Перенаселена ли планета?

— ООН объявила, что население Земли достигло восьми миллиардов человек. Эту информацию все восприняли по-разному. Кто-то радовался, что нас много, кто-то — наоборот, указывал, что планета перенаселена. А, на самом деле, можно ли говорить о перенаселении с точки зрения способности планеты удовлетворить базовые потребности человечества, например — потребности в пресной воде и продовольственных ресурсах?

«Угроза не в росте населения, а в наших действиях»

Географ Николай Дронин — о восьми миллиардах человек, дефиците пресной воды, голоде и способе жить на $72 в год

Николай Михайлович Дронин — российский географ, кандидат географических наук. Заведующий лабораторией глобальной и региональной геоэкологии географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Фото: Арден Аркман / Кедр

— Первая конференция ООН по продовольственным вопросам прошла в 1972 году. И тогда уже поднимался вопрос, сколько человек мы, собственно, можем прокормить. Появились термины «продовольственная безопасность», «продовольственные риски». И называлась цифра — десять миллиардов человек. Причем она называлась так же в двух ракурсах — в позитивном и негативном: «десять миллиардов вполне можем прокормить» и «десять миллиардов — это много». Но все-таки эта цифра — рубеж.

Десяти миллиардов, согласно прогнозным моделям, мы достигнем к 2050 году. Это нетрудно просчитать, потому что у нас есть идущий по алгоритмической кривой тренд, и есть шаг: мы знаем, за какой период население Земли выросло с семи до восьми миллиардов человек. Дальше прогнозы немного разнятся, но наиболее обоснованный говорит о том, что [после 2050 года] роста больше не будет, а к 2100 году начнется даже снижение численности, причем не в связи с нехваткой ресурсов, а в связи с демографическим транзитом. Любая страна проходит несколько стадий в демографическом развитии.

• На первой стадии люди очень много рожают, но и смертность остается крайне высокой. Поэтому прирост населения получается небольшим.
• На второй стадии рождаемость остается высокой, но благодаря комплексу мер — например, введению новых санитарно-гигиенических норм, прогрессу медицины — смертность падает.
• На третьей стадии рождаемость снижается, потому что приходит осознание, что экономически много рожать уже не выгодно.
• На четвертой государства достигают баланса между смертностью и рождаемостью — выходят на плато.
• И могут войти даже в пятую стадию, когда смертность превышает рождаемость — это касается, например, современной России и некоторых западных стран, где численность населения снижается.

Мир в целом сейчас приближается к четвертой стадии — выходу на плато.

В 1960-е годы прошлого века население Земли росло на 2,4–2,6% в год, сейчас — на 1,24%.

Это никак не свидетельствует, что раньше уровень жизни был выше. Напротив, потребление было довольно скромным, а сейчас у нас гигиеническая норма по питанию — 3 000 килокалорий на человека в сутки, и в среднем по миру так и есть, а в США — и вовсе 3 600 килокалорий. Так что если отвечать на вопрос, прокормим ли мы восемь миллиардов человек, — да, прокормим. Если не за счет натурального хозяйства, то за счет современных технологий — тех же генно-модифицированных продуктов.

— Но ведь названные вами 3 000 килокалорий — средний показатель. Он неравномерно распределен. С Соединенными Штатами, Европой все понятно. Но в развивающихся странах едят значительно меньше, а основной рост населения дают именно они.

— Это самый сложный вопрос. Потому что он социально-политический. В 2000 году на международном уровне была поставлена цель — к 2015-му сократить в два раза число голодающих, то есть тех, кто потребляет меньше 2 000 килокалорий в сутки. Тогда таковых было 800 миллионов человек. Эта цель не была достигнута, и даже наоборот — сейчас некоторые эксперты заявляют о 850 миллионах голодающих.

Причина, на мой взгляд, в неэффективности методов решения проблемы. Да, есть авиационный флот ООН, который каждый день доставляет продовольствие в развивающиеся страны. Но в то же время сохраняется колоссальный дисбаланс в производстве: индустриально развитые государства остаются и самыми продвинутыми в области сельского хозяйства, и они же являются лидерами в лесной промышленности — у них 70% мирового производства древесины. Все бедные страны зависят от глобального рынка, и как только на нем случается кризис, бьющий по экономикам развитых государств, — бедные страны недополучают продовольствия, и количество голодающих растет.

Фото: Ninno Jackjr / Unsplash

Чем еще плоха прямая помощь — тем, что в развивающихся странах высокий уровень коррупции: то, что им поставляют, зачастую просто разворовывается и не доходит до адресатов. Альтернативой этому подходу могло бы стать стимулирование выхода развивающихся стран на мировой рынок, стимулирование производства на их территориях, строительство инфраструктуры, электрификация, разумеется — образование населения.

Но в то же время с выводом развивающихся стран на мировые рынки нужно действовать очень тонко. Потому что есть примеры, когда одобряемые на международном уровне инициативы дают совершенно неожиданный отрицательный результат. Например, в 1990-е годы на правительство Индии вышли производители ГМО из крупной американской компании Monsanto. Они убедили власти страны в том, что смогут вытащить бедных индийских крестьян на международные рынки: для этого им предложили выращивать генно-модифицированный хлопок. Крестьяне согласились, набрали кредитов у ростовщиков, накупили саженцев, и… получили нулевой результат. Ничего у них не выросло: генно-модифицированный хлопок оказался слишком чувствителен к засухе. Результатом стало 25 тысяч самоубийств, потому что люди просто не могли выплачивать кредиты.

Были и другие неудачные примеры. И они, конечно, сильно подорвали доверие развивающихся стран, усугубив продовольственную проблему.

— А почему население в большей степени растет именно в развивающихся, неблагополучных странах?

— Потому что они находятся на первых этапах демографического перехода. Причины чисто экономические: если у тебя высокая смертность, в том числе младенческая, надо с гарантией рожать, чтобы выжил хоть кто-то. Плюс, разумеется, это обычаи и другие культурные составляющие.

Но! Есть еще один очень важный, фундаментальный момент.

У нас почему-то принято думать, что увеличение численности населения Земли — это только появление новых ртов. Однако на деле — это появление новых рук: каждый человек в среднем больше производит, чем потребляет. Экономика государств не росла бы, если б было по-другому.

И, в том числе по этому, Китай отказался от программы «одна семья — один ребенок». Хотя там была и другая причина: демографы подсчитали, что к 2100 году население Китая в случае рождения одного ребенка в семье составит 140 млн человек. Ну, то есть будет таким же, как в России. И они ужаснулись.

— А что вообще такое перенаселенность, каковы критерии?

— Определения даются разные, и все они на уровне метафор. Ну, мы можем представить, что это просто очень много людей вокруг или та же нехватка еды. Но, на самом деле, исторические прецеденты, примеры перенаселенности — есть. Так, колонизация Америки была вызвана сельским перенаселением Европы. Российская революция 1917 года была вызвана перенаселением в селах. Это был не вопрос пропитания, а вопрос занятости людей. Просто не нужно было столько рабочих рук в сельской местности. Соответственно, должен был происходить отток. Европа реализовала отток и в Америку, и в города — то есть урбанизацию. Наша страна чуть медленнее, но реализовала отток населения в города.

Есть, конечно, теоретические критерии: например, несущая способность ландшафта — сколько населения способна прокормить та или иная территория. Но, на мой взгляд, они слишком непрактичны. Особенно в условиях современной мобильности населения.

— Сейчас довольно активно обсуждается, что одним из наиболее дефицитных ресурсов в мире в скором времени станет пресная вода. Таджикистан с Кыргызстаном уже периодически ведут за нее бои в Ферганской долине. Действительно ли мир может ждать ее нехватка?

— Опять же, не все так просто. В упомянутой Центральной Азии воды много. А борьба скорее идет за доступ к ней. И все это усугубляется немаркированными границами: государства спорят, кому принадлежит тот или иной источник. То есть проблема скорее в распределении.

И эта проблема существует и внутри самих центральноазиатских государств. После распада СССР выяснилось, что на месте некогда коллективных хозяйств образовались тысячи индивидуальных и что ирригационная система выстроена так, что те, кто находится ближе к источникам воды, получают возможность ее распределять. Соответственно, они забирают себе больше воды, чем те, кто находится дальше от источников.

Решить эту проблему, к слову, тоже пытались на международном уровне. США предложили создать в Центральной Азии бассейновые управления, которые бы распределяли воду по заявкам. Но закончилось все безрезультатно: и хозяйства запрашивали больше воды, чем им реально было нужно, и управления им эту воду недодавали. А главное — никто за воду не захотел платить. Это оказалось просто не в менталитете местных жителей.

Мы в России, люди в Европе и США привыкли, что вода — это платный ресурс и потреблять его нужно по нормативам. А там не так.

Фото: James Baltz / Unsplash

— Каким странам или регионам в большей степени грозит продовольственный и водный кризис?

— На этот вопрос, в принципе, легко ответить. Просто взять перечень бедных стран: у всех будут продовольственные проблемы. Другое дело, что там люди научились жить на $72 в год…

— В год?

— В год. Если каждый день есть 660 граммов кукурузной муки и 30 граммов подсолнечного масла — они обеспечат вам 3 000 килокалорий в день. Это классические жареные лепешки. Они реально помогут выжить физически. Но, разумеется, это не слишком здоровое питание.

— А все-таки водный кризис кому-то может грозить из-за перенаселения?

— Даже при существующем уровне технологий вполне реально обеспечить водой любую местность. Даже арабские государства, долгие годы имевшие проблемы с обеспечением питьевой водой, уже перешли на опреснение морской воды — теперь у них бесконечный источник.

— Возможен ли вообще мировой голод?

— Мне кажется, нет. Есть запасы земель, которые можно использовать под сельское хозяйство: и у нас, и в Европе, и в США. Более того, площади, используемые под выращивание культур, постоянно сокращаются. И не потому, что земли становятся непригодными, а потому, что совершенствуются технологии: с определенной площади земли удается собирать больше урожая. Бедные страны все так же могут рассчитывать на прямую продовольственную помощь.

— И даже изменение климата не способно привести к голоду?

— Изменение климата — самая большая угроза. В целом по миру мы сейчас теряем около 5–6% продовольствия из-за изменения климата. Но, опять же, надо понимать, что слово «теряем» не означает, что продовольствия становится меньше — нет, рост идет, и потребности рынка обеспечиваются. Но этот рост мог бы быть еще интенсивнее.

На самом деле, сейчас урожайность в развитых странах на 80% зависит от технологического фактора и на 20% — от климатического. Даже если взять Россию: у нас климат в основной сельскохозяйственной зоне, в Черноземье, ухудшился — стало больше сухих дней, осадки стали менее равномерными. Но при этом с 2012 года там получают рекордные урожаи. Почему? Потому что к 2012 году стали доступны определенные технологии, давно использующиеся в западном мире.

И, насколько я знаю, по предварительным данным, 2022 год в России — даже несмотря на летние волны жары — стал годом с абсолютно рекордной урожайностью.

— Максим, на ваш взгляд, перенаселена ли планета людьми сейчас? Какая численность населения вообще оптимальна для сохранения экосистем?

— Население способно расти и способно к некоторой флуктуации. Вряд ли мы можем говорить о том, что есть какая-то перенаселенность планеты Земля. Мы сейчас говорим о биологических видах, а также о популяции человека. Давайте уточним — о каких именно видах и в каком аспекте.

— В первую очередь об увеличении численности людей на планете и о том, как оно влияет на биоразнообразие, то есть на другие живые организмы.

— Увеличение численности населения способно влиять на биоразнообразие довольно сильно. Планета пережила уже пять катастрофических циклов вымирания биопопуляций, и сейчас мы уничтожаем их достаточно быстро. Но опять же — это не постоянная тенденция. Она очень сильно зависит от государств, их политики, конкретных экологических систем и так далее. В целом больше зависит от деятельности человека, нежели от численности людей.

— А что это за пять циклов?

— Эти катастрофы были связаны с климатическими изменениями и происходили очень давно. Самая известная из них — вымирание динозавров 65 миллионов лет назад. Существует несколько гипотез. Одна их них говорит, что на Землю упал огромный метеорит, который вызвал похолодание, и произошло вымирание этого класса рептилий. Соответственно, после на Земле начали бурно распространяться млекопитающие.

— Сейчас говорят об очередном витке исчезновения видов. Играет ли в этом существенную роль человек или это естественный процесс?

— Мы действительно приводим к катастрофическому исчезновению видов. Каким образом? Мы повышаем температуру планеты, это антропогенное воздействие на климат. И это уже не оспаривается. Ученые находятся в консенсусе по поводу того, что это вызвано человеческим влиянием, сжиганием ископаемого топлива. Но мы уничтожаем биоразнообразие и другими способами. Один из них — уничтожение мест обитания диких животных. Мы исторически распахивали землю, вырубали леса, осушали болота, а это приют для огромного количества видов.

Сегодня, по некоторым оценкам, человек угрожает примерно миллиону видов.

Некоторые исследователи полагают, что в настоящее время продолжается «голоценовое» вымирание. С 1900 года скорость вымирания более чем в 1000 раз превышает фоновую скорость вымирания, и эта скорость увеличивается. Массовое вымирание является результатом деятельности человека, оно вызвано ростом населения и чрезмерным потреблением природных ресурсов Земли. В конце 2021 года WWF Германии предположил, что более миллиона видов могут исчезнуть в течение десятилетия в результате «крупнейшего массового вымирания с конца эпохи динозавров».

Развитие цивилизации в разные времена уничтожало огромное количество видов. И мы продолжаем это делать. Урбанизация продолжается. Но опять же очень важный момент: кто мы? Где этого больше, где меньше? Мы должны дифференцировать это по государствам и нациям.

Возьмем, например, США. Мы знаем, что территория современных США начала заселяться примерно в XVII веке после первых пилигримов, которые приехали из Англии и других частей Европы. И в течение двух-трех веков происходило совершенно катастрофическое истребление живности — тех же бизонов. Их истребили просто за несколько десятилетий. Особенно, наверное, таким мощным был XIX век, как ни странно.

В конце XIX века были приняты законы и появились комитеты по окружающей среде. Появились первые национальные парки. Вы слышали, наверное, о таких национальных парках, как Йеллоустон или Йосемити, где была запрещена любая деятельность человека. И с тех пор существует градация из пяти категорий, например, национальные леса, национальные парки, зоны отдыха, заповедники, где можно осуществлять разную деятельность. И есть Агентство по защите окружающей среды, задача которого не допустить повышения предельных концентраций вредных веществ в воздухе, в водоемах и на земле. Оно очень тщательно следит за такими вещами. Поэтому относительный рост населения, который последовал за этим, не вызывал уничтожения биоразнообразия. Сейчас Америка уже в числе стран, которые не так влияют [на сокращение видов]. Но я думаю, что другие страны, где до сих пор продолжается охота, где человек активно «осваивает» природу, там это на достаточно большой волне.

Йеллоустонский национальный парк. Фото: Meina Yin / Unsplash

— Какие это страны?

— Некоторые страны Центральной Африки, Южной Америки и некоторые провинции Индонезии продолжают хищническое истребление природы. И, возможно, некоторые другие страны пользуются тем, что в этих странах нет законодательного запрета на такую деятельность, и поощряют это. Только недавно перестали истреблять горилл в Танзании и Конго. Человек продолжает истреблять природу и другими способами. Сильная вырубка тропических лесов в Бразилии, например. Нам кажется, что это просто вырубка деревьев, но на самом деле это уничтожение всего биоразнообразия, которое ютится в этих лесах.

— Человек считает себя главным видом на Земле — «царем природы», как нас учили в советской школе. Этому «царю природы», собственно, кто рядом нужен? Любимая кошка, любимая собака, рыбки, домашний скот. А все остальные ему зачем? Как тут может сработать «эффект бабочки»?

— Все виды животных и растений включены в так называемые пищевые цепочки. В океане, например, мы можем проследить пищевые цепи от планктона и мелких-мелких рачков до крупных и хищных рыб. Казалось бы, такое разнообразие рыб — ну ладно, исчез один вид, и что? Но это приводит к моментальному дисбалансу и влияет на другие виды. Животные теряют пищевую базу, которую достаточно трудно восстанавливать. Непосредственно на себе человек это, наверное, ощутит, только когда его домашний скот перестанет нормально питаться.

А еще есть невидимые микроорганизмы, бактерии, которые царствуют на Земле три-четыре миллиарда лет, они задают тон всему. И вот если мы повлияем на этот баланс, случится катастрофа. Мы не знаем доподлинно, где и в каком количестве видов поселяются эти бактерии и при отсутствии какого количества видов это взаимодействие всех со всеми окажется критически нарушенным. Если мы уничтожим какую-то часть бактерий, то поломается вся эта структура питания, и не только она, а, например,  переработка отходов, почвенные процессы, которые позволяют обработать, переработать падаль и так далее.

Это все очень важно и взаимосвязано. Мы не можем предугадать эффект. Подумаешь, мы уничтожили какое-то количество видов лягушек (они уничтожаются ежедневно просто потому, что средняя температура выросла на 1℃). Мы не можем сказать, когда эти «поломки» станут критическими для нас самих.

— Вернемся к численности людей на планете. Для многих диких животных существенным фактором благополучия является плотность населения. Человек достаточно пластичный вид, у которого высокая выживаемость и который может приспособиться практически к любым условиям. Но интересно, как на человека может повлиять увеличение плотности населения?

— Давайте разберемся. Есть рост населения, а есть показатель плотности населения, то есть количество человек на квадратный километр или квадратную милю. Короткий ответ будет таким: даже увеличение населения вдвое, до 16 миллиардов, при правильном распределении людей на Земле и разумном распределении ресурсов не составит для нас никакой проблемы. 

Но есть некоторая локальная плотность. Плотность населения в таких городах, как Токио, Москва, Мексика, Гонконг, более 6 тыс человек на км². А если мы возьмем Нью-Йорк, Манхеттен, то там плотность уже 28 тыс. Представляете, в 4 раза выше. В Сеуле — 16 тыс, в Мумбаи — 32 тыс, а в Дакке — 44. И люди живут. Что их удерживает? Их удерживают привычные ритмы жизни. Развитая инфраструктура позволяет абсорбировать в городах большее количество населения. Наверное, североевропейскому человеку некомфортно, когда, допустим, в лифте четыре-пять человек. А если два, мы нормально себя ощущаем. Значит, это наше субъективное ощущение. 

Нью-Йорк. Фото: Zach Miles / Unsplash

Дакка. Фото: Niloy Biswas / Unsplash

Что меняет плотность населения? Какие-то природные катаклизмы или, скажем, войны. Пекин был самым густонаселенным городом в мире. В нем проживало 703 тыс человек в 1605 году, но уже 471 тыс в 1655 году, это последние годы династии Минь. Представляете, население города уменьшилось на треть. Из-за чего? Засуха, они истощили в какой-то момент свои ресурсы. Пришла засуха, они не смогли прокормиться. Что произошло с людьми? Они необязательно вымерли. Они переселились в другие места. 

А посмотрите на российскую глубинку. Никому не надо объяснять разницу между Костромской и Московской областями в плане населения. Вымирающие костромские деревни — это 100 домов на 10–20 человек. Люди переселяются в город, который дает им работу, возможности для социального роста. Но в целом, если мы возьмем все это население и перераспределим обратно только по европейской части России, нам будет прекрасно и комфортно, достаточно все застроить.

Так что проблема перенаселения локальная и не является катастрофической. Но в определенных местах и при определенных режимах перенаселение действительно может быть угрозой как для людей, так и для других биологических видов.

— При каких режимах?

— При режимах, которые не обращают внимания на своих граждан, которые не заботятся об окружающей среде. Выбросы, например, в реки должны сильно регулироваться. Как и выбросы в атмосферу. Население с точки зрения государства — это тоже ресурс, и важно, что с этим ресурсом делается, как он охраняется и как влияет на окружающий мир. Это все вопрос регулирования.

— Какие виды растений и животных особенно страдают от роста населения планеты?

— Больше всего страдают беспозвоночные. Насекомым необходимо приспособиться к конкретным показателям температуры и влажности. С изменением климата, на который влияет человек, меняется не только температура, но и влажность, она повышается. Жители Москвы, наверное, заметили, что в последние годы лето стало более влажным и жарким, чем было, скажем, 20–30 лет назад. Это существенно. 

Земноводные также очень чувствительны к температуре: жабы, лягушки и другие амфибии. Страдают все жители лесов, потому что леса вырубают катастрофически. Развитие промышленности в целом дает очень большую нагрузку на экосистемы. Выбросы в реки влияют на популяции рыб. Посмотрите на северные реки. Посмотрите, что происходит с реками в Архангельской области. Это просто полигон для отходов.

— Как нам нужно изменить тип хозяйствования, чтобы снизить негативное влияние на природу? 

— В первую очередь должны работать государственные природоохранные институты, и не для галочки. Природоохранные институты должны определять предельно-допустимые концентрации химических веществ, загрязнителей окружающей среды, и следить за тем, чтобы надзорные органы штрафовали предприятия, которые их превышают. Тут в общем простой ответ. В нем вся сила. То есть он простой, но попробуй это сделай — создай эффективное агентство по защите окружающей среды, которое будет следить за тремя основными компонентами: землей, воздухом и водой.

У нас, например, в России, люди мусор сжигают и не видят в этом ничего страшного. А в Америке осенние листья ты должен сгрести, аккуратно собрать в мешки и сдать, ты не имеешь права их сжечь, это наказуемо. Если предприятие сбрасывает какие-то отходы в реки без очистных сооружений, это огромные штрафы.

Фото из соцсетей

— На ваш взгляд, это должны быть государственные институты, не общественные?

— Да, государственные. Потому что именно здесь капитализм сталкивается с контролем и ограничением.

— Есть мнение, что в популяции человека, как и у других биологических видов, действуют определенные законы, которые начинают работать, когда человек чрезмерно что-то делает, влияет на природу опять же. Кто-то к примерам такого «регулирования» относит эпидемию ковида, например. К подобным регулятивным механизмам социологи относят войны или беспричинное падение рождаемости. На ваш взгляд, эти в общем-то известные в животном мире механизмы саморегулирования численности в отношении человека тоже работают? Можно ли говорить, что природа все равно по-своему все отрегулирует?

— Ну вот вы сами, может быть, того не ведая, сослались на известного английского демографа Мальтуса, который в XVIII веке писал, что рост населения неизбежно приводит к избыточному использованию ресурсов и что население растет, а пропитания у него не хватает, поэтому неизбежно будет голод, войны и поэтому не беспокойтесь, население будет саморегулироваться. Это так называемая система checks and balances. 

Я не могу согласиться с тем, что давайте делать все, что мы хотим, и природа нас отрегулирует. Нет, конечно, мы должны быть сознательны. Саморегулирование мы оставляем для животных, растений. Там это существует, потому что как только увеличивается количество особей какого-то вида, ему необходимо больше пропитания, а его жертв не так много, соответственно, количество уменьшается. И наоборот.

Но такой подход опасен для человека. В отличие от животных мы загрязняем природу. Кроме того, что мы находимся на пороге ядерной войны, наблюдаем совершенно безрассудное бряцание ядерным оружием, есть вторая опасная угроза, которая может произойти на протяжении одного-двух  поколений, — это глобальное потепление. Если мы будем продолжать повышать среднюю температуру приземного воздуха планеты, а она уже критическая и ускоренными темпами идет вверх, наступят катастрофические последствия.

Один из эффектов, к которому может привести повышение температуры, — наступление нового ледникового периода, как это ни странно звучит. Оно не произойдет в один день, может произойти в масштабе нескольких столетий, но к этому может все прийти, и это будет необратимый процесс. Если таяние ледников Гренландии, замеченное в 1980-х, продолжится на том же уровне, а они тают просто с безумной скоростью 270 млрд тонн в год, то Мировой океан, в частности, Атлантика, которая посылает теплые воды с Гольфстримом на север, может остановиться. Произойдет захлопывание теплообмена между тропическими и полярными широтами. Полярная зона окажется в таком холодном замке, и начнется резкое, по геологическим понятиям (десятилетия – столетия), образование больших ледников на севере. С одной стороны, мы сейчас повышаем температуру из-за того, что у нас парниковые газы в атмосфере накапливаются. Представляете, есть районы, где средняя температура уже выросла на 3-4℃ — это очень много для средней температуры. С другой стороны, это может привести к обратному эффекту, о котором я сказал.

Кроме того, эта разбалансировка уже приводит к аномальным погодным явлениям, которые становятся более частыми. Каждый год мы наблюдаем пожары в Калифорнии и Сибири, наводнения по всему миру и у нас в районе Сочи. Мы наблюдаем аномальную интенсивность штормов, ураганов и так далее. Это очень серьезные вещи. Это вторая угроза. Первая угроза — ядерная. Вторая угроза — климат. И третья, может быть, — это загрязнение окружающей среды. Пока эта угроза существует на локальных уровнях, но мы знаем, к чему это может привести, если мы где-то выйдем за рамки.

— Переживет. Нет-нет, это будет просто очень серьезная нагрузка на биоразнообразие. 

Давайте по порядку. Последние 12 тысяч лет мы живем в межледниковом периоде, одном из десяти за последние миллионы лет. Но в основном [на планете] были именно ледниковые периоды, когда ледник занимал половину современной Северной Америки, доходил до Северной Европы, Германии, в России занимал всю Карелию, Архангельскую область. А сейчас мы живем в межледниковом периоде и находимся в конце этого периода. Если следовать геологической модели, то, скажем, лет через пятьсот мы уже должны быть готовы уходить [в новый ледниковый период]. Но поскольку мы сейчас очень сильно нагружаем атмосферу и океан температурой, все может ускориться.

Грета Тунберг, в общем, не зря выступает и говорит, что это большая проблема. Есть много климатических скептиков. В основном это лоббисты нефтегазовой отрасли. Они говорят, что это естественные процессы, что Солнце становится горячее. Нет. Антропогенный фактор был тщательно замерен и доказан. Если брать в расчет только интенсивность солнечного излучения, то, наоборот, должно быть небольшое охлаждение. На графиках ученых видно, что некоторое замедление повышения средней температуры [на планете] было вызвано снижением активности Солнца. И сегодня государства пытаются договориться о снижении нагрузки на атмосферу и выбросов парниковых газов в атмосферу. 193 страны подписали Парижское соглашение, цель которого — достижение углеродной нейтральности.

Нужно сделать так, чтобы эффект от выбросов парниковых газов в атмосферу не превышал возможности природы, того, как она может с ними справиться и утилизировать их. Сохранить баланс в атмосфере и между атмосферой и океаном, который удерживает Землю в некотором равновесии. С одной стороны, не разрушить ее циклонами, ураганами и другими природными катаклизмами, с другой — не впасть очень быстро в новый ледниковый период.

— Хочу вернуться к нашему первому вопросу. Можно ли говорить, что Земля перенаселена, имея в виду, что доминирование человека как биологического вида приносит ущерб другим видам?

— Нет. Давайте ответим «нет» на этот вопрос, потому что люди должны понимать, что планета не перенаселена.

Проблема заключается в необходимости перераспределения ресурсов. Если человечество в пределах каждой страны разумно распределит население, построит нормальную инфраструктуру — как для защиты человека, так и для защиты природы, — то количество населения не будет проблемой.

Мы по-прежнему можем прокормить всех. Но сейчас кто-то ест креветки, мясо и другую высокобелковую пищу, а кому-то не хватает чашки риса в день, зерна, пшеницы. На Земле по-прежнему достаточно территорий, чтобы прокормить все население. Проблема — в человеке, в его политике и его действиях, в действиях разных стран. 8 млрд — ничего страшного, 10 — тоже справимся.

— А что будет с другими видами и природой в целом?

— Как будем себя вести. Если не забудем про животных, то все сможем сделать: восстановить флору, фауну. Рост населения сам по себе угрозы для планеты не представляет. А наши действия — да, представляют.

При участии Ивана Жилина

Источник