Почему так много людей верит в иллюзию неограниченного роста на ограниченной планете?
Как вам сегодняшняя экономика? Как насчёт окружающей среды? Считаете ли вы, что мы находимся в лучшем положении, чем были десять, двадцать или тридцать лет назад? Трудно отыскать человека, довольного состоянием экономики и экологии одновременно. В первую очередь, к ужасным результатам приводит сам способ нашего хозяйствования. У нас целый букет финансовых фиаско, неприемлемой безработицы и гнетущего неравенства между имущими и неимущими. И если вы не переживаете всей душой (или хотя бы её частью) за то, что происходит с сушей, океаном и атмосферой, то вы не уделяете особого внимания вездесущим признакам экологического краха.
С каждым днём становится всё более явным, что мы сбились с пути. Гонка за бесконечным экономическим ростом не является решением теоремы неизменного процветания. При определённых обстоятельствах создание ещё более крупной экономики может быть оправданным, но постоянное стремление к этому означает вырывание всё более крупных кусков из экосистем и их вклада в поддержание условий жизни на Земле. Тогда почему так много людей верит в иллюзию неограниченного роста на ограниченной планете? Потому что мы не можем предложить лучшую идею? Потому что сильные и богатые поймали всех остальных в свою паутину заговора? Потому что люди безнадёжно погрязли в алчности и материализме?
Для разных времён и местных условий мы можем отвечать на эти вопросы утвердительно, но есть и более общий ответ: «Нет, нет и ещё раз нет». Если на секунду отбросить теории заговора, имеется три честных (но вскрывающих ложь) объяснения тому, почему мы гонимся за экономическим ростом за гранью эффективности и разума.
Объяснение № 1: Мы считаем, что экономический рост нам нужен для создания рабочих мест
Людям и, особенно, политикам, необходимы рабочие места. Для создания рабочих мест мы десятилетиями пользовались тупым инструментом экономического роста, но нужен ли он нам по-настоящему для обладания качественными рабочими местами? Это правда, что в экономике, переживающей подъём, как правило, открывается больше рабочих мест, но есть и другие, менее затратные способы обеспечения их доступности. Рост, однако, даёт корпоративным элитам удобную лазейку. Они могут указывать на экономический рост как источник рабочих мест, делая при этом всё, что им заблагорассудится, невзирая на последствия их решений для занятости.
Если рабочие места действительно являются приоритетом, тогда бы мы не стали заменять людей машинами. И мы бы не стали упразднять рабочие места в сфере услуг, чтобы перекладывать на людей всё больше и больше бремени обслуживания себя самих. Мой товарищ Крис работает в составе персонала автозаправки и занимается предоставлением полезных услуг по раздаче топлива потребителям. Однако, если бы он жил где-либо ещё, у него бы не было работы. Так случилось, что он проживает в Орегоне, где закон устанавливает, что раздачей топлива могут заниматься только профессиональные операторы. В большинстве штатов, обслуживающий персонал заправочных станций заменён самообслуживанием клиентов и платёжными терминалами. Этот вид замещения стал общим местом мер, предпринятых во имя эффективности – творцы такой политики находят (или, по крайней мере, пришли к этому в прошлом), что так легче избежать недвусмысленного рассмотрения проблем занятости. Просто заставляйте экономику расти, а Крис пусть найдёт себе работу где-нибудь в другом месте – именно так всё будет, если его место сократят, а покупателя вынудят подхватить эстафету.
Истина в том, что можно иметь рабочие места, и при этом не производить и потреблять ещё больше всякой всячины. Для начала, можно ввести политику, направленную на то, чтобы сделать разделение рабочего места на смены досягаемой реальностью. Многие люди с радостью бы поменяли часть заработка на большее свободное время. Мы также можем остановить процесс ликвидации рабочих мест путём аутсорсинга и замещения людей машинами. Естественно, это потребует изменений в стимулах для корпораций…
Объяснение № 2: Роста требуют сумасшедшие движущие силы корпораций
Акционерные компании поражены тяжёлым пороком. Допустим, моей первостепенной задачей в своей семье является максимизация моих заработков. Что бы я сделал? Я бы взял самую высокооплачиваемую работу, которую мог получить. Я определённо бы не участвовал в общественных делах или некоммерческих инициативах. Я бы не проводил много времени со своей женой и дочерью – это бы отвлекало меня от карьеры и могло распылять мои доходы (привет «Колыбели для кошки») [название песни о вечно занятом отце, у которого не было времени на сына; прим. mixednews]. Если цель до такой степени сфокусирована на чём-то одном, результаты неудивительны. Максимизация прибыли, будь то в моей семье или в корпорации, приносит ущербные плоды.
Нам это известно в отношении наших акционерных корпораций. Мы знаем, что есть лучшие способы устройства промышленных предприятий, имеющих более достойные цели, но ничего не меняем. Причина в том, что мы впали в зависимость от двух вещей, которые корпорациям удаётся делать хорошо. Во-первых, мы пристрастились к потребительской новизне. Нам нужно только самое последнее и лучшее. Народ охотится за айфонами, айподам, айпадами и уймой прочих хотелок [игра слов: I-want – «я хочу»; прим. mixednews]. Во-вторых, мы втянулись в получение нетрудовых доходов от инвестиций в акции или паевые фонды. Люди, которые в состоянии себе это позволить, вложились в корпорации. Их личное благосостояние привязано к способности корпораций расти. Мы свыклись с идеей пассивного инвестирования – мы кладём лишние деньги на счёт и абсолютно ничего не делаем, кроме как следим за увеличением размера счёта. Кто вообще дал нам право получать что-либо просто так?
Объяснение № 3: Мы закрываем глаза на оборотную сторону экономического роста
Немногие изучают экологию и понимают, насколько экономический рост способствует деградации природных ресурсов. Фактически, чудовищные 21 процент студентов колледжей получают специальности в сфере бизнеса. И как заметил Доктор Сьюз в своей классической книге «Лоракс», «Бизнес есть бизнес, а бизнесу полагается расти!» Пока мы продолжаем испытывать судьбу, подрывая и лишая целостности природные системы, о которых мы имеем лишь частичное представление, наше внимание приковано к результатам телевизионных реалити-шоу, сексуальной жизни Тайгера Вудса, стрижкам Дженифер Анистон и Джастина Бибера, сказочным свадьбам номинальных монархов и другим вопросам критической важности.
В то время как мы пребываем в безразличии, те, кто выигрывает от роста больше всего – корпоративные элиты, – будут продолжать заниматься тем же, чем занимаются, и скармливать это всем нам. Если мы не начнём спрашивать «почему?» в сколь-нибудь ближайшее время, наши дети когда-нибудь будут спрашивать: «Как мы позволили этому случиться?»
Численность народонаселения в настоящее время быстро растет. При этом центр роста из Европы и Северной Америки переместился в развивающиеся страны Юго-Восточной Азии и Африки. Прогноз на будущее зависит от того, насколько быстро в этих странах будет снижаться рождаемость. При разных принятых значениях коэффициента фертильности (числа детей, рожденных за жизнь одной матерью) ожидается, что к 2100 году на Земле будет от 6,1 до 15,8 млрд человек.
В 2011 году общая численность людей на планете достигла 7 миллиардов. Эта в некотором роде знаковая цифра стала поводом для появления в журнале Science ряда публикаций, анализирующих сложившуюся ситуацию и содержащую прогнозы на будущее.
В течение по крайней мере 2,4 миллионов лет представители рода Homo оставались собирателями, но в начале голоцена в нескольких разных местах (в Восточном Средиземноморье, на Новой Гвинее, в Эфиопии, на севере и на юге Китая, в восточной части Северной Америки и в Южной Америке) стало появляться примитивное сельское хозяйство. Хронологически это происходило в довольно широком временном интервале — от 11 500 до 3500 лет назад. Скорее всего, численность Homo sapiens на заре земледелия составляла около 6 миллионов. За прошедшие с тех пор 11 тысяч лет она возросла в 1200 раз!
Переход от эпохи охоты и собирательства к сельскому хозяйству называют «неолитической революцией». Основной ее результат — существенное увеличение числа людей, которые могли прокормиться с одной и той же территории. Так, если собирательство и охота могли поддержать существование не более 0,05 человек на 1 км2, то современное сельское хозяйство может с 1 км2 возделанной земли обеспечить пропитание 54 человек, а к 2050 году эта цифра достигнет, видимо, 70–80 человек.
О том, что численность людей стало быстро расти после «неолитической революции», свидетельствует анализ костных остатков в древних захоронениях. Среди обнаруженных скелетов резко возросла доля детей и подростков (от 5 до 19 лет), на что специально обращает внимание Жан-Пьер Боке-Аппель (Jean-Pierre Bocquet-Appel) из Национального центра научных исследований Франции. Подобный сдвиг возрастной структуры в популяциях древнего человека свидетельствует о существенном возрастании рождаемости. И хотя смертность по-прежнему оставалась высокой, популяции всё же стали расти быстрее. Отмеченное изменение в соотношении рождаемости и смертности называют «неолитическим демографическим переходом». До некоторой степени он зеркален «современному демографическому переходу», для которого характерно быстрое снижение смертности (прежде всего младенческой) при сохранении высокой рождаемости (которая только потом начнет снижаться).
В разных местах в Северном полушарии «неолитический демографический переход» наблюдался примерно через тысячу лет после появления в данном районе земледелия. Несмотря на высокую рождаемость, общая численность людей на Земле росла довольно медленно. Первый миллиард был достигнут примерно к 1800 году, и понадобилось еще 125 лет, чтобы достичь двух миллиардов. Однако для того, чтобы численность народонаселения возросла с трех до семи миллиардов, хватило 50 лет (рис. 1).
Как пишет в своем обзоре Дэвид Блум (David E. Bloom) из Гарвардского университета (США) ожидается, что в 2011 году на свет появится 135 миллионов человек, а умрет примерно 57 миллионов. Соответственно, чистый прирост составит 78 миллионов человек. Наблюдения за скоростью прироста населения (в % от общей численности за год) показали, что максимальное значение (около 2%) приходилось на 1965–70-е годы (рис. 2). Это как раз годы демографического перехода, происходящего в развивающихся странах: снижение детской смертности при сохранении высокой рождаемости (рис. 3). Но с тех пор темп прироста равномерно снижается и сейчас составляет чуть более 1%.
Непосредственная причина снижения темпа прироста популяции — сокращение рождаемости, о которой обычно судят по величине фертильности (рис. 2.), то есть среднему количеству детей, рожденных одной женщиной за свою жизнь. В отечественной демографии этот показатель называют также суммарным коэффициентом рождаемости, поскольку для каждого конкретного года он рассчитывается как сумма повозрастных коэффициентов рождаемости (откуда и название). Соответствует он среднему числу детей, которое родила бы женщина гипотетического поколения за свою жизнь при условии сохранения в популяции того же распределения рождаемости по возрастам, которое наблюдалось в данном регионе в данный год.
Несмотря на общее падение фертильности за последние 50 лет, разные страны очень сильно отличаются по этому показателю (см. карту на рис. 4). Высокий уровень фертильности — в среднем, более 5 детей на одну женщину — сохраняется в странах Африки, особенно в тех, что лежат к югу от Сахары (например, 5,3 в Анголе и 7,0 в Нигерии). В азиатских странах фертильность в целом ниже (2,6 в Индии, 1,6 в Китае, 1,4 в Японии, но 6,2 в Афганистане). В странах Европы и в России суммарный коэффициент рождаемости очень низкий — от 1,1 до 2,2. (для поддержания постоянной численности популяции при условии наблюдающейся сейчас низкой смертности необходимо, чтобы он был по крайней мере 2,1–2,2).
Безусловно, серьезное достижение человеческой цивилизации, сказавшееся на демографической ситуации, —это радикальное увеличение средней продолжительности жизни. По-видимому, в течение большей части истории человечества средняя ожидаемая продолжительность жизни на момент рождения составляла около 30 лет, поскольку очень высока была младенческая смертность. Но за два десятилетия, примерно с 1950 года, средняя ожидаемая продолжительность жизни (а это лучший показатель состояния здравоохранения) в целом по миру возросла примерно на 20 лет. В более развитых странах увеличение было с 47 до 67 лет, в менее развитых — с 41 до 67 лет. В целом по миру в настоящее время средняя ожидаемая продолжительность варьирует от 48 лет в Сьерра-Леоне до 83 лет в Японии. В развитых странах Западной Европы — от 74 в Венгрии до 82 лет в Швейцарии.
Если в большинстве стран средняя ожидаемая продолжительность жизни начиная с 1950-х годов всё время возрастала, то в России она, достигнув в 1961 году 69 лет, далее не увеличивалась, а временами даже снижалась. Небольшое, но значимое увеличение (особенно для мужчин) было достигнуто в 1986–89 годах благодаря горбачевской антиалкогольной компании, но с ее прекращением продолжительность жизни стала стремительно уменьшаться, достигнув минимума в 1994 году: 57 лет для мужчин и 72 года для женщин. Затем она несколько возросла и застыла на уровне 68 лет для всего населения в среднем. Особенность России — очень большая разница между продолжительностью жизни мужчин и женщин.
В ряде африканских стран резкое повышение смертности от СПИДа (а жертвами его становится молодое население) привело к значимому сокращению продолжительности жизни. В Зимбабве, к примеру, она составляла 61,7 лет в 1987 году и только 43,2 года в 2003-м, хотя в самое последнее время возросла до 51,4 года. Несмотря на успехи в поддержании жизни больных СПИДом, болезнь эта по-прежнему уносит множество жизней. В 2009 году в мире от СПИДа скончалось 1,8 миллионов человек, что составило 3,2% всех смертей за год.
Увеличение продолжительности жизни и наличие демографического перехода («бэби-бум» как следствие сокращения младенческой смертности) привело к серьезным изменениям возрастной структуры. Особенно радикальными были перемены в более развитых странах, где многочисленная когорта (сформировавшаяся в годы высокой рождаемости) достигла возраста активно работающих, но вскоре будет уже представлена большим количеством пожилых людей, нуждающихся в опеке. В то же время в развивающихся странах по-прежнему очень велика доля детей и молодых людей и мала доля стариков (рис. 5). См. динамику изменения возрастной структуры на рис. 6 (это не модель, а реальные данные по двум группам стран). Если в африканских странах южнее Сахары 43% населения младше 15 лет, и только 3% имеют возраст старше 65 лет, то в странах Европы на детей и подростков (до 15 лет) приходится 16% населения, и те же 16% составляют жители старше 65 лет.
Подобные изменения возрастной структуры имеют важные последствия для экономики, поскольку меняется соотношение численности активно работающих и тех, кто находится на их попечении. Если считать рабочим возраст от 15 до 64 лет, отношение числа работающих к неработающим в развитых странах возросло с 1,24 в 1950 году до 2,05 в 2011-м. Но в развивающихся странах это отношение растет медленнее — с 1,41 до 1,89 (за то же время). В африканских странах южнее Сахары оно даже уменьшилось: с 1,22 до 1,20. Причина — сохранение высокой рождаемости и очень высокая численность детей и подростков. Во многих азиатских странах подъем экономики объяснялся отчасти наличием многочисленной когорты людей активного рабочего возраста, но по мере старения населения и при сохранении очень низкой рождаемости этим странам в будущем грозят серьезные трудности, вызванные необходимостью обеспечить жизнь старых людей.
Если исходить из средних значений коэффициента фертильности, то, согласно расчетам специалистов Департамента развития ООН, общая численность народонаселения достигнет 9,3 млрд к 2050 году и 10,1 млрд к 2100 году. Если же допустить, что фертильность будет снижаться, то в 2050 году ожидается только 8,5 млрд. Если она будет сохраняться высокой, то к 2050 году следует ожидать 10,6 млрд. Соответственно, прогноз на 2100 год — от 6,1 до 15,8 млрд в зависимости от принятых значений фертильности. Если говорить о точке достижения максимальной численности (пика, после которого численность начнет снижаться), то в случае низкой фертильности он будет достигнут в 2045 году (8,1 млрд), в случае высокой — после 2100 года (15,8 млрд).
В настоящее время больше всего людей живет в Китае (1,35 млрд). От него только слегка отстает Индия (1,24 млрд), которая к 2050 году станет самой многолюдной страной с общей численностью населения 1,69 млрд. Из 10 самых крупных по численности населения стран только три — США, Россия и Япония — относятся к категории развитых, но к 2050 году Россия уже не будет входить в первую десятку самых населенных стран. А Нигерия, которая сейчас занимает 7-е место, перейдет на 4-е.
Авторы статей в Science подчеркивают, что, несмотря на серьезные трудности, с которыми сталкивается человечество по мере роста народонаселения, не раз делавшиеся алармистские предсказания, в общем, не подтверждались. Происходящие сейчас изменения возрастной структуры и снижение рождаемости по мере роста образования и благосостояния вселяют надежду на преодоление кризиса, вызванного слишком высокой численностью людей.
Источники:
1) Jean-Pierre Bocquet-Appel. When the World’s Population Took Off: The Springboard of the Neolithic Demographic Transition // Science. 2011. V. 333. P. 560–561.
2) David E. Bloom. 7 Billion and Counting // Science. 2011. V. 333. P. 562–569.
3) Ronald Lee. The Outlook for Population Growth // Science. 2011. V. 333. P. 569–573.
4) Leslie Roberts. 9 Billion? // Science. 2011. V. 2011. P. 540–543.
Комментарии
Отправить комментарий