Что взять с беременной? Угадай с трех раз :)

Нормальный такой вопрос, да? Телезрители против знатоков.

Я, если честно, вопроса сначала не поняла: в смысле, думаю, как виноград мою? КАК МОЖНО МЫТЬ ВИНОГРАД, кроме как взять виноград, подставить под струю воды и помыть???

Может, думаю, я прощелкала, а ушлые Эльдорадовцы уже массово продают домохозяйкам виноградомойки?

А дальше понеслаааась... Ответы...

Замочите в марганцовке, отделите гроздья ягод, не сожрите прям с гельминтом, там живет такая гадость, три часа мочите в Фейри, нет, возьмите эко-средство, эко-средство для продуктов, я однажды отравилась, и теперь стерилизую, никакой вам диареи, если каждую протрете, вот вам ссыль на чудо-форум, там живет паразитолог, он недавно мыл гранаты, он про это много знает...

Кто, бл..ть, кто все эти женщины и чем они заняты в жизни, что у них есть время отдирать каждую ягодку, и замачивать, и просушивать, и облизывать, и рассматривать?.. Вот совсем-совсем нечем заняться??? Откуда эти Утиные истории? Где они живут, эти Поночки? В мультике?

Исключите, исключите 
виноград из рациона, 
не травите вы мне душу, 
выжемать, поешьте грушу...

Я как-то не так живу, ребят. Я люблю есть фрукты с ветки. Вот на даче сливу сорву - и в рот... А в лесу малину и землянику прямо с куста хомячу... Были тут в Абхазии, там, знаете, идешь по аллее, и кругом инжир свисает елочными игрушками, виноград тот же самый гроздьями, хурма первая, еще твердая, гранаты... Так вот ты идешь, что-то рассказываешь, инжирину раз - и в рот - и омнононом... Неприлично говорить с полным ртом, я знаю, но зато так вкусно тебе, и сладко, и без последствий... Вот эта мамочка-затейница, поягодная мойщица винограда, наверное сошла бы с ума в этом фруктовом раю...

А вот еще одна. Уточняет, "сколько раз в день вы делаете влажную уборку в детской"? Миссис Пропер, блин! В день??? Вы шутите??? Это квартира или операционная доктора Хауса?? Когда вы находите время на троекратную уборку в детской, если у вас кило винограда немытого????

Сколько носочков Вы надеваете на ножки малышу под валеночки??? Простите, куда??? Под валеночки?? Сегодня + 6 , я извиняюсь. Под какие валеночки? Те, что на меху, да с калошками и на рейтузики???

Чё-то я очкую, Славик...

Это что, симптомы послеродовой болезни какой-то? Безмозгундии? Неадекватосии? ЯНеДавноРодиляндии? Или просто недосып? (хоть бы - хоть бы...)

Официальное обращение, друзья. Если это...я рожу... и напишу пост о том, как я побрила кошку налысо в целях обеспечения стерильности младенца, и теперь советуюсь, связать ли из этой шерсти носочки для дочки или варежки на резиночке, вы баньте меня, ребят, баньте, не терпите...

Это уже будет моя личная неизлечимая беспросветная Овуляндия...

***

Вот есть же люди-зажигалки!

Еду сейчас в метро, заходят в вагон двое ребят, улыбчивые такие скромняги.

Немного музыки для настроения, говорят, - и стали играть. Гитара с усилителем и какой-то барабан, не знаю, я не разбираюсь.

И вот знаете... Я совсем не меломан, скорее наоборот, мне редко что нравится, а здесь они играют какую-то незнакомую, случайную мелодию, и я в нее немедленно влюбляюсь.

Точнее не в неё - в них. Вот прямо видно, что парни кайфуют. Особенно тот, что на барабане. Он сидит на брошенной на пол сумке, и с таким восторгом барабанит по кожаной поверхности инструмента, пританцовывая всем телом, и при этом закрыв глаза от наслаждения, что хочется примоститься рядом, закрыть глаза и немедленно настроиться на его волну.

Парни смакуют свою мелодию. Она легкая, веселая и наверняка экспромт. Никого вокруг не оставляет равнодушным. Даже не мелодия - талант парней. И люди вокруг начинают отзываться, улыбаться, слушают благодарно и внимательно, отложив гаджеты и книжки. Пассажиры заворожены, окутаны этой легкой сладкой мелодией.

Я сижу с улыбкой до ушей, выгребла все что было из кошелька - вот не жалко.

И тут... К ребятам пробирается парень в черном, у него с собой футляр с ... саксофоном?/трубой?/флейтой?/дудкой? (ну, не разбираюсь я!), достает свой...духовой инструмент, быстро какие-то насадки прикручивает, и начинает им подыгрывать!

Восторг! Ребята заводятся, они играют уже втроём, экспромтом, но это, я вам скажу, просто какой-то очищенный кайф! Волшебная, шоколадная мелодия.

Под нее хочется танцевать в легком платье под проливным летним дождем в стареньком, Богом забытом приморском ресторанчике...

Пассажиры, даже те, что "люди в футлярах", такие, знаете, вечно хмурые и серьезные, не выдерживают концентрации восторженной радости, начинают апплодировать, теснее окружают ребят, пританцовывают.

У меня прямо слезы на глазах, правда. Вы скажете, мол, ну, у тебя это гормональное, от беременности. Хорошо, а вот у мужика в серой куртке, того, что тоже с мокрыми глазами, держась за поручень, бьет себя по куртке в такт мелодии, тогда что - тоже гормональное? От беременности?

От ребят и правда веет такая энергетика, что, блин, дайте обниму, а??

Они проехали 4 станции, вместо одной, всё не могли остановиться. И я с ними свою проехала, просто прощелкала - так мне было здорово.

Господи, как же я люблю таких людей - которые самозабвенно, с полной отдачей, занимаются любимым делом и светятся, просто светятся своим внутренним светом... Это дар, данный свыше, не разменяный, не растраченный, бережно сохраненный, трогательно используемый по глоточку, по крупинке, по нотке, каждый день...

Наконец, парни (двое), совершенно счастливые, машут нам, пассажирам на прощанье, срывают свою последнюю овацию, и выходят, точнее, выскакивают из вагона, чуть не забыв свою шапку, полную соток и полтинников.

А тот, с флейтой (саксофоном?), аккуратно и неторопливо раскручивает свои прибамбасы, и с невероятной любовью укладывает инструмент обратно в футляр, словно ребенка убаюкивает, и улыбается так мягко, будто сам себе...

Счастье - когда ты нашел свое призвание, правда?

***

Я пришла в больницу навестить мать. Больница психиатрическая. Я никогда раньше не была в таких заведениях, не знаю, что можно, что нельзя, и как себя вести. Мне слегка не по себе.

Санитарка при входе протягивает мне бахиллы и делает ревизию всего, что я принесла - проверяет на отсутствие признаков опасности для пациента. Откладывает в сторону любимую мамину чашку с красными вишенками - это нельзя. Ведь чашку можно разбить и перерезать вены. Себе или соседу по палате. Я об этом не подумала...

- Проходите, - кивает санитарка на дальнюю по коридору палату без дверей.

Я вхожу - и сразу вижу мать. Она сидит на ближайшей к выходу кровати, опустив голову, нахохленным воробышком, в каком-то застиранном рваном халате, непричесанная, несчастная, худые морщинистые ручки лодочками лежат на коленях, один тапочек трогательно слетел с худой, бледно-синеватой ноги...

У меня щемит сердце. "Может, забрать ее отсюда?" - спрашивает тронутый увиденным внутренний голос.

Тихо подхожу к ней, кладу руку на плечо:
- Привет. Как ты?

Она вздрагивает, поднимает на меня пустые глаза, которые тут же наливаются яростью.

- Ты зачем пришла? Позлорадствовать??? Упекла меня сюда, а теперь совесть мучает? Посмотреть пришла, как я тут, в "пансионате" устроилась?

Палата рассчитана на 8 коек. Все они заняты. Остальные семь пациенток замерли, смотрят на нас с интересом. Мне неловко, неуютно. Хочется отдать передачку и скорее уйти. Внутренний голос уже молчит и ничего не предлагает.

- Сигареты принесла? - грубо спрашивает меня неопрятная опухшая женщина с большим щербатым ртом.
- Нет, - я растерянно машу головой.

- Сколько стоит сделать человека психом, а? Расскажи, нам тут всем интересно! Полюбуйтесь, девочки, вот пришла мошенница, предательница, сволочь... - мать полыхает гневом, глаза красные, на губах запеклась слюна.

Она не признает наличие в себе болезни, влияющей на адекватность ее поведения, и злобно ищет виноватых в своем заключении в психушку. А что их искать - вот она я....

- Дайте, пожалуйста, телефон, позвонить маме, - тихо просит кроткая девушка, почти девочка, сидящая на кровати у окна. - Я по маме скучаю...

У нее промытое нежное личико, взгляд Аленушки, и даже волосы заплетены в косичку с пробором. Не хватает платочка и сарафана для полноты образа...

Я, не задумываясь, подхожу и протягиваю ей телефон. Она забирается на кровать с ногами в теплых вязаных оранжевых носках (наверное, мама вязала?) и вдохновенно набирает номер, который помнит наизусть. Лицо ее оживляется, появляется румянец.
"Господи, она-то тут как оказалась?" - думаю я, наполняясь сочувствием.

Возвращаюсь к матери под безжалостным дулом восьми пар глаз и спрашиваю:

- Скажи, что тут можно, что нельзя, что тебе еще надо для пребывания, я просто не знаю...

- Ничего мне от тебя не надо, - мать поджимает губы, демонстративно отворачивается.

Ей нравится играть эту роль для благодарных зрителей - роль гордой и несломленной предательством женщины.

Она отрицает свою болезнь, как и большинство здешних пациентов: их искаженная реальность кажется им нормой, а все, кто так не считает - врагами. Как правило, врагами назначаются самые близкие родственники, для которых искаженное сознание человека становится ежедневной проблемой и зачастую представляет опасность для жизни всей семьи.

- Ты очень красивая, - обиженно говорит закутанная в пододеяльник женщина-мумия, в самом углу.
- Спасибо, - приветливо улыбаюсь я в ответ.
- Прямо светишься вся. Здесь никто обычно не светится. Наоборот. Смердят. 
- Она на сносях, не видишь? - вступается за меня "Алёнушка".

- Сигареты принесла? - снова спрашивает Щербатый рот.
- Нет, - снова отвечаю я, пряча недоумение.

- Вот тут вещи твои, спортивный костюм, ночнушка, белье, полотенце, а тут - вода, конфеты, печенье... - смущаясь, говорю матери и протягиваю пакет.

- Вот сама и жри! - огрызается мать, отталкивает пакет, он падает на пол, разрывается, и из него брызгают конфеты разноцветным салютом.

Я тяжело приседаю, встаю на одно колено, собираю конфеты.

- Сигареты принесла? - Щербатый рот.
- Нет, - отвечаю я с раздражением.

В этот момент в палату входит импозантный врач в кипенно-белом халате со свитой из двух санитарок. Врач выглядит как супер-звезда из сериала про скорую помощь, он красив и загорел, под халатом - джинсы. Такой расслабленный врачебный кежл-стайл.

Я встаю с колен, здороваюсь.

Мать мгновенно преображается, надевает улыбку.

- Как дела, девочки? - громко и бодро спрашивает врач у всех сразу.
- Хорошо, - несинхронно отвечают "девочки".

- Хорошо, Антон Геннадич, - солирует вдруг мать. - Ко мне вот дочь приехала. Красавица. Умница. Сейчас беременна...

- Это очень хорошо, - улыбается мне врач. - Потом зайдите ко мне, кабинет 15, пообщаемся про вашу матушку.
- Хорошо.

- Да, доктор, мы вот внучечку ждем. Внук уже есть. Данечка. Только он сейчас в детдоме...

Врач вопросительно смотрит на меня, мол, почему в детдоме? Я отрицательно машу головой:
- Это у нее навязчивые видения. Он в садике...

- Антон Геннадьевич, ну мы же здесь все понимаем, - мать заговорщически подмигивает врачу. - Что я здесь случайно, по недоразумению. Пока дочь тут, на машине, давайте оформим выписку, и мы с ней домой поедем... Да, дочур?

Я ошарашенно смотрю на мать, пораженная ее преображением и резким переходом от ненависти к приветливости.

- Посмотрим, - примирительно говорит врач и подмигивает мне.

И вдруг девушка у окна, та что Алёнушка, начинает истерично орать в мой телефон:

- Алло! Я выйду отсюда нах..й и порежу себе вены, слышишь, мудак ё...анный, а сначала убъю твою шлюху сраную и тебя тоже, козлина вонючий...

У нее вздулись вены на шее, изо рта летит слюна, глаза... безумные. Вот оно, состояние аффекта...

- Кто дал ей телефон? - озабоченно кричит врач и вместе с санитарками бросается к девушке. Они втроем наваливаются на неё, пытаются сделать укол, со стороны выглядит, будто они хотят ее задушить, и я вижу как постепенно стихает агрессивное сопротивление вязаных оранжевых носков под действием укола...

Я застыла от ужаса. Здесь запрещены мобильные телефоны? Я не знала...

- Сигареты принесла? - спрашивает Щербатый рот. Я ощущаю ее дыхание на шее - так близко она подошла сзади, нарушила личное пространство.
- Нет, - я отстраняюсь.

Мать смотрит на меня торжествующе. "Видишь, в каком я аду? По твоей вине!" - читаю я ее взгляд.

Аленушка утихла, врач возвращает мне телефон, смахивая со лба потную челку. Он больше не выглядит импозантным: халат помят, две верхние пуговицы оторваны, глаза растерянные. Теперь он больше похож на местного пациента, который играет врача.

- Не давайте тут никому телефон. Это психиатрическая больница, а не переговорный пункт...
- Простите...

Врач быстро и как-то обиженно уходит. Наверное, в свой 15-й кабинет.

- Забери свою подачку, я к ней не притронусь! - шипит мать.

Спектакль окончен. Гаснет свет. И многоточий больше нет...

- Ну, отдашь кому-нибудь, санитаркам, девочкам ... - я пожимаю плечами и собираюсь уходить. - Теперь в субботу приду... Если что надо, ты врачу скажи, а я ему буду позванивать...

- В какую субботу? Ты издеваешься? Забери меня отсюда сейчас же! Кому говорю!!! Я здорова! Знаешь, каково это - жить среди психов? - она кивает на оранжевые носки. - Они и ночью не спят! Я хочу домой! Я спать хочу! Иди к нему, выпиши меня!

Я отвожу глаза, говорю твердо:
- Я теперь в субботу приду! - и быстро, не оглядываясь, иду к двери.

В спину мне летит не стройный хор голосов:

- Сволочь! - это мать.

- Ты красивая... - женщина-мумия.

- Сигареты принесла? - Щербатый рот.

После беседы с врачом, выхожу на улицу, залитую солнечным светом, и вдыхаю свободу полной грудью.

В список необходимых вещей на субботу, сразу после "сока", "печенья", "пластиковой чашки" и "очков", дописываю "сигареты" для Щербатого рта. 
А вдруг ее никто не навещает?...

***

ПНД - это аббревиатура. Означает "Психоневрологический диспансер".

Большинство людей приходят сюда за справкой о том, что не состоят там на учёте. Это как бы подтверждает, что они нормальные и могут, к примеру, водить машину, иметь оружие или быть допущенными до государственных тайн.

Моя мать состоит в ПНД на учете: она лежала в психиатрической больнице, и теперь это бюрократически зафиксированная часть ее биографии.

Как и большинство пациентов таких клиник, моя мать считает свое нахождение в той больнице случайностью, недоразумением и частью заговора.

Для меня очевидно, что мать больна, потому что она видит то, чего нет. А для неё очевидно, что больна я, потому что я - не вижу.

Её искаженная реальность не кажется ей искаженной, наоборот - единственно возможной, и то что она населена несуществующими злодеями, говорящими голубями и давно умершими родственниками её не смущает...

В период обманчивой и недлительной ремиссии мать тиха и вполне покладиста, но все остальное время у нее регулярные приступы агрессии, психозы, депрессивные настроения и спутанное сознание. По факту она опасна. Может причинить вред себе и окружающим, находясь в плену видений, спрутом патологий поработивших ее сознание.

Из-за этого заболевания матери не дают путевку в санаторий (от СОБЕСа).

Потому что в санатории лечат остеохондроз пожилые люди с незамутненным сознанием, им не нужна злая и нервная соседка с причудами, и в этом их легко можно понять.

Но мать никого не собирается понимать. 
Она верит в то, что здорова, и "не стоит ни на каком учете, ни в каком ПНД".

Мать уверена, что я вру ей про диагнозы, чтобы заклеймить ее позором клейма "психичка", под покровом ночи придушить подушкой, а потом, гомерически хохоча в гостиной, завладеть всей жилплощадью, и заселить ее своими детьми, мужьями и любовниками и моими верными агентами - говорящими голубями...

Я закатываю глаза, но покорно соглашаюсь отвезти мать в ПНД, чтобы там ей официально отказали в выдаче справки о том, что она психически здорова.

Я просто водитель и сопровождающее лицо. Я отвезу и буду молчать, я даже в кабинет не пойду, чтобы не быть причастной к тому, как врач из ПНД навлечет на себя пожизненное проклятье от моей матери за то, что озвучит ей ее диагноз.

Я так отдаю дочерний долг. Правда, последние лет 15 я часто спрашиваю себя: "Блин, сколько ж я должна-то?", но совесть и постулаты воспитания, привитые в детстве (кстати, совсем не матерью) заставляют меня вести себя "правильно", и иногда даже самой поражаться лимитам собственного терпеливого благородства.

Мать нарядилась в красный пиджак и блузку со стразами. Сзади она похожа на Киркорова.
Выражение лица вдохновленное. Она, как в старые добрые времена, едет "всё решать". Ей кажется, что она - молодая, пробивная и всемогущая...

Далее все происходит ровно так, как я и ожидала. Мы вполне мирно доезжаем до ПНД, попадаем на приём к пожилой индефферентной докторице, та прилежно зачитывает матери ее диагнозы - и у той немедленно случается приступ.

Она клянет докторицу на чем свет стоит, орет, что та слепая - раз не видит, что перед ней здоровый человек, докторица пытается выписать ей рецепт на антидепрессанты, но мать выхватывает у нее этот рецепт, рвёт его и мстительно кидает в лицо несчастной врачихе, которая, также срываясь на крик как защитную реакцию, просит "немедленно покинуть ее кабинет".

Я все это вижу через закрытую дверь: аудиоряд вполне громок и подробен, домысливать ничего не приходится.

Наконец, вулканически взбешенная мать вываливается в коридор, я вскакиваю и подхватываю ее под руку (второй рукой она опирается на костыль).

- Пойдем, - вздохнув, говорю я матери и киваю на дверь.
- Это ты, тварь, это всё ты! Это ты упекла меня, здоровую, в больницу, это ты приехала сюда заранее и распихала всем взяток, чтоб меня записали в психи, это ты! Ты убийца! Ты убиваешь мать! Люди, меня хотят убиииить, - мать кричит, плачет, кликушничает, машет костылем, и при этом все сильнее впивается в мою руку - единственную надежную опору.

Я иду с каменным лицом, и лишь иногда приговариваю тихо "не кричи", "осторожней, ступенька", и "ч-ч-ч", пытаясь притушить градус ее агрессии.

Мы движемся критично медленно: матери сложно ходить самостоятельно, она привыкла к коляске. Плюс сам приступ скорости, конечно, не добавляет.

В коридоре полно людей. Они ждут своих справок или освидетельствования, и им скучно.

Мать, изрыгающая проклятья в адрес дочери - отличное развлечение. "Пусть говорят" в прямом эфире, только без Малахова. Зрители смотрят с удовольствием, глаз не отводят.

Процессия у нас, конечно, колоритная. Я в роли второго костыля, раздувшаяся от девятимесячной беременности и усиленно изображающая пофигизм, и мать, поливающая меня матом, которая сама по себе среди обшарпанных стен ПНД в своем депутатском праздничном красном пиджаке, всклокоченная, вспученная гневом (ну, вылитый Киркоров!) выглядит как конферансье "Мулен Руж", случайно забредший прямо в костюме на мусороперерабатывающий завод к чумазым работягам...

Наверно, не будь я участником этой сценки, я бы тоже, не справившись с нездоровым любопытством, смотрела бы этот спектакль из зрительного зала ободранных банкеток ПНД.

Ну вот мы и подобрались к сути - тому, ради чего написан этот пост.

У меня вопрос к тем людям, которые не постеснялись в этот момент достать телефоны и.... с увлечением снимать эту сцену.

Ребят, вот, ЗАЧЕМ?

Нет, мне правда интересно. Зачем вам в ваших личных телефонах видеоотчет о чужой семейной трагедии?

Вы будете это пересматривать? Показывать кому-то, чтобы развлечь? Зальете в ютуб? С подписью "Сумасшедшие в ПНД, смотреть до конца"?

Ну, чтобы что? Это ради популярности? Или потому что вообще не видите, не чувствуете границ воспитания?
Неужели совсем нет каких-то внутрених весов "хорошо-плохо" или "можно-нельзя"?

Как по мне, ребят, так это подло. И немножко мерзко. И совершенно бессовестно. Гадкий такой, непорядочный вуйаризм...

Понимаете, ребят, жизнь - она ж бумеранг. И в ваших шкафах также живут скелеты. Возможно, они даже страшнее моих. И когда кто-нибудь бестактно станет снимать на телефон ваши скелеты, и вы станете плавиться от стыда и безуспешно закрываться ладошками от безжалостных лучей чужого бессовестного любопытсва, вот тогда - возможно - вы вспомните меня, идущую сквозь строй, с опущенной головой и свисающими волосами, в которые я прячусь от ваших глаз. И это заставит вас... ощутить укол совести, и, повинуясь незнакомому ранее щемящему со-чувсвию опустить свой телефон. Но это только тогда. А сегодня... 
Снимайте ради Бога! На арене Арлекино-Арлекино, нужно быть смешным для всех...

Мы с матерью медленно, но успешно минуем коридор и подходим к двери.

Высокая девушка лет 25 в кожаной куртке идёт за нами, не прекращая съёмку: я ощущаю нацеленный нам в спину оптический прицел её айфона. Я теряю самообладание и уже у дверей не выдерживаю, оборачиваюсь.

- Моя мать больна, девушка. И это, понятно, вызывает Ваш интерес. Но и вы, девушка, больны. Только в моей матери отсутствует разум. А в вас - совесть. И, видит Бог, я не знаю, что страшней...

Я лицемерно-приветливо улыбаюсь на прощание, а девушка отводит глаза и опускает телефон...

***

Сижу в очереди, в больничке. На стене в коридоре висит плазма, которая траслирует нам, пациентам, Первый канал, где "повелительница боли" Елена Малышева в треугольном наряде допрашивает женщину с больной спиной о симптомах. 
- Ну, и как вы лечили спину? 
- Ну, таблетки пила. И свечки ставила...
- Ректально?
- Нет, в церкви...

А-А-А, доктор, мы меня теряем! Срочно! Дайте подорожник (к глазам приложить) и пульт!

А знаете, что в той передаче было самое интересное? НИЧЕГО!!!!

***

Ольга Савельева