Любо, дорого

А вы знали, что крошечные собачки, которых богатые люди носили с собой, были выведены для практических целей? Они первыми пробовали пищу хозяев, которые боялись, что их отравят. Поскольку животные обладали крошечной массой, они быстро реагировали на яды, и если с едой было что-то не так, через несколько секунд они падали замертво.

Социолог и историк культуры Райнхольд Кнолль объясняет, как барочная мебель, дамские сумочки, крошечные собачки и кольца бриллиантами внутрь приближают гибель Европы.

Считается, что понятие роскоши за последнее десятилетие сильно изменилось. Вы с этим согласны?

«Роскошь» — одно из слов, которые подверглись глобальной инфляции, употребляется оно чрезвычайно расплывчато, для одного — это пятизвездочный отель, для другого — обувь ручной выделки, для третьего — возможность как следует выспаться.

Но можно ли это понятие хоть как-то сузить, определить?

Роскошь — это расточительство, очень просто.

И где же начинается расточительство?

В 1960-е годы в Москве работал австрийский посол по фамилии Водак, который во время дипломатических ужинов велел подавать исключительно легкую, здоровую пищу, без всяких излишеств, зато возле каждого прибора, как рассказывают, было поставлено по маленькому бокалу с уксусом, в котором растворялась жемчужина, — чтобы никому не пришло в голову заподозрить его в скупости. Это и есть расточительство, роскошь в самом чистом смысле этого слова. Роскошь — это всегда нарушение границ.

Больше похоже на историю из античности.

Да, потому что люди постепенно стали понимать, что эту спираль нельзя раскручивать бесконечно, что страсти и желания порождают новые страсти и желания. Что собственность и обладание могут стать бременем, грузом. Еще Иеремия в Ветхом Завете призывал одуматься, и сейчас многие чувствуют такую же потребность.

Кажется, что новая роскошь — в добровольной аскезе.

Что интересно, так считают, прежде всего, те, у кого всего в избытке. Такая позиция становится все более популярной, можно сказать, модной частью того, что называется lifestyle. Те, кто обеспечен под завязку, тоскуют теперь по пустоте. Но вряд ли вы услышите гимны самоограничению от безработного.

Разве небогатые люди — это не та публика, которая жадно следит за тем, как тратит деньги Пэрис Хилтон?

Да, но только до тех пор, пока у них самих дела идут, с их точки зрения, неплохо. Пока сами они — зрители, смотрящие из-за забора на чужой праздник с намерением перетащить какие-то представления о роскоши в свой мир, мир более или менее обеспеченного среднего класса. Но если ты потерял работу, если ты катишься вниз по социальной лестнице и боишься за свое существование, тогда твои восторги по поводу Пэрис Хилтон быстро сменяются яростью.

О русских олигархах и арабских нефтяных шейхах тоже не скажешь, что на них отразились новые настроения. Они, кажется, продолжают стремиться к яхтам и шампанскому.

Им несомненно не хватает чего-то вроде нового просвещения — какой-то корректирующей установки, свободы мысли, публичных дискуссий. В этих государствах у граждан нет демократических прав, поэтому декадентская роскошь там отлично укореняется. Она герметично изолирована и так же оторвана от народа, как это было в придворной Европе.

О каком времени вы говорите?

О конце XVIII века. Тогда благодаря Французской революции значение роскоши, как и сейчас, пережило радикальные перемены. Чем демократичней общество, тем важней становится, что тебя видят другие. В сословных обществах никто понятия не имел, чем занимался королевский двор в Версале или в Нимфенбурге. Заслуга Французской революции в том, что массы стали наблюдать за тем, как живут богатые. Сегодня Венский оперный бал могут обсуждать в каждой квартире.

Между тем у древних роскошь почти всегда ассоциировалась с чем-то отталкивающим. У римлян слово luxuria (великолепие, излишество, тучность) упоминалось обычно в критическом контексте, как противоположность virtus — добродетели, доблести. Luxuria следовало избегать с помощью самодисциплины, потому что жизнь, полная излишеств, ведет к изнеженности и слабости. Диоген постоянно задавался вопросом: «Что мне на самом деле нужно?»

И каков был ответ?

Разумная, скромная, осмысленная жизнь.

А что думаете вы? Зачем сегодня люди платят по 5000 евро за номер в отеле, куда им каждое утро приносят выглаженные газеты?

Чтобы обладать значимостью, часто мифической. Многие из тех, кто начинают жить на широкую ногу, не имеют ни малейшего представления о том, как это делается. Они покупают барочный шкаф, но не могут открыть потайной ящик или даже не догадываются, что он там есть. Предметы оцениваются ими только по цене, за неимением других критериев только она гарантирует им качество.

Нувориши, то есть люди без стиля, никогда не понимают истинного характера вещи. В XVIII веке жил один венгерский аристократ, который хотел участвовать в карнавальном шествии в Вене, одетый как нищий бродяга, но это обязательно должен был быть самый дорогой костюм нищего за всю историю человечества. Знаете, что он сделал? Он взял картину Караваджо, вынул ее из рамы, проделал в ней дыры и в этом льняном полотнище разгуливал по улицам Вены.

Конечно, можно разбрасывать деньги, сохраняя при этом чувство стиля, но лишь тогда, когда вещи по-настоящему нравятся, когда их понимаешь, когда чувствуешь механику дорогих часов. А когда победители автогонок разбрызгивают шампанское — это расточение в чистом виде. Шампанское существует для того, чтобы его пили, а не обливали им предметы.

Известно, что большинство товаров люкс приобретаются сегодня женщинами. Значит ли это, что роскошь стала прерогативой слабого пола?

Это тоже связано с политическими и социальными изменениями. Вплоть до конца эпохи Возрождения людям, облеченным политическим могуществом, а это были, в основном, мужчины, надлежало недвусмысленно демонстрировать свое положение с помощью одежды и украшений. Теперь в демократических государствах политикам не нужны больше символы власти. Раньше королевский скипетр символизировал особое высокое положение, сегодня ту же роль играют дамские сумочки — именно они указывают на социальный статус. Так это происходило у аристократии, но в буржуазной среде развитие шло аналогичным образом.

В конце XVIII века мужчинам пришлось привести свой внешний вид к некоторому единообразию: все больше мужчин работали в государственных учреждениях, в банках и конторах, и репрезентативные функции взяли на себя их женщины. Они с этим справились, к тому же положив начало модельному бизнесу. Правда, еще до 1970-х годов считалось, что ширина полосы на мужском костюме указывает на пост, который его обладатель занимает. Чем шире полоска, тем выше должность.

Сегодня на вас как раз полосатый костюм. Какой пост занимали бы вы?

Полоски на моем костюме отстоят довольно далеко друг от друга — но, конечно, не так, как у Черчилля, которого в этом вопросе не сумел обогнать никто.

Итак, если роскошь, по-вашему, это бессмысленное расточение ценностей, что тогда она такое для бедных?

Ровно то же самое. Роскошь не связана с богатством напрямую. В XIX веке в Канаде было немало индейских племен, сжигавших свои каноэ всякий раз, когда к ним жаловали гости, только для того, чтобы показать, как они богаты. Проблема была в том, что племена эти жили рыбной ловлей, и значит, напрямую зависели от своих каноэ, и потом по нескольку дней страдали от голода, правда, гости об этом ничего уже, конечно, не знали. Канадскому правительству пришлось в 1884 году специально запретить этот обычай.

Ну а сейчас?

Вы помните, что роскошь — это борьба за собственную значимость? Так вот, вы наверняка часто слышали, как гостя, приглашенного к обеду, упрашивают: «Ну съешьте еще кусочек!» или «Разве вам не понравилось?» Как правило, такие реплики произносятся в домах людей небогатых. В сущности, как ни забавно, здесь действует тот же психологический механизм. Еда должна обеспечить чужое признание, она замещает недостающий социальный статус, которого эти люди не имеют. Иногда это происходит буквально. Семьи покупают дорогое французское вино или банку икры, а в конце месяца не могут заплатить за квартиру.

Кстати, насчет икры. В одной из ваших книг вы писали, никогда нельзя быть уверенным, что сегодняшний предмет роскоши завтра не станет ширпотребом.

Несомненно. Вот вам пример: Библия. До эпохи книгопечатания это был предмет роскоши, каждый экземпляр был переписан и иллюстрирован от руки. Или сахар. Во времена Наполеона сахар был дорог настолько, что продавался в серебряных шкатулках, которые, как маленькие сейфы, запирались ключиками, чтобы не вводить в искушение слуг. Сегодня за шкатулку вы заплатите целое состояние, а за сахар — несколько центов. Или вот еще, известно ли вам, почему в Голландии XVII века делали так много декоративных цветочных композиций, выполненных из полудрагоценных камней?

И почему?

Просто настоящие цветы были тогда слишком дороги. Луковица тюльпана стоила столько, сколько сегодня стоит малолитражка. Во времена голландского увлечения тюльпанами Рембрандт спекулировал луковицами и потерял все свое состояние.

Но вернемся к сегодняшнему дню. Недавно одна немецкая телезвезда произнесла фразу, которая еще недавно звучала бы странно. Что-то вроде «Роскошь для меня — это дикое место, до которого практически невозможно добраться, место, в котором человеку не выжить».

Ну, желание убежать от сложившихся обстоятельств понятно. Жители развитых западных стран все больше напоминают царя Мидаса. Как вы помните, согласно греческим мифам, тот едва не умер от голода, потому что все, до чего он дотрагивался, превращалось в золото, в том числе и пища.

А вообще кто-то может и должен устанавливать границы роскоши?

В Древнем Риме существовали такие законы, скажем, закон Оппия (Lex Oppia), проведенный трибуном Гаем Оппием в 195 году до н.э. Он запрещал женщинам носить пурпурные одежды и украшения, регулировал ход и размах званых обедов. В наши дни едва ли можно представить себе законодательные ограничения. Но есть другие инстанции — религия и, прежде всего, гражданская мораль. Историк Макс Вебер называл это протестантской этикой и понимал под этим добровольное самоограничение, границы, установленные традицией.

В Европе сейчас многие призывают к ограничению зарплат для топ-менеджеров.

Для этого уже слишком поздно. Если топ-менеджеров вынудят пойти на публичное ограничение зарплат, фирмы будут выдавать им не только автомобили, как это происходит сейчас, но еще и дома, и прислугу. Фактическое вознаграждение станет еще более теневым, а значит, будет еще хуже поддаваться контролю.

А вот философ Монтескье считал, что без роскоши невозможно, и если богатые не сорят деньгами, бедные голодают.

Экономисты исходят из того, что роскошь желательна, но лишь до тех пор, пока сохраняется социальная стабильность, рынок рабочих мест не напряжен. Если же безработица нарастает, как это сейчас происходит в Европе, то формируется извращенная ситуация, которая приводит к расколу общества.

А мы уже почти в этой точке, так?

Главный вопрос: сохранит ли эта группа людей свою вовлеченность в общий социальный контекст. Если нет, если она отделится от остальных, мы получим классовое общество, такое, как двести лет назад. Элита ходит в особые рестораны, их дети посещают особые детские сады, особые школы. Демократии угрожает опасность, когда возникает группа сверхбогатых, которые устанавливают собственные правила.

Вы слышали про актуальную сейчас тенденцию, так называемое Stealth Wealth, «закамуфлированное богатство»? К примеру, про украшения с драгоценными камнями, вставленными с обратной стороны.

Ну, это несомненные формы проявления нечистой социальной совести. Люди богатые, конечно, помнят о том, что массы сегодня очень хорошо осведомлены об их образе жизни. Многие становятся осторожнее и перестают демонстрировать все, чем обладают.

То есть речь идет об еще большей сплоченности, верно?

Безусловно. Люди, которые прячут богатство, образуют внутри высшего класса новую подсистему. Обыватели даже и не догадываются, а вот немногие члены группы знают совершенно точно, какой ювелир сделал кольцо, и где именно в нем спрятаны бриллианты. С тех пор как средние слои тоже получили возможность покупать дизайнерские вещи — чаще всего, всякие пустяки вроде помады или кошелька, — люди по-настоящему состоятельные стали обороняться, создавая новые способы выделиться. Например, заказывая себе вещи в единственном экземпляре. Это, конечно, чистой воды декаданс. Надо отдавать себе отчет, что мы его сейчас переживаем.

Существуют совершенно абсурдные порождения индустрии роскоши.

Верно, но наша эпоха в этом смысле не оригинальна. Безумные идеи были всегда. Например, те же комнатные собачки, выведенные специально для привилегированного класса.

Не их ли утонченные дамы прятали к себе под юбку?

И это тоже. Но собачки были нужны для другого. Они первыми пробовали пищу хозяев, которые боялись, что их отравят. Поскольку животные обладали крошечной массой, они быстро реагировали на яды, и если с едой было что-то не так, через несколько секунд они падали замертво.

А вот губернатору Калифорнии Шварценеггеру нужен специальный человек, что бы за сто тысяч долларов в год мыть его машины.

Право распоряжаться людьми — это, конечно, самая большая роскошь. Напоминание о рабстве. Такие богатые имеют собственные службы безопасности, а иногда и небольшие частные армии. Или возьмем футбольную Лигу чемпионов — это же чистейший рынок рабов под эгидой нескольких миллиардеров.

Все больше миллиардеров покупают землю, чтобы оставить ее в неприкосновенности. Появилось специальное понятие — «экологическая филантропия». Вы не считаете, что как раз они-то вкладывают деньги со смыслом?

Экологическая филантропия — красивое название, но оно маскирует иные побуждения. Из-за роста населенности борьба за жизненное пространство становится острее. Когда миллиардеры покупают землю, речь на самом деле идет о будущей обеспеченности жизненным пространством и ресурсами. Интерес представляет даже земля не обжитая и мало пригодная для этого. Скоро эти угодья будут вновь обращены в деньги, я вам гарантирую. Зачем, как вы думаете, пищевые концерны покупают землю в чудесных альпийских лесах? Из-за родников. Вода — предмет роскоши будущего.