На товарняках от Владивостока до Москвы: Илья Бондарев — о том, как совершить кругосветку с нулем в кармане
«Илья Бондарев» — одноименный ютуб-канал 27-летнего эксперта в бюджетном выживании и выживании в принципе (его экстремальные видео мы уже показывали ЗДЕСЬ). Побег с крыши поезда в джунгли от стреляющих бразильских охранников, месяцы блуждания по Америке с пустым кошельком и марш-бросок на товарняках от Владивостока до Москвы — так выглядела недавно завершенная кругосветка. Журнал "Нож" поговорил с Ильей о том, как правильно запрыгивать в вагон с углем, организовать lowcost-путешествие и насколько нужно свихнуться, чтобы познать искусство быть бродягой Дхармы.
— Почему ты решил вернуться в Россию после 3,5 лет кругосветки?
— На самом деле, ужасно соскучился по русскому лету, а еще после путешествия на товарняках по Америке хотелось снять видео о России. В комментариях мне часто писали, что Россия — это днище и здесь можно только умирать со скуки. Я хотел показать, что это не так. Проехавшись от Владивостока до Москвы, я часто встречал людей, которые очень хотят путешествовать.
— Только не совсем понимают, как это сделать.
— А для этого не много нужно. К примеру, после Южной Америки я даже палатку не вожу. У меня с собой только гамак, пенка, спальник, пара комплектов одежды и камера с ноутбуком для съемок.
— Мне придется задать пару технических вопросов. Допустим, у меня нет сбережений, и я не представляю, как зарабатывать в процессе. Что делать?
— Можно найти нелегальную работу — к примеру, в США через группы на фейсбуке легко устроиться официантом или грузчиком. Если становишься официантом, то осторожнее с чаевыми: когда их делят работники, а не начальство, могут кинуть. А вот когда я работал грузчиком, нажиться на мне никто не пытался. В странах вроде Чили или Аргентины, где хорошо развит туризм, тоже всегда нужны официанты. Большим плюсом будет знание испанского. В Южной Корее можно устроиться на поля собирать кимчи. Там, соответственно, лучше бы знать корейский.
Вообще, если тебе нужно прямо сейчас достать откуда-то денег, и это вопрос жизни и смерти, твой мозг сам найдет решение проблемы. В каждой стране мира интуитивно понимаешь, как быть: так Азия превратилась в Мекку бродяг из России, которые продают открытки и фотографии (хотя это уже не в новинку и сходит на нет), а в Южной Америке аргентинцы устроили целые представления — выступают на светофорах с файер-шоу, ездят на одноколесных велосипедах, жонглируют, а потом проходят вдоль машин и собирают деньги.
Мой друг в Южной Америке продавал на светофорах Super Ocho. В Чили это что-то вроде нашей «Аленки». Покупаешь в супермаркете целую упаковку и продаешь в розницу: они дешевые и хорошо расходятся, даже если ты поставишь цену в два раза выше.
В путешествии ты либо смекаешь насчет подобных вещей, либо учишься жить совсем без денег. Выезжая из Брянска, я взял с собой то ли 1000 долларов, то ли 800 и осознание того, что рано или поздно деньги кончатся. Как выкручиваться, я понял только тогда, когда это произошло. Так, в Нью-Йорке я прожил два месяца абсолютно бесплатно. Помогал волонтерить чуваку с Airbnb, прыгал через турникеты в метро, через сайтнашел компанию фриганов и забирал свеженькие роллы с лучших нью-йоркских мусорок. Как по мне, с деньгами ты путешествуешь или нет, главный вопрос не в том, как их в случае чего достать, а в том, готов ли ты остаться без них.
— Так, я еще не готова. И по опыту знаю, не всегда получается вписаться даже по каучсерфингу, где тогда ночевать?
— Зависит от погодных условий, но в больших городах самое лучшее — крыши. Я разбивал палатку на крыше «Макдоналдса» (там была лестница под замком, но это не помешало забраться) и меня не беспокоили менты, охранники или гопники. Механизм такой: либо ты находишь спокойные места, либо приучаешь себя не бояться.
Еще отличная вещь — гамак, на нем легко спрятаться между деревьев, и тебя никто не найдет. На чердаки лучше не лезть — там голуби, а вот пожарные лестницы хорошо подходят, если холодно и крыша закрыта. Можно проситься в храмы: в Юго-Восточной Азии любой буддистский храм пустит переночевать. В русских я вписываться не пробовал, но что-то мне подсказывает — сомнительная идея.
Есть и очевидный вариант: случайные знакомства. Куда лучше каучсерфинга или хостела. Чтобы жить какое-то время с человеком, нужно, чтобы он был свой в доску, таких очень сложно отыскать. А тут тебя человек вписывает по доброй воле — к примеру, водитель, который подбросил тебя на трассе. В некоторых странах особо охотно зовут в гости — скажем, в Грузии и Таиланде. Еще отличный вариант — встретить на другом конце мира соотечественника. Мы так разговорились с русским парнем и вписались к нему на яхту в Карибском море.
— Очень в стиле хобо. В одном из интервью ты упоминал, что стал ездить на товарняках, вдохновившись как раз ими и Джеком Лондоном. Ты продолжаешь по этой же причине?
— Не только. Товарняки — это ведь невероятный драйв. Особенно поначалу. Я понимал, что ввязался в настоящее приключение, когда определял, на каком именно составе ехать, запрыгивал так, чтобы меня никто не заметил.
Много лет назад, гуляя по вокзалам, я часто думал именно о таких путешествиях: поезда мелькали где-то в культуре, но в реальности этим никто как будто не занимался. Гугл не выдавал ни одного видео, где люди ездили бы на товарняках. Как-то мы с другом бродили вдоль станции, шел дождь, и мы в первый раз запрыгнули на товарный поезд. Проехали пару станций и решили: круто. Через пару недель я снова прогуливался там, уже один, запрыгнул и уехал в Москву.
— Погоди, ты просто вышел прогуляться, прыгнул на крышу поезда и унесся?
— Я пришел на станцию с намерением запрыгнуть, но у меня с собой не было ни спальника, ни даже телефона. Только йогурт и обрывок бумажной карты Брянской области. И вот я в полувагоне, смотрю на карту и на таблички с названиями мест, пытаюсь понять, куда еду. Вечереет, вокруг март, еще снег лежит — хотелось нырнуть в него на полном ходу, было ужасно холодно. Недалеко от Москвы поезд чуть притормозил и я спрыгнул, понятия не имея, где нахожусь. Одинокая станция электрички и киоск с билетами. Добрался до Москвы, переночевал в хостеле.
— Ты как-то говорил, что если имеется «план Б» или вообще план — это не настоящее путешествие. В этот раз ты тоже не планировал маршрут?
— Нет, но он планировался сам собой — по Транссибирской магистрали. Мы с Ильей, моим напарником, выехали из Владивостока, проехали Биробиджан и добрались до развилки на Известковой. Оттуда одна дорога ведет по Транссибу, где идет большинство поездов, а другая — на север, к БАМу (Байкало-Амурской магистрали. — Прим. авт.). Мы выбрали ее и целенаправленно поехали в самую жопу мира.
— Зачем?
— Транссиб — это слишком легко. Там нет глухих и затерянных мест, как на БАМе, где можно отыскать что-то действительно удивительное. Как-то машинист локомотива вписал нас в Февральск — разбитый городок на 4000 жителей. Представь: БАМ, вокруг тайга, болота и островок с серыми пятиэтажными панельками и стремными гаражами, в которых расположены магазины. А в самом центре этого великолепия — футбольное поле второго поколения и современный спорткомплекс. Как раз туда нас и вписали к седому морщинистому мужичку, который в одиночку заморачивался, ездил в федеральный центр и получал это поле, а теперь тренирует там ребят. Я, скорее всего, выложу интервью с ним.
Плюс, на БАМе попросту удобно — там нет электрификации. Почти на всех дорогах в России сверху есть контактные провода, а на БАМе гоняют дизельные тепловозы. Это значит, можно вылезать на крышу, не боясь, что тебя ударит током.
Важная вещь в России — это провода. Есть два типа напряжения: переменное и постоянное. К переменному нельзя приближаться — может ударить с полуметра, а если погода влажная, то лучше держаться метра за три от него. По напряжению, кстати, можно определять, куда отправится поезд.
— Как?
— По ветке с переменным током никогда не поедет локомотив, заточенный под постоянный, и наоборот. Достаточно взглянуть на состав, чтобы понять, куда он отправится. На Известковой мы похожим образом и ориентировались: к составу прицепляют тепловоз, который идет без электричества, значит, он идет на север.
Есть и другой лайфхак: спросить машиниста, не подбросит ли он тебя в такую-то сторону. Скорее всего, скажет: «Я туда не еду». А если ответит: «Не возьму» — то ты будешь точно знать, что едет он именно туда. Еще можно ориентироваться по грузу: если вагон с углем, вероятно, едет в сторону Кемерово, Новокузнецка. Кстати, уголь — самый дерьмовый груз.
— Это почему?
— Да ты постоянно грязный. Как-то раз мы довольно беспечно ехали, спрыгнули, заходим в кафешку в какой-то глухой провинции и спрашиваем, можно ли у них поесть. А они на нас смотрят и охеревают: мы черные, как шахтеры, с ног до головы. Без преувеличений — только зубы белеют. Сказали: «Ну вы это, только умойтесь».
Иногда приходилось ночевать прямо так. Почти все города строят возле водоемов, но на Дальнем Востоке ужасно холодные реки — ноги сводит за пару секунд. А станции от населенных пунктов бывают далеко расположены.
— Не могу не узнать: у тебя есть медицинская страховка?
— Не было случая, когда она мне пригодилась бы. За всё путешествие я сделал только одну прививку от желтой лихорадки перед Амазонией, и то потому, что справка требовалась на границе. Формально. На деле — всем плевать.
— И за 3,5 года с тобой ни разу ничего не случалось?
— Простужался иногда. Самый тяжелый раз был в Малайзии, когда я несколько ночей провел на крыше многоэтажной парковки под тропическим дождем. Но я поправился через три дня — у меня крепкое здоровье.
Из серьезного — попадал в аварию на мотоцикле. Ехал по серпантину в Колумбии в охренительном настроении, включил музыку, разогнался и стал дерзко входить на поворотах. Мы тогда притормозили, чтобы купить арбуз, и у меня мелькнула мысль: если и дальше так поеду, точно врежусь. Ну и врезался. Проигнорировал знак снижения скорости на крутом повороте, не вписался и вылетел прямо на грузовик. Мотоцикл под него и в мясо, а я полетел мимо кабины. Помню, успел подумать только: ну всё, приехали, отправляюсь на тот свет.
— Истинный путешественник: приехал — отправляюсь.
— (Смеется.) А когда тело проверил — рука шевелится, нога на месте — первая мысль вроде была: значит, еще поезжу. Мне повезло, обычно такое смертью заканчивается.
— А как тебе удается убедить семью, что такой образ жизни — это ок?
— Ну я ведь до сих пор живой, значит, ок.
— И ты совсем не страхуешь себя на случай ЧП?
— Я и поехал в путешествие, чтобы попадать в пограничные ситуации. Но тут есть своя тонкость: когда я еду на мотоцикле, им управляю я — значит, вся ответственность тоже на мне. А есть вещи вроде тяжелых болезней, которые нельзя контролировать, но они менее вероятны.
— Когда охранники в Бразилии палят из пистолета — это не самое вероятное событие. Кстати, как не напороться на охрану?
— Нужно просто быть внимательным. За всё путешествие от Владивостока до Москвы мы только раз попали в ментовку. Полночи проторчали в отделении и в итоге получили штраф — 100 рублей. В другой раз мы сбежали от охраны, нас помогли отловить местные жители, но сдавать в полицию не стали. Это было на Дальнем Востоке, где люди проще относятся к таким вещам и в целом более отзывчивы. Они мне напоминают латиноамериканцев, которые всегда улыбаются, а в магазинах говорят тебе: “Que quieres mi amor?” («Что желаешь, любовь моя?»). Правда, на Дальнем Востоке забота иначе выражается: когда ты о чем-то спрашиваешь или просишь человека, он действительно размышляет, как и чем тебе помочь, а не механически отвечает «нет».
— А если ты сталкиваешься не с отзывчивой дальневосточной охраной, а со стереотипным российским ментом? Как с ним договориться?
— Да просто: любой человек реагирует на твою реакцию — ответишь вежливо, он поймет, что ты адекватный, и будет нормально общаться. Впрочем, влияет еще и то, один ли ты или с напарником: меньше вероятность, что на двух людей станут наезжать.
— Обычно ты путешествуешь один. Почему в этот раз не поехал?
— Путешествие через всю страну — это 10 000 километров, ты устанешь, если в одиночку поедешь на товарняках. А здесь вы делегируете обязанности между собой, да и не так скучно: мы ехали два месяца и, бывало, проезжали по 18 часов за раз. Илья мне рассказывал о тонкостях российской железной дороги, о многом я не знал.
— В одном из интервью ты сказал, что, когда едешь один, всё зависит от твоего состояния — либо ты поймал дзен, либо ты ввалился в бэд-трип. А когда едешь с кем-то — это компромиссы и уступки. Как всё-таки лучше?
— Одному. Если ты хочешь откровений или, попросту говоря, охреневать от жизни, нужно ехать одному. С кем-то ты всегда заключен в микровселенную, и вам проще взаимодействовать с окружающим.
— Но долго быть в одиночестве станет, как бы сказать без тавтологии, одиноко.
— Да, но для этого есть музыка, иногда — книги. Как-то я ночевал в пустыне, и было ужасно тоскливо: только я и пустота. Тогда я развел огонь, и стало спокойно. А когда едешь на товарняке, ты просто смотришь по сторонам и размышляешь наедине с собой. Дорога — отличное место, чтобы подумать. Как в походе или в трипе — отключаешься от всего и анализируешь свой опыт.
Если станет совсем одиноко, можно найти попутчика: в Америке, например, есть PanAmerican Travelers Association. Ребята по Панамериканскому шоссе путешествуют, с ними можно скооперироваться или обменяться советами. Я в США просто менял поезда на автостоп для разнообразия. Приятно побыть с людьми, даже если ваше общение поверхностное, а ты сам даже языка толком не знаешь. В автостопе и не важны разговоры, главное — ощущение момента. В машине ты как в отдельной вселенной. Тебя не волнует ни то, что было до, ни то, что будет после, ты просто едешь здесь и сейчас.
— Я читала твой мини-дневник об американском автостопе на «Ленте». Довольно меланхолично.
— Конечно, там редактор вырезал самые острые моменты. Не понимаю, как законы о пропаганде вяжутся с художественными текстами. В истории вся эта дичь может быть базовой мотивацией у героя или движком действия, даже в интервью. Неправильно, что нельзя говорить откровенно.
— Тогда давай откровенно: ты ночуешь на улицах, перемещаешься дикарем, еду уводишь из супермаркетов — это принципиальная позиция или вынужденное?
— Еду я только в США уводил, когда совсем денег не было. А почему в целом я веду такой образ жизни? Деньги — это неплохо, они дают возможность делать то, что требуется прямо сейчас. Мне надо смонтировать видео — я оплачиваю отель и монтирую. Но с деньгами твое «завтра» обеспечено, и ты точно знаешь, что можешь пойти в хостел или купить себе билет на самолет. А огромный и охренительный мир никогда не показывает чудеса тому, кто от него прячется.
В Америке, когда у меня не было ни доллара, я жил в таком ритме: еду или иду, и начинает темнеть. Я останавливаюсь на месте, оглядываюсь по сторонам и вижу место, где буду ночевать: крышу или мост. Или бреду по пустыне и засыпаю прямо там, где меня застигла ночь, под звездами, а потом просыпаюсь и иду дальше. И в какой-то момент мир вокруг, его материальная сторона, становится не такой уж и важной: тебя будто еще не существует в нем, метафизически ты в ином пространстве. Это охренительное чувство: тебе ничего не надо. И еще — тебе ничего не страшно.
— Совсем?
— Да. Ты просто понимаешь: среди вас всех самый поехавший — я. Когда живешь вот так, ты можешь позволить себе делать то, на что в обычных условиях человек никогда не подпишется и чего никогда не узнает: каково спать с бомжами где-то под мостом в американской глуши или ночевать на улице в мексиканском гетто, где людям головы отрезают. Вольно или невольно ты бросаешь вызов тому, что все говорят: в самом криминальном районе Мексики нельзя вот так просто приехать, лечь на улице и проснуться живым. Да ни хрена. Можно. Можно всё, что угодно.
— У тебя был момент, когда ты четко осознал, что прошел точку невозврата: проснулся на улице, почистил зубы в «макдаке», поел на улице и, уйдя пешком на Восток, понял, что теперь ты — бродяга?
— Ощущения, что вот с этой минуты я бомжара и антисоциальный, не было. Но в одном из путешествий мы с попутчицей очень сильно экономили и стали скатываться в супераскетизм. Около недели жили на крыше старого здания в центре Баку, мылись из 10-литровой бутылки воды, которую я наполнял в кафешке внизу. Такое повторялось периодически — в такие моменты чувствуешь, что впереди большая дорога, действительно большая, и в ней будет до хрена трудностей. Но будет и что-то стоящее.
— Путешествуя по Азии, я часто встречала путешественников с таким унылым видом, будто они срок мотают. Тебе когда-нибудь хотелось всё это бросить?
— Ты всегда понимаешь, что проблемы есть, но они не решатся, если бросить и отправиться домой, — станет только хуже. Я об этом и не думал никогда, честно говоря. Но порой наступает тотальная апатия, когда не хочется вообще ничего. Поэтому очень важно иметь цель или мечту, причем не обязательно умом понимать, что ты творишь, нужно чувствовать. Я чувствовал, что хочу объехать мир, и это не давало скатиться в экзистенциальный кризис.
— Сейчас твоя цель та же — объездить весь мир до самого края?
— Объездить мир — это, скорее, индикатор. Суть не в том, чтобы поставить галочки на карте, посмотреть разные страны, и даже не в том, чтобы «найти себя». Твои эмоциональные состояния меняются, будто водой окатили: только что было откровенно херово, а теперь у тебя экстаз, хотя ты ничего для этого не делал. Важно научиться переливаться из одного в другое и чувствовать окружающий мир. Если ты его не чувствуешь, ты делаешь что-то неправильно. Наверное, если долго сидеть в комнате и никуда не выходить, такое может случиться.
— И какая твоя истинная цель?
— Находить моменты восторга. Грустные, веселые или отчаянные — неважно. Главное, что это состояния, в которых становится ясно: ***** (черт возьми), да ведь я живу!
Наталия Дерикот
Комментарии
Отправить комментарий