Рояль в кустах. Месть сельской стервы.
Да, так вот... Застала ее перестройка и дефолт не в самом лучшем положении (да всех тогда в такое положение поставили, а на миру и положенье ничего, терпимо...). Ну, дети, старики на руках. Муж – единственный работающий в семье. И лопнувшие с громким пшиком надежды на квартиру в городе.
... сели, подумали все вместе. Прикинули актив-пассив. В активе - мда... не густо. Ну, ладно. Будем жить в селе. Тут сейчас главное - выжить. А чтобы выжить, нужно что? Правильно - ЕДА!!! Оглянулись вокруг - земля есть, земля прокормит. Заняли денежек, купили того, что в будущем вырастет и превратится в еду: семена, молодняк всякий - цыплята, утята, гусята, козлята, телята... И стали жить-поживать, да добра наживать.
А трудно человеку, не привычному к тяпочке да навозу...
Но ко всему привыкнуть можно, и даже прелесть свою найти. Вот мышцы стали крепкими, литыми.
(а раньше мучилась с гантельками да турником - и не очень они помогали)
Загар бронзовый, ровненький загар.
(а раньше на море песок пролеживала, бока да спину подставляя, а толку - чуть).
А раньше-то кремы, масочки... А сейчас - наспех умылась, а лицо сияет. Природа, да-с... Воздух свежий, ранний подъем. Продукты свежие, полезные.
Но только как отказаться от того, к чему давно привыкла? Как, отрываясь от подойника, или утирая пот со лба, сев на стерне покоса, вспоминать с тоской:
... заходишь из жаркой улицы в прохладный сумрак бара. Звенит колокольчик. Бармен улыбается тебе от барной стойки, начинает смешивать и наливать именно то, что ты любишь. А это высший пилотаж бармена - и твой, конечно, высший пилотаж.
А этот, как его…
Ну, дизайнер этот, красавчик, на весь бар объявляет: "Гусары, встать!" И все встают тебе навстречу. Шалуны – улыбаешься благосклонно…
Или другое воспоминание:
... "зайдем в любимейшую дверь. За ней - ряд кресел золоченных, куда с восторгом увлеченных снесем мы тихий груз своих потерь"
зал, где ты знаешь достоинства и недостатки любого места. И у тебя есть любимое золоченое кресло в единожды выбранном ряду.
Музыканты, рассаживаясь, шурша платьями и фраками фраерясь, улыбаются тебе. Ты - завсегдатай. Это ценят.
В антракте раскланиваешься с такими же завсегдатаями. Можно выйти на балкон, и, глядя на вечерний город и стряхивая сигаретный пепел вниз, небрежно поболтать о сегодняшнем действе. Поднося зажигалку к твоей сигарете, кто-то спросит: "Как вам сегодняшний Брамс?"
И ты засмеешься вместе со всеми, ибо любовь дирижера к Брамсу поистине безмерна и стала любимым анекдотом завсегдатаев.
... Как без ЭТОГО?
Порешили - на ЭТО время и деньги выделять. Понимала семья, что должна быть отдушина у человека.
- И связи лишние не помешают!" - сказала мудрая мама. - Вон - дети подрастают.
И стала она жить двойной жизнью. А это тоже ведь непросто.
- Свой среди чужих, чужой среди своих? - смеялись друзья, когда она, забывшись, вдруг увлеченно начинала рассказывать, какие бархатные губы у теленка от ее любимой коровы. Сидя в баре, ага. Вертя длинный мундштук с сигаретой.
Шарахались крестьяне, когда она, забывшись, вдруг начинала рассказывать, как киксанул вчера певец на сцене! На самом стрёмном месте не вытянул, негодник.
Поняла быстро - надо скрывать двойную жизнь.
Не простят, не поймут, а главное - не поверят.
А ведь действительно - как поверить? Как можно успевать?
А если хочется – всё можно.
Но правда вылезет наружу. Не скроешь правду, и не простят крестьяне.
А не выпендривайся, скажут. И будут даже в чём-то правы.
Так и случилось однажды…
- Дорогой, завтра оркестр делает то, во что я не могу поверить. Завтра они дают Шнитке! Я не могу не слышать это, я долго этого ждала.
- Да нет проблем, конечно, но послезавтра, сразу после Шнитке, наша очередь выпасать стадо. - так отвечал ей дорогой.
А стадо - испытание суровое. Не было общественного пастуха, пасли по очереди, семьями.
- Да я успею! Я или вечером, после концерта на такси примчусь, либо утром на автобусе.
- Давай уж лучше утром, на автобусе. Нечего на такси деньги разбазаривать. - так отвечал ей экономный муж.
... утренний сельский автобус. Полусонные мужички, отправившие тещ на базар, с корзинами продуктов на продажу. Тетки дремлющие, от дрёмы даже не ругающиеся...
Она вскочила в последний момент. Кивнула дачнице знакомой. Работали когда-то вместе, она же дачнице дачу и присоветовала.
- Садись ко мне, рассказывай, а что так рано в городе делала! - сказала дачница, прекрасно знающая о двойной жизни.
- Да я не рано, я поздно! - слишком увлеклась и не заметила, что насторожили уши как будто дремлющие тетки. - Концерт вчера так затянулся, такие овации! Трижды оркестр на бис играл!
- Трижды? Так не бывает. А что давали? Брамса? - оживилась дачница, такая же эстетка.
- Да не поверишь - Шнитке! Ну, а второе отделение - почему-то Моцарт...
... и понеслось!
И нет бы заметить, почувствовать. Дачнице то что?
Она пришлая, ей дурить можно, а тебе не простят...
- А рано-то так почему домой? - не унималась приятельница.
- Да мы коров пасем сегодня. - простодушно сказала она.
Приятельница покатилась со смеху.
- Ну, повороты... Ну, метаморфозы... Шнитке, Моцарт - потом коровы... Ну, ты - рояль в кустах. - стонала приятельница.
... пассажиры проснулись. Косились люто. Вскипал возмущённый разум честного крестьянина.
Переодевшись наспех, сняв макияж, явилась вместе с мужем на место дислокации стада – и услышала к ужасу своему:
- Кому коров сдаем сегодня?
- Да этой, как ее... Моцарту! Роялю в кустах!
И – дружный хохот ответом.
А это всё, капец, приехали.
В селе это – кличка на всю жизнь, и детям передастся, и внукам, и каждый раз будет дружный хохот. Что-то надо было срочно делать.
... ну, она стерва та еще была.
МЕСТЬ СЕЛЬСКОЙ СТЕРВЫ.
Больше всех смеялась баба Галя. Простодушная до идиотизма, она хохотала, всхлипывая. Умолкала и вдруг, спохватившись, начинала опять хихикать до икоты. Глядя на бабу Галю, народ рождал новые волны смеха. И это было тем более обидно, что баба Галя не числилась до этого среди недоброжелателей...
Месть бабе Гале пришла в дом сама. Вернее, ее привели на длинном поводке. Отстегнули намордник, сказали: "Геша, сидеть!"
Родственники попросили взять к себе собаку. Эрдельтерьера очень породистого – но не выставляемого по причине зашкаленного роста. Родословная прилагалась и тянулась в Германию и в века.
Геша - сокращенное от Гесс фон и так далее на протяжении трех строчек. Пса хотелось называть на Вы и кормить парной телятиной. Однако ноги у дворянина дрожали, слезились глаза. Он был худ и грустен. После разрешения обследовать кухню, он нашел ведро с фруктами ... и стал самозабвенно их поедать.
Гешу быстро откормили. Но любовь к фруктам и овощам осталась.
Геша был высоким, слишком высоким эрдельтерьером. Жесткая курчавая шерсть, роскошные борода и усы, обрубок хвоста.
Дольше тянуть нельзя. Слух о диковинной собаке должен был распространиться быстро. Надо было успеть.
Она взяла Гешу на поводок и повела на ту околицу села, где в самой крайней хате жила баба Галя. У двора бабы Гали росла груша-дичка, сладкая и терпкая.
Груша страдала от повышенной детородности, ветви не выдерживали – и жёлтый ковер из крохотных грушек лежал под огромным деревом.
- Чо, можно? – не поверил глазам Гесс фон и дальше три строчки родословной.
- Да не вопрос. Угощайся, дружище. – позволила она.
И Гесс, отбросив родословную, припал к поляне и, подобен пылесосу, начал всасывать витамин, оставляя изумрудную поляну позади.
На чавкающую работу пылесоса примчалась, отбросив тяпку, баба Галя. Повисла на заборе, подслеповато щурясь:
- Господи! А це що в тебе таке?
- КОЗЕЛ - не моргнув глазом, ответила она.
- Козееееел??? А що ж це за такий дивний козел?
- Зааненської породи! Вы шо, не бачили зааненських козлів?
А надо сказать, что зааненских этих вообще мало кто видел в этом селе. Но ходили слухи, что порода эта – дивной молочности порода. И редкая баба не знала прописной истины – суть и смысл породы передается мужской особью.
- А куди ведеш? - ревниво вопрошала баба Галя, семеня за ней, уводящей Гешу.
Геша оборачивался и, натягивая поводок, с тоской смотрел на груши. Пасть сведена терпкой сладостью. И, хоть гавкал Геша редко, нужно было торопиться и уводить скорее.
- На злучку веду. У баби Мані козы запросились...
А баба Маня была известной подругой-соперницей бабы Гали.
Козы "просились" дружно, как правило – одновременно по селу.
И на следующий день баба Галя повела свою козочку на случку к «зааненскому козлу» Геше.
Село как село, баба Галя как баба Галя. Она останавливалась у каждого двора, там с кумой переговорить, там с кумом... И не скрывала куда и зачем идет. За спиной бабы Гали оставалась стонущая от смеха улица.
Люди ценят хороший розыгрыш.
Сельская жизнь скучная – и потому крестьяне особо ценят хороший розыгрыш.
Люди тихо выходили из дворов, шёпотом пересказывали друг другу цель похода бабы Гали и бедной черной козочки, и тихо-тихо, подвывая от смеха, шли следом.
Геша вышел навстречу гостям и гавкнул. Испугавшись грохнувшего смеха, залаял еще громче и отчаянней, удивленно оборачиваясь на новую хозяйку. Баба Галя держалась за сердце и хватала воздух ртом.
Новая хозяйка Геши одна не смеялась, строго глядя на бабу Галю...
Следующей на очереди была Валентина. Валентина особо злобно смеялась над Моцартом и роялем в кустах.
Валентина ненавидела героиню. И было за что - муж Валентины, местный мачо, все норовил поближе оказаться к героине... Руки не распускал - ни-ни, но посматривал целенаправленно и целей не скрывая. Так что к мужу претензии у героини имелись тоже. А пошто компрометируешь?
Валентина, холеная красивая молодица, корову имела такую же - дородную, красивую и вредную.
А верно говорят в селе: "Какая баба, такая и корова"
Коровка нашей героини, худенькая маленькая Муха, не любила бродить со всеми. Любопытная и веселая, она искала и корм необычный. Что ей трава, травы мы не видали? Муха как олень, объедала ветви деревьев. Выискивала кусты шиповника, методично поедая цветы - и молоко тогда долго пахло розами...
А то и просто, забыв о главном задании коровы - жевать, жевать - шла Муха вдаль, мечтательно глядя вперед, машинально отмахиваясь хвостом от надоедливых мух.
"Чи цуценя, чи кошеня! Але не корова." - говорил старый дед Касьян, улыбаясь героине. Деду приходилось сложнее всех. Три дня он пас стадо, три дня по количеству своих коров - и три дня гонял по полям за мечтательницей Мухой.
Но дед Касьян не обижался. Ему нравилась Муха. Нравилась героиня...
Однако, корова Валентины была объектом зависти всего села. Каждый день, в обеденную дойку, Валентина с мужем подъезжали на тырло - и начинался ритуал.
Торжественно доставали из багажника специального, рабочего "Москвича" табурет, ведро с прикормом (они следили за рационом), буханку хлеба на десерт для рогатой гордости, подойник и огромное ведро на десять литров. Такими ведрами не пользовался никто. Никому не удавалось надоить десять литров за раз от красных коровок, выпасаемых на выжженных солнцем степях.
Корова Валентины давала десять литров – и ещё сверху.
- Знову не влізло! - озабоченно говорила Валентина, доцеживая молоко в подойник.
Бабы чернели от зависти...
План наказания Валентины был придуман мамой героини.
- Да не получится! - смеялась дочь.
- Получится! Я знаю человеческую психологию... - уверенно говорила мама.
Наша героиня приезжала на место обеденной дойки на велосипеде. Ведерко и подойник болтались на руле. И вот однажды с руля торжественно было снято такое же, как у Валентины, огромное ведро.
Народ хмыкнул. Героиня, не глядя ни на кого, тихонько отвела Муху в сторону, помыла вымя и занялась делом...
Прошло время. Со своими тремя коровами уже управился даже дед Касьян, а героиня доила и доила, утирая трудовой пот со лба, время от времени выливая молоко из подойника в огромное ведро. Заинтригованный народ не разъезжался. Мужики легли в тенечке, закурили. Бабы собрались в кучку, наблюдали.
Героиня закончила. Чмокнула Муху в морду, шлепнула по спине - иди, мол!, - сама же старательно затянула белой тряпицей ведро и, так и не подойдя к тусовке, повесила огромное ведро на руль и медленно пошла, ведя велосипед в поводу. Молоко иногда выплескивалось на дорогу. Тогда героиня останавливалась, поправляла ведро и медленно шла дальше. Народ молча смотрел ей вослед.
На следующий день все повторилось. Только с героиней пришли дети. Теперь они вели велосипед, а героиня несла тяжелое ведро, отставив вторую руку далеко в сторону. И все тихо, все в стороне от общего тырла.
Казалось, даже капризная Муха преисполнилась торжественностью момента – стояла тихо и важно.
На третий день ко двору героини подъехал старенький рабочий "Москвич". Валентина с мужем выплыли из машины, достали из багажника мешочек яблок – гостинец, понимать надо. И началась беседа, обычная для индейев, туземцев племени тумбо-Юмбо и украинских селян – когда долго говорят как бы ни о чём, оттягивая основную цель визита на потом, чем дальше, тем лучше для успеха дипломатии.
Присели, узнали о здоровье, пожаловались, посокрушались.
Далее обсудили погоду и виды на урожай.
А не продадите ли утяток да цыплят?
А - нет, не собираемся...
Ну, слово за слово - а там, на втором часу беседы и вышли наконец на тему.
- Какой рацион??? Рацион какой??? - Терзала Валентина.
Посоветоваться, мол, хочу, зачерпнуть, мол, от вашей мудрости – а отчего и почему так резко вырос удой?
Наша героиня переглядывалась с мудрой мамой...
- Ну, ладно. Тебе скажу. Но ты - никому! - решилась мама и протянула Валентине журнал с заложенной страницей.
Страница была заложена на статье о музыке в коровниках. Об экспериментах в колхозах, а также совершенно положительных результатах этих экспериментов.
Оказывается, коровы, слушая классическую музыку во время дойки ... да-да, можете не сомневаться – решительно увеличивают лактацию.
Валентина читала, шевеля губами.
- Сусідоньки! - отозвалась соседка, подошедшая к забору. - Коли подоїте корову, дасте магнітофона? Бо в мене ще свого нема.
(соседка была в теме. Она с удовольствием откликнулась на предложение розыгрыша. Село любило добрый розыгрыш. Село не любило Валентину)
Валентина вскинулась.
Валентина отдала журнал, повернулась и вышла.
Озадаченный супруг, скребя затылок, топал следом.
Дальше все шло как по нотам.
Настало время действовать соседке.
Соседка подготовила аудиторию.
Село любило добрый розыгрыш...
На обеднюю дойку аудитория ждала приезда "Москвича".
Мужики крутили самокрутки. Бабоньки шушукались в стороне.
"Москвич" подъехал, начался ритуал. Недоумевающую корову подвели к самому автомобилю.
Корова мотала головой, возмущаясь запахом бензина.
Но Валентина была непреклонной. Она подставила мощный табурет под свое огромное рогатое счастье, присела дородной задницей, поёрзала, пристраиваясь удобнее – и значительно глянула на мужа.
Муж распахнул все дверцы автомобиля, покопался в панели и.........
… над тырлом, полем и рекой понеслась 40-я Моцарта!
Валентина самозабвенно доила.
Муж прозревал.
Корова недоумевала.
Народ визжал от счастья.
Героиня жевала травинку.
- Моцарт! - произнесла она значительно, когда утихла музыка.
- Ох, і весела ж ти молодичка! - сказал, подходя к ней и утирая слезящиеся от хохота глаза, дед Касьян. - Ох, і весела! І батько твій такий же був! І мати твоя така розумна жінка.
... А? Что?
Откуда выросли удои?
Да мама посоветовала полведра с собой привозить.
Комментарии
Отправить комментарий