Бывший опер рассказал, как полиция ловит преступников и находит к ним психологический подход

В очередной рубрике «Личный опыт» в еженедельнике «МК-Эстония» бывший опер рассказал, как криминальная полиция ловит преступников, как находит к ним психологический подход и почему до сих пор не нашли убийцу Вари Ивановой.

Я проработал в разных отделениях полиции на разных должностях около 20 лет. Занимался в основном раскрытием преступлений первой степени тяжести — убийства, разбои, грабежи, руководил отделом.

Ушел с обидой на государство и пониманием, что хорошими делами прославиться, увы, нельзя. Государство не очень ценит тех, кто готов бороться всеми силами с преступностью, положил на это все свои силы, время, нервы. Государству нужен результат. Премии начальство старалось особо не платить, отделывалось грамотами, хотя раскрываемость преступлений, когда я руководил отделом, была 97%.

Взятки и угрозы

Пришел я в органы правопорядка еще в советское время. Зарплата тогда была 160-180 рублей.

Когда перешли на кроны, зарплата составляла 100-150 крон в месяц. Маловато. Надо было кормить семью. Поэтому многие из наших подрабатывали по ночам. Сторожами, например. Еще умудрялись параллельно учиться в школе милиции.

Когда у полицейских маленькие зарплаты, велик соблазн взять деньги, которые постоянно предлагают преступившие закон люди. Мне лично деньги предлагали очень часто. Но я отвечал на подобные попытки твердым «нет!». Я гордился тем, что я честный полицейский.

Тем не менее, некоторые мои коллеги взятки брали. Начальство иногда знало, иногда нет, иногда закрывало на это глаза.

Есть нечестные полицейские, которые работают до сих пор. Те, с кем я работал, были добропорядочные люди. Такие еще кое-где остались, но их с каждым годом все меньше. Все хотят жить хорошо, но не всем полицейским государство платит достойную зарплату.

После смены тысячелетия зарплаты стали постепенно расти. На момент, когда я уходил, зарплата достигала уже 10 000 крон чистыми плюс премии за результативную работу плюс служебный автомобиль.

Были случаи, что и угрожали мне и моей семье. Я в подобных случаях говорил: «Будешь стрелять — смотри, не промахнись. Потому что я точно не промахнусь». Дальше угроз дело обычно не шло.

Риск и импровизированные кладбища

У нас годами складывалась своя команда, мы доверяли друг другу, как самому себе. Мы знали, что любой сотрудник нашего отдела в трудную минуту прикроет твою спину, потому что мы тогда сами ходили на задержания преступников. В основном они были вооруженные, бывалые, им нечего было терять. И если уголовник уже убил человека, и не одного, то и в полицейского может выстрелить без проблем, что неоднократно и происходило.

Это сейчас преступников задерживает в основном специально обученная команда К — в шлемах и бронежилетах. А раньше приходилось рисковать жизнью самим.

Криминальная полиция ходит преимущественно в штатском и ездит на машинах без опознавательных знаков. Их лица стараются не «светить».

Особенно сложно пришлось в середине 90-х, когда каждый день совершали по 2-3 убийства. Были как убийства по неосторожности, так и умышленные. Активно действовали тогда и ОПГ — чеченские, соликамские, солнцевские, их было очень много. Полагаю, что некоторые массовые захоронения в пригородах Таллинна, куда вывозили трупы, до сих пор еще не обнаружены. Там через каждые 5 км может быть свое кладбище.

Например, совершил человек заказное убийство, а на следующий день его тоже рядом закопали. И концы в воду.

Подковерные игры 

Мы готовы были сидеть в отделении сутками во имя раскрытия преступления. К сожалению, когда начались языковые зачистки, очень многие высококлассные спецы были вынуждены уйти из полиции. Им на смену пришли молодые эстонцы, только-только после обучения в школе полиции.

Тут надо отметить, что 80% преступников, с которыми мы имели тогда дело, были русскими. Следователю и так порой сложно разговорить уголовника, а если еще и следователь эстонец... Русский мог бы еще найти с преступником общий язык, сыграть на каких-то струнах его души, а с эстонцем-опером большинство тогдашних уголовников просто даже не хотели разговаривать. Это повлияло и на раскрываемость преступлений.

Много проблем тогда доставила и зависть коллег, которые не были специалистами, но хотели тоже эффективно раскрывать преступления. У меня был опыт, практика, своя база приемов. А если у тебя показатели лучше, чем у основной массы, это никому не нравится — и начинается подковерная игра.

К счастью, сейчас очень мало тяжких преступлений. Почему никак не могут найти убийцу Вари из Нарвы? Потому что он псих. Да и дисциплина в рядах полиции сейчас уже не та. Если бы я руководил сейчас данным отделом, то убийцу бы уже нашли.

Раскрывать преступления стало легче

Самое главное в работе опера — выяснить мотив. И самые сложные преступления — совершенные маньяками или психами, чьи действия не поддаются никакой логике. Например, человек убил и расчленил женщину, разложил по пакетам и разбросал в лесу. Почему? Нет ответа, потому что с головой у человека непорядок.

Сложны преступления, которые готовятся заранее. Преступник продумывает все детали, и поймать его на случайной улике уже довольно сложно.

Некоторые совершали преступления, чтобы попасть снова в тюрьму. На воле — неизвестность и обязательства, а в тюрьме — все удобства, понятная иерархия, близкие им понятия. Их даже «колоть» не приходилось. 50% из них охотно сотрудничали с полицией, делились своей информацией — взамен мы им организовывали комфортные условия, чтобы они хорошо сидели, чтобы их там не прессовали.

Показания мы не выбивали. Во всяком случае, мои подчиненные.

В какой-то момент я понял, что мне не хватает знаний по части психологии и пошел дополнительно учиться.

Окончил заочно вуз в России. Ведь к каждому человеку нужен свой подход. Когда умеешь находить болевые точки и грамотно на них играть, человек начинает говорить.

Откуда узнавали болевые точки? Из личного дела, которое собирали на каждого уголовника. Это сейчас следователь может даже не выходить из кабинета и собирать всю информацию при помощи различных баз данных, а тогда опера ходили по квартирам, разговаривали с разными людьми, узнавая всю подноготную.  

Были, конечно, ситуации, когда мы собрали все возможные доказательства, а суд отпускал преступника. Обидно, досадно, от начальства тумаков получали. Некоторых потом удавалось посадить за другие преступления, а некоторые так и разгуливают до сих пор по улицам.

Ушел, когда «перегорело»

Печальная ситуация во многих маленьких городках, где все друг друга знают, и преступник, полицейский, прокурор и судья могут жить на одной лестничной клетке. Были случаи, когда приходилось вмешиваться центральной криминальной полиции, поскольку местные полицейские даже не знали, что у них под носом творятся такие дела. Или делали вид, что не знали.

Ушел я потому, что в душе все перегорело. Начальника, с которым мы за много лет сработались, ушли, а под нового я не захотел подстраиваться. Я, может быть, работал бы и до сих пор, но я не из тех, кто прислуживает и выслуживается, держась за свое кресло. Мои коллеги-профессионалы были вынуждены уйти, а один в поле не воин.

И если бы меня позвали обратно заниматься этой грязной и неблагодарной работой, я бы уже не согласился, независимо от зарплаты. Но возможность стать резидентом или советником при отделе я бы рассмотрел. Полиции нужно привлекать к некоторым расследованиям и бывших сотрудников, у которых есть практика и опыт.

Нападения и наркотики

Я по-прежнему спокойно хожу по улицам. Конечно, может быть, где-то и есть люди, которые затаили на меня обиду за то, что я их когда-то посадил. Но у меня есть оружие для защиты себя и своей семьи, и я регулярно хожу в тир, чтобы не пропали навыки. Я знаю, что буду стрелять на поражение, но только в случае реальной угрозы мне и моим близким. Потому что идиотов и дураков хватает. И хотя по закону судимым людям не выдают разрешение на ношение оружия, они прекрасно обходятся и без него.

Я сейчас не особо слежу за раскрытием громких убийств, больше обращаю внимание на то, как работает наркополиция. У меня подрастают дети, я волнуюсь за их будущее. Почему так много наркоманов и дилеров вокруг, а полиция ничего не предпринимает? Я думаю, что наркополицейские работают добросовестно, но у нас слишком мягкие наказания.  

Если я узнаю, что где-то действуют точки, я буду с этим бороться. Не лично, конечно, а звонком куда следует. Потому что, как ни крути, бывших полицейских не бывает.