Белые пятна «чёрного лебедя»: почему прогнозы не сбываются

6 дней осталось до пророчества Ванги на 22 декабря 2020 года, которое звучит как «На солнышке погреемся, и черной тенью падет солнце». В связи с этим более научная статья, а в конце видео про то самое от Ванги.

Человечество слишком уверено в себе и постоянно планирует будущее, хотя реально не способно предсказать не только частные, но и самые глобальные события — убеждён автор концепции «чёрного лебедя», философ и экономист Нассим Талеб. Великие события в истории человечества — мировые войны, возникновения и распады империй, развитие Интернета, крупнейшие террористические атаки, значимые научные открытия, создание культовых произведений искусства и даже надоевшая пандемия — просто не могут быть спрогнозированы и на самом деле происходят случайно.

В лекции о предсказании будущего, прочитанной на фестивале Pint of Science, философ Александр Сегал рассказал о моде на прогнозы, о массовом желании оказаться в завтрашнем дне, не участвуя в его строительстве, об отличии профессионального прогноза от пророчества, о ключевых методах рассчитывания грядущего, а также о том, как поймать «чёрного лебедя» и предсказывать будущее без звёзд и таро.

Мода на прогнозы, мечты о лучшей жизни и реальность свободного рынка

Публицистов, журналистов и политиков роднит одна черта — все они любят планирование по круглым датам: Россия-2020, Россия-2030, Россия-2035, и так каждые пять лет. Если учитывать реальное воплощение прогнозов, составленных 10-20 лет назад, то возникают большие сомнения относительно возможности экспертного сообщества проектировать изменения во времени. Многое из того, что запланировано, не произойдёт. И этому есть причины.

Востребованность прогнозов не уходит, меняется только мода на эти прогнозы.

Все и всегда ждут наступления счастливой жизни. Может быть, не такой свободной, но зато технически совершенной, комфортной, роботизированной. Но «сбыча мечт» постоянно откладывается.

Нассим Николя Талеб — известный экономист, писатель, бывший биржевой трейдер и риск-менеджер, автор и популяризатор теории «чёрного лебедя»‌ — заметил, что «экспертный» прогноз не точнее прогноза «обычного» человека. По его словам, предположения от специалиста биржи и от шофера, который везет вас на эту биржу, практически равноценны: вероятность их исполнения приближается к обычной 50-процентной вероятности одного события из двух — оно либо произойдёт, либо нет. 

Ливано-американец Нассим Талеб придумал концепцию «чёрного лебедя». Метафора «чёрного лебедя» связана с тем, что вплоть до XVII века европейцы были уверены, что лебеди бывают исключительно белыми, и встреча с чёрными лебедями стала для них полной неожиданностью

Талеб уверено, что традиционное знание в корне ущербно. Мы не постигаем правила, а факты и только факты. Правила мы придумываем сами и рассказываем другим. По его мнению, свободный рынок работает не на закономерностях, а на удаче. Человек на самом деле ловит удачу в череде азартных проб и ошибок, а не получает награду за своё прилежание и мастерство.

Если обобщить, то Талеб критикует так называемый «нарратив»‌ и очень не любит нарраторов, а также тех, кто пытается выводить правила и закономерности. Он говорит, что учиться можно только на ошибках, а на успехах нельзя. Таким образом, он пытается опровергнуть теоретическую позицию, которую в свое время высказал Макс Вебер: прилежание, усердный труд и протестантская мораль создали то, что называется современным капитализмом.

Однако, опровергая закономерности, он в какой-то момент впадает в другое противоречие — и об этом мы скажем ниже. А пока ответим на вопрос:

Какие бывают прогнозы?

Игорь Васильевич Бестужев-Лада, известный советский и российский историк и социолог, один из крупнейших прогнозистов, в своей программной статье «Исследования будущего: проблемы и решения» писал о двух типах прогнозов: поисковом (трендовом) и нормативном (целевом). 

«При поисковом прогнозе искомый результат достигается экстраполяцией в будущее тенденций, закономерности развития которых достаточно хорошо известны, при условном абстрагировании от решений, способных видоизменить эти тенденции».

Наблюдая некий процесс и продолжая его без качественных изменений, мы предполагаем, каким будет состояние системы в определенной точке будущего. Но вероятность ошибки велика: мы не являемся субъектами других действий, которые происходят вокруг нашего действия, да и прогнозируемый процесс рассматриваем как не зависящий от нас. Мы не принимаем в отношении этого процесса никаких решений, не предпринимаем никаких действий — иначе говоря, не являемся субъектами, агентами, акторами. 

Типичный поисковый прогноз — это уже упомянутый прогноз биржевых котировок или, например, прогноз погоды. Все мы знаем, что самые правдивые и точные люди на свете, после барона Мюнгхаузена — синоптики.

«При нормативном прогнозе определяются возможные альтернативные пути для достижения известного оптимума по заранее заданным критериям».

Нормативный прогноз — это прогноз «из будущего», которое мы хотели бы видеть. Если мы можем определить некий оптимальный результат, «потребное будущее», как его назвал известный отечественный психолог Н. А. Бернштейн, то, проведя линию от точки «сегодня» к желаемой точке «завтра», сможем определить ход событий и действия, которые необходимо осуществить для получения желаемого результата. Здесь важно отметить, что речь идет не только о том, что нужно сделать, но и о том, от чего придется отказаться ради желаемого; о социальной цене прогресса.

Игорь Васильевич Бестужев-Лада — историк, социолог и футуролог. Один из первых профессиональных прогнозистов в СССР.

Итак, если в поисковом прогнозе все определяющие позиции детерминированы вчерашним и сегодняшним состоянием дел, то нормативный прогноз — это в определенной мере телеологический‌ прогноз, в котором движение детерминировано будущим состоянием, о котором у нас уже есть представление и которое мы проектируем.

Наиболее яркими примерами «сработавших» нормативных прогнозов можно считать работы К. Э. Циолковского и план ГОЭЛРО‌. Неудачные нормативные прогнозы — заявленный Хрущевым план построения коммунизма к 1980 году или нынешние программы расселения ветхого жилья, сроки которых приходится все время отодвигать.

Бестужев-Лада подчеркивает, что обе стратегии имеют недостатки, и его последние разработки были направлены на то, чтобы найти некий синтез, который бы снимал недостатки этих стратегий. Но является ли талебовский «Черный лебедь» такой альтернативой традиционному прогнозированию?

Прогноз, пророчество и фантастика: в чём разница?

Бестужев-Лада замечает:

1. Аудитория психологически устала от апокалиптических картин будущего, которые открывают поисковые прогнозы. Например, все мы умрём — и это печально.

2. Аудитория психологически устала от радужных картин будущего, которые открывают нормативные прогнозы. Мы всегда планируем светлое, сытое и безопасное завтра, ведь кому хочется жить в непотребном будущем?

Фантасты Аркадий и Борис Стругацкие тоже представляли будущее в своих романах и рассказах. Им принадлежит выдуманный Мир Полудня XXˆII века, в котором коммунизм победил все другие идеологии, а с помощью технологий люди решили проблему дефицита ресурсов.

К способам описания будущего относят пророчества — prophecy, научную фантастику, прогнозы — forecasts и предвидения — foresights. Фантастика описывает художественные образы. Трендовые прогнозы, о которых мы говорим чаще всего, — это то, что мы вычисляем на основе прямолинейного движения, это экстраполяция сегодняшнего движения на будущее. Они обычно не долгосрочны. Предвидение предполагает качественные, принципиальные изменения процесса и результата. То есть становится понятно, что в будущем будет что-то, принципиально отличающее его от сегодняшних процессов. Пророчество не требует ни объяснений, ни доказательств. От фантастики отличается только тем, что фантастика говорит: «Да, мы придумали», а пророчество говорит: «Нет, так будет». Будучи самой архаичной формой описания будущего, пророчества чрезвычайно живучи, поскольку наиболее соответствуют профанной, обыденной картине мира. 

Будущего нет

Просто нет — и всё. Зато есть предпосылки этого будущего, но мы пока не знаем, что именно из настоящего станет фактором будущего — какой элемент современной системы отношений, производства и так далее станет элементом будущего, а какой отомрет.

На рубеже XIX и XX веков Парижская академия проводила конкурс с целью найти способ уборки навоза с улиц крупных городов. Предполагалось, что если не предпринять меры, то к 1920 году толщина слоя навоза на улицах Нью-Йорка и Парижа достигнет полуметра. Картина была ужасной: кучи навоза, метан, выделяющийся в огромных количествах, дохлые лошади, брошенные на обочинах. Городские власти были в ужасе! Решение искали два года, а выход нашелся сам собой. К этому моменту Генри Форд разработал проект своего автомобиля, и буквально за пять-семь лет вопрос решился — но на качественно другом уровне. Прогноз не сработал, сработала инновация. 

В большинстве прогнозов будущее представляет собой отрицательную определенность настоящего — мы знаем, что в нашем будущем чего-то не будет (или хотим, чтобы что-то было не так, как сегодня), исходим из того, что будущее будет отличаться от настоящего. Это шаг к изменению качества. 

Будущее с точки зрения процесса прогнозирования, с точки зрения методологии представляет собой  «безобъектный предмет». Будущего нет, но мы хотим выяснить его черты. А что есть предмет по сравнению с объектом? Объект — некая целостность, а предмет — всегда та сторона, которая нас интересует при изучении объекта. Будущее нас интересует, но его как объекта еще нет. 

Если вы читали когда-нибудь книгу Стругацких «Понедельник начинается в субботу», то вы, вероятно, помните, что в одном из эпизоде герой Саша Привалов приходит на демонстрацию машины времени учёному совету: этакий велотренажёр, крутишь педали и попадаешь в будущее. Но так как будущего нет, а есть только его описание, то попасть можно только в мир описанного будущего. И оно очень интересно устроено: в нём существует стена, по одну сторону которой светлое завтра, с космонавтами и красивыми девушками,  а по другую — мрачные прогнозы, гриб ядерного взрыва и нашествие инопланетян. И чем дальше мы уходим в будущее, тем больше становится ракет и тем длиннее речи космонавтов. Это говорит о том, что мы можем прогнозировать ближайшее дни и недели — и они будут вялыми и скучными, либо долгосрочное, но там будет происходить полнейший ужас.

Иллюстрации Евгения Мигунова к книге братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»

Однако в представлении обыденного сознания будущее уже есть и в него можно попасть. В будущем обязательно найдётся волшебное средство, которое придаст могущества. Главная наша задача — угадать будущее. Чтобы узнать, каково оно, достаточно найти «портал»: либо просто угадать, либо впасть в транс, попасть в то самое вневременное, пока что не существующее в реальности, но существующее в нашем представлении пространство и посмотреть, что там будет. Это и есть пророчество. Именно поэтому многие так любили Вангу. Пророчество предполагает трендовый путь: из-за того, что сейчас произошло, будут последовательно происходить определённые события. Чтобы будущее стало хорошим, мы должны найти некую точку, из-за которой оно может стать плохим, и в этой точке что-то изменить. 

«Чёрный лебедь» — то же самое. Главное — угадать, откуда он вылетит.

Еще один аспект представления о будущем — это представление о нем как о хранилище знаний. Знания — как раз одно из волшебных средств. Такое будущее может быть удалено не во времени, а в пространстве, например, представлять собой какую-то более развитую цивилизацию, которая уже прошла предстоящий нам путь. Ключевой момент — знания не просто получают, не нарабатывают и не производят, а добывают. Эта позиция исходит из примитивной позиции добывающей экономики, при которой человек изымает уже готовое из какого-то хранилища. 

Сначала первобытный человек предполагал, что можно добывать из волшебного или потустороннего мира средства, позволяющие трудиться: лук, который не промахивается, копье, которое летит на большое расстояние. В процессе отчуждения труда он пришел к выводу, что лучше добыть барашка, которого он почешет за ухом, и посыплются золотые монеты — и работать уже будет не нужно. Современный человек тоже рассматривает работу в значительной мере не как способ производства чего-либо, а как способ добычи денег.

Отчего это происходит? Сейчас большинство людей обладает усечённой субъектностью. «Я хочу узнать будущее» не означает, что я хочу узнать, как к нему прийти. Я хочу узнать, каким оно будет, потом лечь на диван (или в криокамеру), поспать — и оказаться в этом будущем. По большому счету человек подсознательно не ощущает себя субъектом этого процесса. 

Социальная ценность технологий и налог с роботов

Усечённая субъектность происходит из очень интересных вещей. Модные конспирологические теории предполагают, что есть злобные силы, которые нас гнетут и хотят, чтобы нам все время было плохо, а им хорошо. В социальных сетях во всем виноваты олигархи. Но разве они являются субъектами? Возьмем представителя какой-нибудь старой английской аристократической династии. Человек родился в своем обществе и с детства знает, что его главной целью является преумножение богатства его семьи. У богатства есть показатель — норма прибыли. Если он будет держать норму прибыли на высоком уровне, значит, он свою цель исполняет. По большому счету ему никакие цели ставить не надо. То, что он ставит, — это не цели, а задачи по отношению к главной цели — прибыли.

Наиболее прямо эта ситуация описана в концепции «управления по целям» Питера Друкера. Согласно ей, цели находятся в ряду исключительных компетенций руководителя, в то время как работникам в качестве их целей ставятся задачи, сформулированные в процессе «декомпозиции стратегических целей». Люди, которые ставят нас в такую ситуацию, исходят из трендовых прогнозов: сейчас есть некая тенденция, которая может привести к определенной точке, такой-то прибыли, такому-то проценту доходности. Воспроизводится инструментальное мышление, которое рассматривает любой социальный процесс как процесс технологический, процесс производства и воспроизводства сегодняшнего состояния. Ни один сколько-нибудь обсуждаемый прогноз не является прогнозом смены качества. 

Например, мы боимся, что искусственный интеллект заменит настоящих людей. Билл Гейтс на полном серьезе говорит о необходимости брать подоходный налог… с роботов, по мере того, как они вытесняют человека из производства. Мы экстраполируем современное состояние общества на будущее. Даже у многих технарей выключается социальное сознание, и они думают только о технологическом прогрессе. Физик-футуролог Митио Каку рассказывает о будущих трансформациях тела и развитии техники, но ничего не говорит о социальной трансформации. Более того, он по умолчанию предполагает социальное неравенство как вечное состояние, говоря лишь о том, что бедняки смогут покупать компьютеры, так как они дешевеют. Иными словами, прогнозируя будущее, технократы рассматривают социальные качества современного общества как неизменные. 

Физик Митио Каку — активный популяризатор науки. Он считает, что искусственный интеллект сделает любого человека экспертом благодаря маленькому чипу-импланту в голове.

К таким качествам относится в первую очередь наемный характер труда и товарное производство. В такой системе продукт, каким бы высокотехнологичным он ни был, рассматривается лишь как носитель стоимости, а потому в качестве критериев эффективности выступает не общественная полезность продукта, а стоимостные показатели, монетизация и прочие старинные атрибуты товарно-денежных отношений. А это означает, что конечная цель — прибыль, прирост капитала — предсуществует любому субъекту современного «рыночного мира». Получается, что объект, с которым работает современный субъект рынка, сам становится субъектом и управляет процессом. Так что в итоге «чёрным лебедем» у нас оказывается серый доллар. 

Проектирование будущего и белые пятна «чёрного лебедя»

Нассим Талеб говорит о том, что, поймав «чёрного лебедя», победитель получает почти всё. Для этого, мол, достаточно «крутиться» там, куда эти лебеди чаще прилетают: банковская сфера, искусство, бизнес… Однако он лукавит, потому что на самом деле стоит на позиции пассивного наблюдателя: «Ничего не надо делать, надо просто ждать, когда черный лебедь прилетит». Тем более, что цели, как мы уже сказали, определены заранее, и не надо ломать голову с их постановкой, со стратегией — достаточно продумать тактику.

Что же такое «чёрный лебедь»? Это экстраординарное событие, которое поможет совершить рывок в рамках заданной концепции. А концепция такова, что надо не создавать нечто ценное (по Талебу сфера производства — это «Среднестан», в котором лебеди не водятся), надо ловить момент, угадывать конъюнктуру, попадать в тренд. Критики Талеба замечают, что тот попросту описывает собственный путь успеха: он заработал несколько миллионов долларов на консалтинге и спекуляциях во время финансового кризиса 2007—2008 годов. Итак, человек «по Талебу» становится не субъектом производства будущего, а субъектом «ловли момента». 

Что делать? Проектировать. Международный стандарт ISO 21500‌, к которому присоединилась и Россия, определяет проект как  «уникальный набор процессов, состоящих из скоординированных и управляемых задач с начальной и конечной датами, предпринятых для достижения цели». Пожалуй, с этим можно согласиться, добавив лишь, что любая цель предполагает также средства и процесс ее достижения. И как раз о средствах обычно и говорят, описывая будущее. Что такое всякого рода летающие машины, станки-роботы и цифровые копии работников, как не доведенные до совершенства средства производства? А вот с процессуальной стороной в картинах будущего всё обстоит сложно. Даже у таких корифеев футуристики, как братья Стругацкие и Иван Ефремов, достаточно подробно описаны варианты будущего общества, но чрезвычайно бедны описания процессов их возникновения и становления.https://artsoc.jes.su/s207751800010977-3-1/] и Сегал А. П. Кто меняет меняющийся мир? О субъектах и агентах стратегических коммуникаций [https://artsoc.jes.su/s207751800006883-0-1/]">‌

Иван Ефремов известен романами «Туманность Андромеды» и «Час Быка» о космических путешествиях в далёком будущем. «Час Быка» был воспринят как карикатура на СССР, объявлен клеветническим и убран из библиотек

Таким образом, в основу нового социального проектирования должен лечь иной подход: акцент на процессуальность целеполагания и целедостижения. А это, в свою очередь, предполагает наличие зрелого субъекта, способного соотнести цель, средства и процесс в масштабах интереса всего общества. 

Тогда будет снято и нынешнее противоречие между поисковым и нормативным прогнозами. Нормативное прогнозирование — это и есть проект; поисковое же прогнозирование предстает как оценка возможности его реализовать.

Получается, что:

• поисковый прогноз задает нам «коридор возможностей» и показывает, чем мы можем пользоваться, а от чего придется отказаться;

• целевой же прогноз дает направление и показывает новое качество, которое мы можем получить;

Это и есть соотношение цели и средства — потребного будущего и тех возможностей, которые у нас есть для его реализации.

Источник