке Тартуского университета в советские времена к эстонским студентам. Говорят, они чувствовали перед эстонцами что-то вроде исторической вины, поэтому относились к ним бережнее, чем к русским. И мне интересно, почувствуют ли когда-нибудь эстонцы свою вину и за оскорбление, нанесенное президентом, и за целенаправленное уничтожение русской культуры в русских школах? Или совесть – это всегда удел только лучших?

Олеся Лагашина
"День За Днем"