Синдром вытянутых рож

Пишет Александр Гильман, механик рефрижераторных поездов из Латвии: Для затравки анекдот — он довольно точно описывает ту черту человечества, о которой пойдет речь.

…Молодая женщина прощается с любовником: она решила выйти замуж за другого — более успешного и перспективного. Но сегодня, в их последнюю ночь, она готова выполнить любое желание своего возлюбленного.

— Дорогая, у тебя такая красивая грудь! Я бы хотел, чтобы ты сделала на ней татуировку — портрет своего жениха.
— Но почему его портрет? Хочешь, сделаю твой, а ему что-нибудь совру?
— Нет-нет — именно его! Пусть с годами его физиономия становится все более вытянутой и унылой!

Конечно, это плохо, но люди в массе своей злорадны. Вытянутая унылая рожа соперника приносит им своеобразное удовольствие. Именно это чувство во многом определяет причины поведения человеческих масс. Однако мы понимаем, что злорадствовать нехорошо, и всячески скрываем, что этот порок нам не чужд.

Но если мы хотим объяснить те или иные политические события, то фактор злорадства никак нельзя сбрасывать со счетов. Об этом и предлагаемая статья.

Начну с эпизода из замечательной книги «Записки недочеловека». Ее автор, рижский адвокат Александр Жанович Бергман, провел юность в рижском гетто и страшных гитлеровских концлагерях.

Июль 1941 года. Евреев еще не загнали в гетто, они живут дома, но приняты бессмысленно унижающие людей законы. В частности, нельзя лечиться у врачей-арийцев, нельзя ездить в трамвае, даже идти по тротуару — только по мостовой. Естественно, люди без крайней необходимости из дому не выходят.

Но юноша заболел, нужно небольшое хирургическое вмешательство, а поликлиника только на Московском форштадте. И вот он идет через весь город, час туда и час обратно, с желтой звездой на спине и груди, по проезжей части, уворачиваясь от машин и повозок. И видит на лицах многочисленных прохожих не сочувствие, а злорадные улыбки.

Казалось бы, что за повод для радости — подростку всего шестнадцать, он тщедушен и мал ростом, почти ребенок — кому он успел сделать что-то плохое?

А в этом и есть суть нацизма — мы же согласны, что все эти злорадно улыбающиеся господа и дамы суть несомненные нацисты, пусть вполне доморощенные, а не пришедшие оккупантами из Германии.

Философия нацизма основана в первую очередь на злорадстве. Нацисты не говорят своим поклонникам, что принесут им райскую жизнь. Наоборот, людям придется терпеть многие лишения, подчиняться суровой дисциплине, воевать. Но в результате все прочие, а они на самом деле недочеловеки, будут частично уничтожены, а частично порабощены. То есть предлагается получить удовольствие не от собственного счастья, а в первую очередь от лишений большинства человечества.

И ведь сработало! Учение в самое короткое время стало популярным, охватило самые широкие слои населения. И даже в тех странах, куда нацисты приходили как оккупанты, они находили кучу поклонников. Причем от этих поклонников не скрывали горькой правды: они должны были стать людьми второго сорта, потому что Германия — превыше всего. Но рядом — счастье-то какое! — живут люди третьего сорта — славяне — и уж совсем выведенные за пределы системы евреи.

Нацизм, конечно, уникален в том, что эксплуатирует человеческое злорадство столь неприкрыто. Но и другие тоталитарные идеи не могут без этого. Например, великолепная идея коммунизма, казалось бы, полностью игнорирует эту черту человеческой натуры.

Все люди братья, каждому надо только то, что ему действительно нужно, никто никому ни в чем не завидует, потому что у всех все есть.

А практическая реализация, увы, свелась именно к изъятию ценностей у более успешных и состоятельных, насилию над ними. Потому что ее реализовывали люди: дескать братьями мы станем завтра, а сегодня порадуемся тому, что стало плохо соседу, которому вчера было лучше, чем нам.

Современный мусульманский терроризм показывает, что злорадство может быть сильнее, чем даже инстинкт самосохранения. Молодые люди готовы взорвать себя, чтобы убить десяток совершенно незнакомых чужаков — пусть горе придет в их дома!

В цивилизованном мире принято злорадство прятать. Но от этого оно, как движитель народных масс, не становится менее значимым. И родная страна дает множество ярких примеров.

Вспомним Атмоду — самое крупное политическое событие, прошедшее на наших глазах. Конец 80-х, всеобщий дефицит. Что делают руководители возжаждавшей свободы республики? Вводят «визитные карточки», без которых продавцы не обслуживают. Очереди стали еще медлительнее, поскольку надо время на проверку документов. Но зато пусть заходятся в бессильной злобе понаехавшие отпускники — не видать им вареной колбасы!

Или затеяли проклятые оккупанты строительство метро. Казалось бы, радоваться надо: будет возможность проехать с ветерком за пять копеек через весь город. Да еще сделать это за счет государства, от которого отделяться собрались.

Но нет — возмущенный народ выходит на улицы. Потому что вместе с метро приедут в Ригу еще тысяч десять его строителей. Эти недочеловеки вместе с нами будут наслаждаться жизнью в самом лучшем городе в мире? Ни за что на свете! И понятно, что метро уже не будет никогда.

Есть тысяча объяснений, почему так важно было ввести в независимой Латвии статус негражданина. Почему латышский должен быть единственным государственным, а за его незнание надо сурово штрафовать. Почему надо от России отгородиться как можно менее проницаемой стеной.

Все они объясняют легитимность тех или иных решений, но не смысл их.

А суть заключается в том, что борьба за независимость в нашем случае была не борьбой за то, чтобы латышам было хорошо. Она была борьбой за то, чтобы нелатышам было плохо, а латышам становилось хорошо от созерцания того, как плохо нелатышам. Поэтому чуть ли не любой закон сверхзадачей ставил и ставит именно эту, высшую цель. Вполне возможно, что такова суть любого национально-освободительного движения. Но я пережил на своей шкуре, к счастью, только одно.

Я понимаю, что в этом месте бдительный читатель уже прекращает чтение и начинает писать заявление куда надо — дескать, налицо неприкрытая враждебная пропаганда и разжигание сами знаете чего. Но если мы присмотримся к себе — то и тут, увы, все далеко не блестяще.

Злорадство и нам не чуждо — причем в самые яркие моменты нашего общественного существования.

Возьмем светлый праздник 9 Мая. Мы говорим о бессмертном подвиге народа, о победе над самым страшным врагом человечества, о дани памяти тем, кто отдал свои жизни и о благодарности еще оставшимся среди нас ветеранам. Ученые рассуждают о том, почему именно этот день так важен для русского мира. Все эти слова абсолютно верны.

Но они не дают ответа на простой вопрос: а почему в 90-е мы об этом празднике почти забыли, почему тогда у памятника собирались не десятки тысяч, а в лучшем случае сотни людей? Я знаю ответ.

Весной 1998 года была вспышка активности русскоязычных латвийцев: тогда даже Запад покритиковал Латвию, заставил отменить окна натурализации, ввести автоматическое гражданство для младенцев. И под эти успехи группа активистов решила провести 9 Мая не митинг, как обычно, а шествие.

Неожиданно это достаточно скромное событие вызвало огромное раздражение властей. Поэтому в следующие годы праздник становился все более массовым, а раздражение — большим. И когда в этот день я еду на автобусе мимо памятника, то всегда вижу рядом с собой несколько перекошенных от злобы рож. И эти рожи — еще один стимул идти в праздничную толпу, радостно обниматься с встречными и даже незаконно выпивать рюмочку.

Или приснопамятный референдум о русском языке. Как много моих знакомых сначала говорили, что это — зловредная провокация радикала Линдермана, а потом воодушевленные шли голосовать за родной язык! Потому что вдруг выяснилось, что этот референдум категорически неприемлем не только начальству — огромному большинству титульной нации. И это так классно — все время мило улыбаться начальникам, а в субботу поставить правильную галочку в бюллетене. И потом представить, как вытянутся все эти рожи, услышав фантастические цифры проголосовавших за русский язык.

Все мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо. Но особенно значителен фактор злорадства в мотивации сильных мира сего. Об этом — во второй части статьи.

Назло надменному соседу

В первой части статьи я писал о том, как сильно влияет на политические процессы стремление самых широких народных масс показать фигу тем, кто этим массам не по нраву. Сегодня речь пойдет о том, насколько значим этот фактор в мотивации сильных мира сего — тех, кому принадлежит власть в обществе.

Совершенно ясно, что для них этот мотив еще сильнее по двум причинам.

Во-первых, обычному человеку приходится много времени тратить на то, чтобы сделать хорошо себе, в то время как нанесение ущерба другим обычно дает лишь моральное, но не материальное удовлетворение. А люди при власти себе хорошо уже сделали, собственный уровень потребления их полностью устраивает, и они могут сосредоточиться на причинении зла неприятелям.
 
Во-вторых, далеко не все обычные люди амбициозны — но к власти приходят именно такие. Для них важно ежеминутно доказывать свою состоятельность.

Это проще всего сделать, унизив потенциального соперника.
 
Давайте разберем фразу, которую я поставил в заглавие статьи. Ее все знают: Пушкин вложил ее в уста Петра Первого, решившего построить Санкт-Петербург.

Место выбрано самое неподходящее. С логистической точки зрения нелепо устраивать столицу в самом углу огромной империи. Со стратегической точки зрения расположенный близ границы с вероятным противником, ограниченный с одной стороны заливом, а с другой — озером, город весьма уязвим — вспомним, к каким жертвам это привело во время Великой Отечественной. Наконец, болотистая местность и влажный климат делают строительство дорогим, а жизнь в Питере — некомфортной.
 
При этом Петр I, несомненно, самый выдающийся правитель в отечественной истории. Петербург — самый главный город России не только в то время, когда он был столицей. А Пушкин — не просто самый великий русский поэт, он, как известно, «наше все».

Так почему наше все в восторге от абсурдного решения? Напомню, что сам «Медный всадник» написан о трагедии, вызванной характерным для Питера наводнением.
 
А потому что «назло надменному соседу» — это аргумент, который бьет все прочие соображения. 

Именно так должен мыслить государственный деятель. И так они и мыслят — и великие, и не очень, и вполне заурядные.
 
Сложные взаимоотношения между самыми разными государствами сразу становятся понятными, если есть инсайдерская информация о том, что президент страны Х смертельно ненавидит президента страны Y. И тогда четко видно, что определящим фактором политики Х является стремление сделать гадость Y.

А все другие соображения вроде интересов бизнеса, борьбы за рынки сбыта и прочие политологические премудрости есть попытка объяснить элементарную склоку привычными критериями.
 

Вот характерная для современного мироустройства тема санкций.

Понятно, что никакие санкции никогда не могут привести к объявленной цели — изменению политики государства, против которого применяются. 

Наоборот, народ естественным образом сплачивается вокруг власти, потому что любая необоснованная дискриминация вызывает отторжение.
 
Более того, санкции обычно применяются к странам с диктаторскими режимами — то есть к тем, где у населения нет рычагов влияния на власть. Что толку обвинять Саддама Хусейна или Муаммара Каддафи в том, что они диктаторы, и при этом применять санкции к Ливии и Ираку, если у ливийцев и иракцев все равно нет возможности сменить своих лидеров?
 
Истинная логика здесь совершенно иная. Каддафи и Хусейн нарушили некие правила, которые считаются непреложными. Надо сделать им гадость, надавить на их самолюбие — против их стран объявляются санкции. Конечно, все понимают, что в условном Алжире или Саудовской Аравии правят столь же малоприятные деспоты, но они правил не нарушали. За невозможностью серьезно уязвить диктатора делают гадость всему населению страны, чьи интересы никого не волнуют.
 
Очень характерна война санкций против России, развернувшаяся на фоне украинского кризиса. 

Поначалу их объявляли против тех или иных произвольно выбранных политиков и предпринимателей. Людей грабили без всякой судебной процедуры и поисков доказательств причинной связи их действий с политикой России. Никто даже не заботился о логике в этой цепочке: санкциям подвергли последнего премьер-министра СССР 85-летнего Николая Рыжкова.
 
Важно, что Россия ведет себя плохо, и за это мы сделаем плохо нескольким десяткам россиян, чьи фамилии когда-то слышали. На политику страны это, естественно, не повлияет. Но мы компенсировали ухудшение настроения после аннексии Крыма улучшением его от унижения всеми забытого Николая Ивановича.
 
Причем не надо думать, что такое мышление характерно только для плохого Запада. Россия долго и убедительно объясняла своим недругам непродуктивность санкций и их пагубность для тех, кто к этим санкциям прибегает. А потом взяла и сама их объявила. Врагам только это и нужно было: они тут же стали готовить новые санкции.

Санкции были подготовлены к тому моменту, когда, казалось бы, цель первых достигнута: на Украине было заключено перемирие.
 
Если бы политиков Запада интересовал результат, они бы от третьего пакета санкций отказались. 

Но первопричина конфликта давно забыта, важно нанести следующий удар, и санкции принимаются. Теперь ясно, что вся эта кутерьма очень надолго и ее исход мало зависит от состояния украинского конфликта. Он развивается сам по себе, параллельно с противостоянием России и Запада.
 
Другая ситуация, где очевидно действие принципа «назло надменному соседу» — гонка вооружений. Совершенно очевидно, что с изобретением ядерного оружия война между странами, им обладающими, стала невозможной. Слишком велика вероятность взаимного уничтожения. При всей амбициозности мировых лидеров инстинкт самосохранения они не утратили.
 
Тем не менее оборонные бюджеты повсеместно растут, НАТО расширяется, огромные средства тратятся без всякой пользы для человечества. Миллионы людей выбирают военную карьеру, хотя их странам ничего не угрожает. Ну какое принципиальное значение имеет вопрос о принадлежности военно-морской базы в Севастополе, если ясно, что она никогда не будет использована по назначению?

Опять-таки борьба амбиций, своеобразная игра в геополитический футбол.
 
Поэтому если мы хотим видеть причины межгосударственных конфликтов, то должны к ним относиться примерно как к склокам в коммунальной квартире или общественном траспорте. Когда на ограниченной территории собирается критическая масса амбициозных людей, конфликт неизбежен. Повод к этому конфликту всегда найдется. И даже если первоначально виновата одна сторона, очень быстро и вторая доказывает, что ничем не лучше.
 
Интересно рассмотреть с этой точки зрения холодную войну между Россией и Западом, резко обострившуюся в текущем году.

Геополитика коммунальной квартиры

Предыдущую статью я закончил обещанием рассмотреть резко ожесточившийся в этом году конфликт России и Запада по образу и подобию обычной коммунальной склоки. Прежде всего хочу призвать любых патриотов — как России, так и Запада в целом и отдельных его составляющих в частности, — этот текст не читать.

Причина проста: для того, чтобы рассмотреть любой конфликт, в первую очередь надо быть равноудаленным от всех его сторон.

Например, мы можем спокойно констатировать, что волки охотятся за зайцами, а те, в свою очередь, обгрызают кору с яблонь, и деревца засыхают. Для нас это нормальное сосуществование живых существ в природе. А вот волки, зайцы и яблони описали бы эту коллизию намного более драматично и менее достоверно.

Проблема с политическими статьями аналогична: большинство их читателей болеет за одну из сторон и не готова посмотреть на конфликт отстраненно. Поэтому лучше и не начинать.
 
Важнейшая черта любой коммунальной склоки заключается в том, что в нее втянуто только население конкретной квартиры. В соседних квартирах скандалы могут протекать не менее остро, но с вашими они разбираться не захотят и постараются от них дистанцироваться.
 
Это простое наблюдение я хочу адресовать тем, кто считает, что Россия должна искать союзников вне их обычного круга: в Китае и вообще Азии, странах Южной Америки, арабском мире и так далее — смотри на глобус. Ничего из этой идеи не получится: мы имеем дело с конфликтом в нашей квартире, точнее, в нашей цивилизации. Всем остальным на земном шаре он глубоко не интересен, и вставать на чью-либо сторону они не будут. Никакого желания делать назло нам или нашим соперникам у них нет.

Извлечь некую материальную выгоду они, конечно, могут попытаться — но не более того. А смысл развязавшейся склоки именно в стремлении накричать на соседа или даже вцепиться ему в шевелюру.
 
Конечно, важно определить, что именно является нашей глубоко перессорившейся коммуналкой. 

Наиболее точно — это Европа плюс Северная Америка — та часть Земли, где зародились и протекали все крупнейшие конфликты последних двух-трех столетий.
 
В прошлой статье я говорил о Петербурге как городе, построенном в первую очередь «назло надменному соседу». Почему бы Петру было не построить столицу где-нибудь в более благодатных местах — вроде нынешнего Ростова? Кому грозить там было — до времени, когда Крым станет нашим, оставалась большая часть 18-го века.
 
Думаю, дело в том, что крымские татары и даже стоящая за ними Османская империя были недостаточно надменными. Петр Алексеевич — убежденный западник, он стремился утвердить себя именно в этой цивилизации. Путем унижения до той поры считавшейся могущественной Швеции — именно такой путь к самоутверждению обычно выбирают амбициозные политики.
 
Возвращаясь к образу дома, состоящего из коммуналок, надо отметить: бывает, что там объявляется некий хулиган, против которого готовы объединиться враждующие между собой жильцы. Это случай Саддама или Каддафи.

Могут быть разные оценки выбранных методов борьбы с одним и другим, но совершенно однозначно, что проблему осознавали все страны, в том числе и находящиеся в вялотекущем конфликте между собой. Был консенсус в том, что нельзя простить ливийскому диктатору взорванный по его приказу над Шотландией пассажирский лайнер и смертный приговор болгарским медсестрам, а иракскому — завоевание Кувейта и эксперименты с биологическим оружием.
 
Примерно такой же консенсус сегодня существует в вопросе о том, что Ирану лучше бы не давать возможности создать ядерное оружие, а Северной Корее — довести это оружие до его применения. Но этим и исчерпываются серьезные конфликты современности, в которых наша цивилизация более или менее едина.
 
Вот сейчас назревает еще один, связанный со страшным ИГИЛом. И это вселяет некоторый оптимизм.

Потому что чем больше будет у ведущих стран нашей цивилизации общих противников, тем вероятнее, что она изживет внутреннюю склоку.
 
Стоит самокритично признать, что наша квартира — самая скандальная во всем доме. В другим местах конфликты происходят главным образом с представителями чужих цивилизаций — там, где они оказались по соседству. Например, по всему периметру мусульманского мира он ссорится с соседями — и в центральной Африке, и на Ближнем Востоке, и в Индостане, и китайском Синцзяне. Но это нормальный межцивилизационный конфликт, а мы собачимся со своими.
 
Критерий принадлежности к общей цивилизации прост: поведение ее представителей в эмиграции. Там, где селятся мусульмане, обычно вскоре возникает конфликт с местным населением. Китайцы по всему миру живут замкнутыми общинами, куда не допускаются инородцы.

Но даже самые большие колонии немцев или русских в эмиграции прекрасно интегрируются — не путать с компактными группами представителей тех же наций, оказавшихся вне своей страны в результате передела границ. А вот Германия и Россия с соседями уживаются плохо.
 
Почему же жители нашей коммуналки так переругались?

Один знакомый ленинградец — а в этом городе еще и в семидесятые годы в коммунальных квартирах жило более миллиона человек — вывел правило, подтвержденное многими наблюдениями. Чем выше уровень образования жильцов или их претензии на интеллигентность, тем конфликтнее ситуация в квартире. Простым людям проще свыкнуться со скученным существованием и несколькими хозяйками на кухне. Вот и народы просвещенной Европы ведут себя, как наманикюренные дамочки в коммуналке.
 
Справедливости ради надо сказать, что так было веками. Не зря мировые войны — это именно наше печальное наследие. Причем очень принято было объединяться гуртом против одного, самого борзого соседа: в начале 19-го века против наполеоновской Франции, в первой половине 20-го — против Германии. И уже после войны все ополчились на СССР-Россию.
 
Проще всего, конечно, говорить, что изгои были сами виноваты, настроив против себя соседей. Но одного виновного не бывает ни в коммуналках, ни в геополитике. 

Вот, к примеру, после Первой мировой войны победители из Антанты благоразумно делили Европу по этническим границам, чтобы минимизировать возможность конфликтов. Не были учтены только интересы немцев, миллионные общины которых отдали Чехословакии и Польше.
 
Неужели не понимали, что такое издевательство чревато всплеском германского национализма и новой страшной войной? Понимали, но не могли удержаться от желания сделать назло поверженному гиганту. Когда бабка на кухне плюет в суп соседке, она тоже понимает, что это не укрепит дружбу...
 
Кстати, Германия — прекрасный пример плодотворности усилий по примирению. После Второй мировой войны Запад не стал ее обижать и получил добродушного миролюбивого соседа.
 
Зато началась холодная война с СССР. Соглашусь, что вплоть до смерти Сталина и появления у обих сторон ядерного оружия в достаточном для взаимоуничтожения количестве, она была оправдана. Советский Союз планомерно расширял зону влияния, паранойя абсолютного вождя прогрессировала, и Запад имел основания опасаться.
 
Но уже шесть десятилетий для этой войны не больше оснований, чем для обычной коммунальной склоки. И оглядываясь назад, очевидно, насколько абсурдными были действия обеих сторон. Ну зачем им надо было лезть во Вьетнам, а нам в Афганистан? Зачем надо было обеим сторонам вкладываться в гражданскую войну в какой-нибудь Анголе? Проще выяснить у Марьи Ивановны, почему она так не может терпеть Ларису Петровну, с которой десятилетиями делит одну кухню и ванную.
 
Но еще более существенен вопрос, почему не наступил мир, когда более разумная сторона — и приятно отметить, что это была наша, — сказала: всё, хватит, давайте жить дружно! 

Почему не получился единый мир от Атлантики до Владивостока?
 
Одно объяснение лежит на поверхности: у власти, в первую очередь на Западе, остались политики времен холодной войны, не способные изменить свое мышление. Так происходит в коммуналках, где даже смена поколений не приводит к прекращению конфликтов.
 
Но есть другой важнейший фактор, который мы склонны недоучитывать: выход новых игроков. Появились квартиросъемщики, которых раньше не было — бывшие советские республики — или которых никто ни о чем не спрашивал — бывшие соцстраны. Именно они сегодня главные разжигатели холодной войны.
 
Представим себе, что у одной семьи в квартире есть домработница, которая разругалась со старой хозяйкой и перешла работать к соседке. И каждый день говорит своей новой госпоже, как ей хорошо теперь и как плохо было раньше. А когда родителей нет дома, лупит детишек прежних работодателей, чтобы потом на них еще и нажаловаться. Как вы думаете, склока в такой квартире усилится? Особенно, если служанка получила на свою девичью комнату отдельный ордер и указать ей на дверь невозможно.
 
Почему домработницы так себя ведут, объяснить нетрудно. Остальные жильцы каждый день отправляются в большой мир, где летают в космос, добывают нефть, сочиняют оперы и проводят Олимпийские игры.

А бедная девушка сидит себе в затхлой квартире, и все ее мысли о тамошних перипетиях — прошлых и будущих, которые ей заменяют реальную жизнь.
 
С этим явлением ничего поделать нельзя — надо ждать, чтобы служанка попривыкла к самостоятельности, нашла бы себе более творческую работу. Беда в том, что мы привыкли недооценивать ее роль — мы видим только внешнюю сторону дела: беспрекословное подчинение новым хозяевам. Оно бесспорно — на то они и хозяева, чтобы им подчиняться, она и старым служила безупречно. Но без ее непрерывного нытья старые хозяева быстрее бы с этими новыми договорились — делить им по большому счету нечего.
 
И еще одна параллель — теперь уже не с квартирой, а с семьей. Почему свекровь всегда уверена, что в ее конфликтах с молодыми виновата невестка, а не сын? Потому что сына она знает всю жизнь, сама его растила, а невестка — человек чужой и незнакомый.
 
Так и нам кажется, что латыши или украинцы, с которыми всю жизнь вместе, никак не могут стать по собственной инициативе нашими недоброжелателями.

Куда проще во всех грехах обвинить чужих американцев или европейцев, под чье влияние братья меньшие по неразумию попали. Потому что иначе надо и себя винить — как это мы раньше недосмотрели, с кем рядом живем. А себя винить никто не любит, вот и упиваемся антизападной истерией.
 

А теперь, друзья, домашнее задание. Разберите события последнего десятилетия на Украине и вокруг нее по образу коммунальной склоки. Не забывая при этом о злорадстве, как важной движущей силе принятия решений.

Не правда ли, конфликт сразу становится понятным и предсказуемым?