Середина XIX века вошла в историю Китая как эпоха опустошительных Опиумных войн. Это был совершенно новый вид конфликта – воевали не за территории и ресурсы, а за рынки сбыта. Действия цинского чрезвычайного уполномоченного Линь Цзэсюя весной 1839 года по прекращению ввоза опиума в Поднебесную привели к войне с Британией, ставшей известной как "Первая Опиумная"

«У нас есть все, что можно пожелать»

Уже в XIX веке Европа плотно «подсела» на китайские товары. Англичанин среднего класса не мыслил своей жизни без чашечки чая, те, кто побогаче, предпочитали, чтобы эта чашечка была из китайского фарфора. Из Азии везли шелка и разные восточные диковинки: веера, иероглифические свитки, рисунки тушь, ширмы, декоративных собачек. В западном мире бушевала мода на все восточное – «ориентализм». Слова «made in China» были синонимом качества.

Но английских торговцев беспокоил торговый дисбаланс. Для успешной торговли экспорт должен был преобладать над импортом, но экспортировать в Китай было нечего. Китайский император Цяньлун писал английскому королю Георгу III: «У нас есть все, что можно пожелать, и нам не нужны товары варваров». Спросом пользовались только русские меха и заводные часы, понятно, что на их продаже много не заработаешь. Нужен был товар, который произвел бы фурор на китайских рынках.

Закрытый рынок

Но торговля с Китаем была затруднена не только из-за низкого спроса. В XVII веке к власти в Поднебесной пришла Манчжурская династия, представители которой объявили себя властителями всего мира. Все государства, согласно новой идеологии, должны были платить им дань. Если же не платят – значит, это дикие варвары, которые не знают о могуществе империи Цин. У Китая не было постоянных дипломатических связей ни с одним государством, и налаживать он их не собирался. Письма иностранным владыкам китайские императоры заканчивали фразой: «Трепеща, повинуйтесь и не выказывайте небрежения».

Отношение к европейским купцам в империи было соответствующим. Им было запрещено жить на территории Китая и даже учить китайский язык. Европейцам открыли лишь один порт в южной провинции Гуандун, причем они не могли селиться в Гуанчжоу, столице провинции, открывать там свои представительства или консульства. Из-за этого многие купцы жили в портовой зоне или на своих кораблях.

Обмениваться товарами с варварами могли только члены торговой корпорации «Гунхан», в которую можно было вступить, уплатив взнос в размере 2 тыс. лянов серебра (1 лян равнялся приблизительно 37 г). Китай диктовал свои цены и устанавливать наиболее выгодные ему таможенные тарифы.

В то же время у Англии начались проблемы с торговлей в Южной Азии. Индию наводнили дешевые хлопковые ткани из Америки, их было столько, что в самой Индии хлопок выращивать стало невыгодно. В результате Индия экономически стала еще сильнее зависеть от Британии, ибо ей нужна была валюта, чтобы заплатить англичанам за железные дороги и готовые товары. И тогда англичане решили одним выстрелом убить двух зайцев: решить проблемы с Индией и завоевать китайские рынки.

Опасная мода

В индийской провинции Бенгалия издавна выращивали опиумный мак и употребляли наркотические вещества в ритуальных целях. Англичане познакомились с разрушительным воздействием опиума в 1683 году, когда он был привезен в Великобританию на чайных клиперах Ост-Индской компании. Долгое время Британское правительство не было напрямую заинтересовано в торговле опиумом – пока не потребовалось «открыть» рынки непокорного Китая.

Первоначально Британская Ост-индская компания учредила так называемую «Китайскую внутреннюю миссию», задачей которой было пристрастить к опиуму китайских крестьян с помощью пропаганды опиокурения. Вскоре, опиумные курильни расплодились в стране как саранча, медленно уничтожая население. В одном только Шанхае за период с 1791 по 1794 год их количество возросло с 87 до 663.

Для Китая опасная мода имела катастрофические последствия. Курение опиума отражалось на работоспособности и интеллектуальном уровне людей. Наркотик вошел в повседневный обиход, им одурманивала себя целые деревни, люди забрасывали работу, многие высшие чиновники не забывали хотя бы пару раз в неделю заглянуть в опиокурильни. К опиуму пристрастились даже те, кто должен был стать главным инструментом императора по борьбе с бедствием – армия.

Борьба с наркомафией

Китайское правительство поздно осознало всю серьезность положения. Запрет на импорт опиума в 1800 году не остановил британских купцов, которые продолжили массово экспортировать яд. «Неудобных» чиновников подкупали или убивали. Результаты государственного расследования 1831 года шокировали императора Даогуана: миллионы опиумокурильщиков, заброшенные и вымершие деревни, тотальная коррупция среди чиновников. Около 150-200 судов опиумоторговцев бороздили прибрежные воды провинции Гуандун, а подкупленные таможенники позволяли им смело торговать смертоносным грузом. Из-за высокой конкуренции между торговцами опиумом, цены на наркотик только падали.

Для борьбы с наркоторговлей в провинцию Гуандун был направлен императорский ревизор Линь Цзэсюй. 10 марта 1839 г. в Гуанчжоу началось изъятие опиума. Торговые суда, пытавшиеся скрыться с грузом, были перехвачены, иностранные купцы задержаны. Наемники Линь Цзэсюя жгли и топили конфискованный опиум в течение 22 дней.

Однако Линь Цзэсюй был неплохим дипломатом. Он предложил компенсировать потерянный товар чаем, высоко ценившимся в Европе. Но лишь тем купцам, которые под страхом смерти поклянутся не торговать больше опиумом. Многие торговцы согласились, но подобные законы шли вразрез с интересами Британской империи. Ведь серебро, которым несчастные китайцы оплачивали собственную мучительную смерть, служило важным источником накопления капитала.

Варвары у ворот

В это время Линь Цзэсюю приходилось бороться не только с опиумной мафией, но и с придворными партиями. Часть китайской знати получала огромные доходы от торговли опиумом, и требовала императора отменить «немилосердные» законы и снять Цзэсюя с должности. Другие, настроенные консервативно, мечтали выкинуть всех иностранцев из страны и полностью закрыть империю для «белых варваров». Император Даогуан подписывал указы попеременно в пользу то одной, то другой клики — а Линь Цзэсюй тем временем не мог добиться денег из казны даже на чай, обещанный купцам.

Первые успехи вскружили императору голову, и он решил окончательно решить проблему «варваров». В декабре 1939 года Китай был объявлен полностью закрытым для иностранцев – все британские торговцы были удалены из Гуанчжоу. Британия расценила «закрытие рынка» как благоприятный повод к войне.

Взыскать убытки английских торговцев отправляется флот из 40 кораблей и 4000 солдат. У Китая на тот момент была 800-тысячная армия, но она была рассредоточена по стране, а обороноспособность воинов подорвана употреблением опиума.

Чтобы еще больше разложить китайские войска, англичане подсылали по ночам лодки, с которых продавали опиум в три раза дешевле. В результате вся армия, даже самые элитные манчжурские отряды не могли оказать серьезного сопротивления. Более того, у Китая вообще не оказалось военно-морского флота! Англичане без труда захватили несколько крупных морских портов, в том числе Гуанчжоу и Шанхай.

В августе 1940 британская армия дошла до Тяньцзина, то есть оказалась в непосредственной близости от Пекина – столицы империи. Китаю пришлось капитулировать, в 1842 году был заключен мирный договор.

Нанкинский мир

В августе 1842 был заключен позорный Нанкинский договор – первый из серии так называемых «неравноправных» договоров, разрывавших Китай на части и дававших иностранным купцам и военным полное право хозяйничать в Поднебесной.

Для английской торговли были открыты пять портов: Гуанчжоу, Нинбо, Сямынь, Фуджоу и Шанхай. Китай обязался выплатить 21 миллион юаней серебром. Более того, мирный договор содержал положения о консульском судопроизводстве – иностранцы и работающие на них китайцы изымались из под действия китайских законов. Де-факто это полностью развязывало им руки на территории Поднебесной. Теперь англичане могли селиться в Гуанчжоу, в городе открылось официальное британское представительство.

Вскоре такие же уступки при помощи дипломатии или силы получили Франция и США. Но англичане имели еще целый ряд привилегий и статус «нации с наибольшим благоприятствованием для торговли». Но самое главное, после Первой Опиумной войны под юрисдикцию Великобритании перешел Гонконг, за которым на долгие годы закрепилась слава столицы наркоторговли.

Британская публика и Первая Опиумная война (1839-1840 годы)

Индийский опиум был важнейшей статьёй британской торговли с Китаем. К концу 1830-х годов ежегодно британскими торговцами в Китай ввозилось 40 тысяч ящиков – в каждом по 40 коричневых брусков опия размером с человеческую голову. Из прибыли в 17 миллионов фунтов до 6 миллионов оседало разными путями в казне, что позволяло "поддерживать огромное здание британской власти на востоке".

Британский десант у стен Кантона, европейская гравюра XIX века

В то же время ввоз опиума в Китай вызвал большие проблемы в китайском обществе. Помимо распространения наркомании, это был и всё более усиливающийся отток из страны серебра – благодаря опиуму Британии удалось склонить в свою пользу баланс торговли с Китаем.

Лишение Ост-Индской компании монополии на торговлю опиумом в 1834-м привело к выходу на кантонский рынок независимых торговцев. Часто встречающееся (в том числе в Википедии) утверждение, что отмена монополии резко увеличила ввоз опиума в Китай истине не соответствует – товара ввозилось примерно столько же.

Только место представителей Компании, хорошо умевших находить общий язык с китайскими чиновниками и уважительно относившихся к китайским обычаям, заняли многочисленные жадные торгаши, не настроенные ни делиться с партнёрами, ни уважать чужие обычаи. Во многом именно это и спровоцировало жёсткий ответ цинских властей.

Вести из Китая до Британии в ту пору шли 4-5 месяцев. Поэтому о событиях в Кантоне в марте 1839 года английская публика узнала из публикаций в "Таймс" (которая с тиражом в 38 тысяч была самой влиятельной газетой тогдашней Британии – пятёрка ближайших конкурентов имела суммарный тираж в 18 тысяч) 1 августа 1839 года.

Вопрос об опиумной торговле с Китаем не был новым для британской читающей публики. Ещё в конце XVIII века знаменитый Эдмунд Бёрк называл её "огромным позором для британцев в Индии". А в начале XIX столетия известный педагог Арнольд назвал навязывание опиума Китаю "самым большим из возможных национальных грехов" Британии.

Регулярно осуждалась данная торговля и церковными деятелями. Священник Элджернон Фервелл в мае 1839-го опубликовал гневный памфлет "Его Гнусность Опиумная торговля с Китаем".

События в Кантоне сделали опиумную торговлю одной из центральных тем дискуссий в обществе. Вслед за сообщениями из Кантона британского представителя Чарльза Эллиота последовали петиции торговцев к правительству с требованием возмещения ущерба (астрономическая по тем временам сумма в 2 миллиона фунтов), статьи в газетах, целый ряд памфлетов.

Против опиумной торговли, оперируя соображениями морали и активно используя термин "торговцы смертью", выступали церковь, чартисты, и оппозиция тори-пилитов во главе с бывшим премьер-министром Робертом Пилем. Но они оказались в явном меньшинстве.

Карикатура из Панча хотя и относится ко Второй войне, но ярко иллюстрирует отношение широкой публики и к Первой

Антикитайская компания во многом режиссировалась находившимся в Лондоне Уильямом Жардином, которому вместе со своим торговым партнёром Джеймсом Мэтисоном принадлежала большая доля в опиумной торговле (будущий торговый дом "Жардин-Мэтисон"). Мэтисон писал своему партнёру о необходимости "обеспечить отстаивание нашей позиции газетами", а также нанять "нескольких литераторов", дабы они представили эту позицию "в наиболее краткой и запоминающейся форме". При этом Мэтисон разумно указывал, что публике надо объяснить, что дело вовсе не в опиуме.

Сам Жардин написал ряд статей, подписанных "британский торговец из Кантона", а в начале 1840-го позиции "опиумного лобби" были сформулированы одним из ведущих публицистов той эпохи Сэмюэлем Уорреном (нанятым Жардином по совету Мэтисона) в ярком памфлете "Опиумный вопрос".

Уоррен объяснял, что ничего противозаконного в торговле опиумом нет, что этот бизнес "прямо и косвенно санкционирован властями страны". "Разве мог какой-нибудь уважаемый по всему свету британский торговец, в течение четырёх десятилетий торговавший тем, чего жаждали покупатели, честно отчитываясь перед Компанией и платя должные суммы в казну, представить, что его ославят как контрабандиста? И почему? Только из-за названия товара, которое не по нраву отдельным моралистам".

23 октября 1839 года "Таймс" опубликовало большое, как бы мы сейчас сказали, журналистское расследование, описывающую как власти Индии управляли торговлей опиумом – "приходиться признать, что она по существу представляет собой акционерное общество с государственным участием".

Опиум "охотно потребляется китайцами", и доходы от него играют большую роль в доходах британского правительства Индии. Отказ от торговли опиумом создаст такую брешь в индийском бюджете, что экономика Индии просто рухнет, что потянет за собой крах компаний, связанных с восточной торговлей, уже в самой Британии.

К тому же, не следует забывать и о законах свободного рынка. Китайцы хотят покупать опиум, так что даже если британцы откажутся его им продавать, британских торговцев просто заменят торговцы из других стран, прежде всего из США.

Опиум Уоррен сравнивал с бренди или шампанским – всем известно, что злоупотребление данными продуктами приводит к печальным последствиям. Но неужели кто-то, кроме самых упёртых моралистов, которым "очевидно нечем заняться после отмены рабства", будет всерьёз требовать запрета ввоза в Британию из Франции коньяка и шампанского?

Надо отметить, что подобное сравнение было широко распространено в обществе, опиум в то время был довольно популярным обезболивающим, успокоительным и снотворным средством. Поэтому многие полагали, что утверждения китайцев о каком-то особом вреде опиума голословны и на самом деле у них совсем иные причины.

Один из членов Индийского Совета заявил "Таймс", что он 9 лет проработал политическим агентом в Бенаресе (одном из центров производства опиума) – "и не видел ни одного примера испорченного здоровья среди людей, проводивших на фабриках среди паров опиума по 12 часов в день".

Во многих петициях торговцев указывалось, что настоящая причина – в оттоке из Китая по причине опиумной торговли серебра, "истинного идола китайцев".

Именно издевательство китайцев над британскими торговцами, уничтожение ими британского товара, унижение британского флага – это было для рядового британца главным смыслом произошедшего на другом конце планеты. И опиум тут не главное.
От правительства требовали восстановить британскую честь и престиж нации.

Уоррен в своём памфлете ярко описывал издевательства китайцев над британскими торговцами и их семьями и вопрошал – "Во имя драгоценной для каждого из нас чести и славы старушки Англии я спрашиваю наших властителей, почему эти дикие, самоуверенные варвары до сих пор не поражены громом и блеском нашей артиллерии?".

Настала пора Королевскому Флоту покончить с "древними глупостями", в плену которой пребывают китайцы, и заставить их по-новому взглянуть на тех, "кого они считают малозначительными варварами".

В пользу опиумной торговли, хотя и с оговорками, высказался даже "апостол фритреда" Роберт Кобден. Мотивы у него были идеологические – "В современном мире инвестиций и торговли Китаю и Японии не может быть дозволено оставаться изолированными, в любом случае свободная торговля является кровью всеобщего мира, благосостояния и достоинства, даже распространения христианства".

Благодаря посредничеству молодого депутата-вига Джона Абеля Смита Жардин смог встретиться с всесильным министром иностранных дел Пальмерстоном. Виконт выслушал торговца благожелательно, с интересов воспринял его идеи о том, как надо воевать с Китаем (и затем использовал их в ходе войны), вот только просьбы о компенсации из казны отверг.

"Таймс" ознакомила публику и с позицией китайских властей. 7 августа 1839 года она опубликовала письмо уполномоченного Линя королеве Виктории. "Порок распространился далеко и широко, и мы намерены покончить с этим вредоносным наркотиком". От королевы требовалось запретить производство опиума по всей Британской Империи.

Текст был выдержан в духе традиционного отношения Поднебесной к "варварам" и скорее произвёл на публику отрицательное впечатление, лишний раз продемонстрировав неадекватность китайских властей.

Осенью 1839 года британская эскадра отправилась к китайским берегам. В инструкциях Пальмерстона командовавшему ею контр-адмиралу Джорджу Эллиоту говорилось, что "Правительство Её Величества никоим образом не оспаривает право китайских властей запрещать импорт опиума в свою страну", и конфисковать любую контрабанду.

Но данное право должно осуществляться беспристрастно и последовательно, на основании законов, а не прихоти отдельных чиновников и по отношению только к английским торговцам.

Таким образом, целью экспедиции является отплатить за "несправедливое унижение", получить компенсацию за уничтоженную собственность, и создать для отношений с Китаем "новый долгосрочный фундамент".

В марте 1840 года оппозиция во главе с Робертом Пилем трижды поднимала вопрос о китайской экспедиции в палате общин.
7 апреля баронет Джеймс Грэхем, бывший и будущий Первый лорд Адмиралтейства, известный либеральный реформатор, внёс резолюцию об отзыве экспедиции.

Представляя резолюцию, Грэхем пространно говорил об "ошибочном курсе правительства", который и привёл к нынешнему кризису – именно действия правительственной администрации за 5 лет "уничтожили торговлю, процветавшую столетие" и вдобавок "погрузили страну в войну, победа в которой не принесёт нам славы, но поражение станет нашим позором".

От правительства Грэхему оппонировал военный министр, которым в тот момент являлся знаменитый писатель, политик и оратор Томас Маколей. Признавая, что в действиях администрации могли быть ошибки и просчёты, он отстаивал правильность текущей политики правительства. К тому же, ошибки и просчёты во многом следствие недостатка информации о Китае, вызванного закрытостью этой страны, с которой пора покончить.

Маколей прямо сравнивал случившееся в Кантоне с событиями вековой давности, ставшими ключевыми в завоевании британцами Индии – "Чёрной дырой" Калькутты и битвой при Плесси. "Если бы лорд Клайв ждал инструкций из Лондона, у нас не было бы нашей империи в Индии".

Разумеется, китайское правительство имеет полное право ограничивать торговлю опиумом, но у него нет никакого права захватывать "наших невинных сограждан и оскорблять нашего Суверена в лице его представителя".

По словам военного министра, Великобритания начала эту войну, чтобы её подданные могли всегда быть уверены, что "наш победоносный флаг защитит их повсюду… и какими бы океаны и континенты не отделяли их от нашей страны, она не позволит ни единому волоску с их головы упасть безнаказанно".

В этом контексте в речи Маколея прозвучало и сравнение британцев с римскими гражданами – сравнение, которое десятилетие спустя популяризирует в массах лорд Пальмерстон.

Англичане возле Кантона, рисунок XIX века

"Во имя не только английской чести, но и английского милосердия… мы обязаны ответить на такие возмутительные преступления решительными мерами, которые заложат прочный фундамент мира, одинаково выгодного Англии и Китаю" – заключил военный министр.

В ходе дебатов стороны озвучивали все те же аргументы, которые ранее были представлены на страницах газет. Оппозиция говорила о морали. Сидней Херберт сказал, что эта "война без каких-либо оснований", в попытке "поддерживать торговлю, которая… позорит британский флаг".

На второй день дебатов одну из первых своих речей, заставивших обратить на него внимание, произнёс 31-летний Уильям Юэрт Гладстон. Он выступил против "войны, несправедливой с самого начала, которая покрывает нашу страну несмываемым позором". Отвечая на тезис о "защите британской чести" он заявил, что о какой чести может идти речь, если британский флаг в этой ситуации оказывается "пиратский флаг, которым прикрывают бесстыдные деяния".

Гладстон заключил, что раз торговля опиумом является незаконной с точки зрения китайских законов, то китайцы имеют полное право реализовывать свои законы на своей земле, в том числе и изгонять преступников, и конфисковать их собственность.

Сторонники правительства всё так же упирали на соображения национального престижа и свободу торговли.
Премьер-министр лорд Мельбурн указывал, что "опиум менее вреден чем джин, и только сами китайцы виноваты, что они злоупотребляют его курением", и отказ британцев продавать опиум китайцам ничего не даст – раз есть спрос, то найдутся и те, кто его удовлетворит, прежде всего американцы.

Известный путешественник Джордж Томас Стэнтон, работавший на Ост-Индскую компанию в Китае, подчёркивал: "Парламент должен помнить, что Британская Империя базируется на престиже. Если оставить безнаказанным оскорбление со стороны Китая, это серьезно скажется на всей системе".

Завершил трёхдневные дебаты Пальмерстон. Начал он с выражения удивления странной позицией господ из оппозиции, почему-то возлагающих на британское правительство ответственность за "сохранение морали китайцев". Китайцы покупают что хотят – британцы им продают.
Министр иностранных дел цинично заметил, что "никто в здравом уме не может поверить в оправдания китайских властей о неких моральных принципах" – очевидно же, что китайцы пошли на конфликт в попытке изменить складывающийся не в их пользу торговый баланс.

Уполномоченный Линь совершил акт "вопиющего беззакония против британских торговцев, идущий вразрез с британскими законами и международным правом". Это "ничуть не лучше чем грабёж". И не столь важно, что именно отобрали у вас в ходе грабежа.
Поэтому Британия намерена заставить Китай заплатить за "изуверские действия в Кантоне", и от имени всего международного сообщества открыть Китай для свободной торговли.

Голосование принесло победу правительству, пусть и незначительным большинством – 271 голос против 261. Война продолжилась до победного конца.