Елена Кондратьева-Сальгеро: у русских, очевидно, иммунитет на сдерживающие факторы политкорректности

«Легко ли быть русским в Европе?» Разговор об этом ведётся c журналистом и публицистом, редактором международного альманаха «ГлаголЪ» Еленой Сальгеро.

Эмигранты обожают делиться: на партии, группировки, тусовки

Елена Кондратьева-Сальгеро не причисляет себя к эмиграции. В 1989 году она вышла замуж за француза и уехала с ним в Париж. В семье пятеро детей.

- Ваши первые впечатления от среды, в которой вы оказались?

- Я уехала из России перед распадом того мира, в котором выросла. Успела застать в Париже первую волну эмиграции: «белых», которым уже за 90 лет. И их потомков, рожденных во Франции и уже во многом считающие себя французами. Если нет особого усилия родителей меняется менталитет. Старики относились к нашему поколению с огромным интересом и доброжелательностью. И была другая тенденция – больше среди их детей, которые к нам смотрели на нас с презрительным апломбом. Мол, мы советские, владели чем-то, незаконно отобранным у них. А дальше был крах 90-х, и пошли новые волны эмиграции. Году в 93-м я услышала на одной конференции студентов, интересующихся русской историей, монолог одной преподавательницы, русской, которая вещала, что нам, русским, надо чувствовать себя виноватыми за все, что случилось. Мол, поколение всех рожденных в СССР виновато – особенно те, кто не испытывает враждебность к России...И с тех пор я стала внимательнее наблюдать.

Я поняла, что Бердяев был прав, когда писал, что русские очень любят делиться. Любая публичная дискуссия – все или ничего, кто не с нами, тот против нас. И это основополагающая черта всей российской эмиграции. Во всем мире.

- О, как вы правы! Но есть ведь и другая черта. Позитивная?

Да, никто не проявляет себя с такой активностью в создании кружков, школ, где детей пытаются обучать русскому языку, искусству. Если приезжает русская семья, особенно с детьми, она тут же начинает находить в окрестностях соотечественников. Не говоря о самодеятельных объединениях русских во Франции... Любительских театрах и других творческих ассоциациях.

- Насколько широко вы понимаете термин эмиграция? Те, кто по разным причинам уехали в Париж, Лондон, Нью-Йорк, да хоть в Австралию – по разным причинам – эмигранты по своему выбору. У нас в одночасье примерно 300 000 человек стали эмигрантами по стечению обстоятельств...

- Для меня это не эмиграция. Это практически захватнический момент. С вами произошло что-то типа рейдерского захвата.

- Согласны ли вы с тем, что здешнее русскоязычное меньшинство следует понимать не как эмигрантов, а как нацменьшинство, органически встроенное в общую систему общества Эстонии? 

-Конечно.

О чем думают в ЕС?

- Знают ли французы что-либо об Эстонии или думают, – как думали американцы о Финляндии в романе Мартти Ларни «4-й позвонок», – что она находится где-то возле Кореи? 

- Во Франции, к сожалению, очень плохо различают три страны Балтии и даже не очень знают, где находится Балтийское море. А какой город, чья столица – спрашивать бесполезно. Я-то понимаю, что все три «Прибалтийские сестры» очень разные. В Литве я беседовала с одним литовским националистом. Он считает, что Литва должна сохранять дружественные связи с Россией, но должна быть сама по себе. Что совершенно правильно. Латвия, они считают, существует только благодаря финансовой подпитке из России, а Эстония уходит в Скандинавию.

- Но именно в Латвии внутренняя политика наиболее антирусская.

- Это я заметила.

- Насколько важна для сохранения русской идентичности русская школа?

- Первостепенно важна. Без русской школы невозможно будет сохранить русский язык, традиции и т.д. Школу необходимо сохранить. Одной только семье не справиться с продолжением традиций.

Но у вас трудная ситуация. Русофобия идет на продажу. Это ходкий товар, на который есть спрос в ЕС. Тем более, что Евросоюз не считает положение с русским образованием в Прибалтике своей проблемой. Он занят исключительно собственными проблемами. Если в один прекрасный день это окажет конкретное негативное влияние на благосостояние ЕС, он непременно обратит на это внимание.

- Но поскольку миллионы («черный юмор»: откуда столько взять?) жителей Прибалтики не хлынут во Францию, Германию, Бельгию – а если тысяч сто и хлынут, то ЕС не заинтересуется этой проблемой никогда?

- Никогда. А то, что ЕС вскоре придется разгребать собственные проблемы в самом ближайшем будущем, приведет к тому, что он окончательно забудет о чьих-то других проблемах.

- Я читал в одном вашем очерке о том, как двое русских погнались за арабами, которые сперли сумку через открытое стекло их машины, догнали в самом что ни на есть мусульманском районе, наваляли по первое число – и прибывшей полиции осталось только задержать этих двоих и еще нескольких мусульман, которые находились в розыске…

- Благодаря этому материалу я оказалась номер один на сайте, который автоматически ведет статистику наиболее читаемых материалов за день. Среди всех русскоязычных публикаций.

- Такая отвага характерна для русских парижан?

- Это вообще характерно для русских. Именно поэтому материал понравился. У русских, очевидно, иммунитет на сдерживающие факторы политкорректи. (Неологизм, изобретенный Еленой Кондратьевой-Сальгеро и ставший ходким – Б.Т.)

Мы уже в свободном полете

- Насколько агрессивность, исходящая от наиболее радикальной части мусульманского мира, влияет на политику Франции?

- Внешняя политика Франции вынуждена с этим считаться, потому что миллионы живущих во Франции мусульман – повседневный и очень действенный фактор.

- Именно поэтому Франция негативно относится к Израилю? 

- Да. Внешняя политика Франции направлена на то, чтобы всячески замалчивать и минимизировать растущий во Франции откровенный антисемитизм, проповедуемый исламистами. И если вы позволите себе критиковать исламизм, на вас тут же обрушится свора правозащитников и политкорректных журналистов. Но как только вы заговорите об антисемитизме, та же самая свора накинется на вас с криками, что никакого антисемитизма нет, а вы разжигаете межнациональную рознь. Это напоминает человека, топающего ногами перед клеткой с жирафом с криком: «Врёте, таких животных не существует!» То есть мы отрицаем очевидность. Хотя к счастью сейчас об этом уже начали говорить.

- Вашей семье в этой обстановке бывает страшно?

- Нет. Самый мощный фактор выживания человечества – привычка. Привыкаешь ко всему. Глобализация привела к тому, что где бы вы ни были, вы не можете сказать, что находитесь в полной безопасности.

- Как французские СМИ описывают жизнь России? И насколько верят им французы?

- Вы ведь жили при Брежневе и хорошо помните, как воспринималась тогда пропаганда… Разве вы верили, когда с утра до ночи вас бомбардировали сплошными шаблонами: американские агрессоры, израильские агрессоры, несчастные палестинские беженцы?… Все аплодировали на бесконечных съездах, но все знали, что это очередная ложь. Теперь французская пресса гнет похожую линию... И главенствующей идеей линии партии стала во Франции политкорректь. Думающие французы знают это. О деле Скрипалей французская пресса писала мелким шрифтом где-то на 12-й странице. У любого европейского обывателя столько собственных проблем, что ему не до чужих... Проблемы роста цен, сохранения безопасности в связи с неконтролируемым ростом иммиграции. И я поражаюсь, что на читательских форумах во французских газетах можно увидеть такие высказывания: «Нам бы такого лидера, как Путин. Или как Орбан».

Историю нужно принять, переварить и идти дальше

- Французы отмечают как государственный праздник 14 июля, несмотря на моря крови, последовавшие после взятия Бастилии. Робеспьеровский террор, наполеоновские войны. В России же 7 ноября отменили, вместо этого ввели День народного единства. Какой из этих двух типов оценки прошлого вам ближе?

- День народного единства – это попытка соединить несоединяемое. Какая-то часть населения, устав ждать и тоскуя по социальной справедливости начинает мечтать: «Мы опять всё порушим – и опять все будем строить!» 4 ноября было попыткой соединить и примирить тех, кто считает октябрь национальным праздником и тех, кто считает его великой национальной трагедией. Попытка удалась или не удалась? Не знаю. Я считаю, что историю надо принимать. Кто-то считает Сталина великим человеком, а кто-то кровожадным тираном. Но есть исторические факты, которые отрицать невозможно. Очень важный сегодня момент, который настораживает Запад, а не зарождается ли по новой почитание Сталина как великого исторического деятеля? Потому что отсюда один шаг до того, чтобы сказать: а) все репрессии были оправданы и б) никаких репрессий не было. Вот чего опасается Запад. Даже те, кто хорошо расположен к России. Историю нужно принять, переварить и идти дальше.

- Как возник альманах «Глаголъ» и как вы стали его редактором?

- Его создали писатель, переводчик французской литературы на русский и стихов русских поэтов на французский Владимир Сергеев и его жена Алла, редактор, что называется, от Бога! Но поначалу альманах напоминал школьную стенгазету. Печатали своих, не думая о качестве текстов. Много было местечковости, графомании. К 2014 году произошло размежевание по всему миру на «Крымнаш» и «Крымненаш». Наша редакция разделилась и по этому признаку. Алла Сергеева заявила, что больше не будет печатать бездарные тексты. И редакция поделилась на тех, кто не желал печатать графоманов, и тех, кто категорически утверждал, что это шедевры. Это был тупик. И в этом раздрае Алла и Владимир Сергеев пригласили меня.

- Во Франции была очень сильная эмигрантская литература. Некрасов, Максимов, Синявский, Розанова и пр. Когда вы начали делать «Глаголъ», вы пришли на выжженную землю? Куда что делось?

Я пришла на застолье после мордобоя. И изменила концепцию издания. Мы печатаем теперь русских авторов со всего мира. Если есть в Эстонии желающие – шлите свои произведения. Но при одном условии…

- «Глаголъ» ориентирован на высококачественную литературу?

- Именно на высококачественную! В том смысле, в каком это понимаем мы. У нас часто спрашивают: «А судьи кто?» Мы отвечаем: «Не принимаете наши критерии? В таком случае не старайтесь печататься у нас. Найдите те журналы, которые соответствуют вашему уровню и вашему мировоззрению».

- Ваши пятеро детей – они в большей степени французы или в большей степени русские?

По разговору, по тому, что они круглые сутки вращаются во франкоязычной среде, можно сказать, что они французы. По внешнему виду – среда вырабатывает определенный стиль в одежде, в манере держаться. По характеру они, по менталитету они русские. И мой муж, кажется, по характеру русифицировался до крайней степени. Но, к сожалению, не по языку.