Ген дурака или о ГМО

Вот уже примерно 10 тысяч лет человечество питается генно-модифицированными продуктами. Вот уже несколько сотен лет такие продукты могут составлять до 100 % рациона. Вот уже несколько лет, как человечество начало понимать, что именно оно модифицирует в генах.

Первые генные модификации начались с переходом от собирательства к земледелию: начав высаживать растения для выращивания, человечество открыло для себя, во-первых, селекцию и начало отбирать для высаживания семена растений, случайно получивших мутацию, делавшую их более привлекательной, а во-вторых, гибридизацию — растения, высаженные на соседних полях, иногда скрещивались, и получалось интересное. Про генетику, сцепленные признаки и тому подобные вещи примерно 9900 лет из этих 10000 человечество не подозревало, в деле выращивания растений ориентировалось в основном на внешние признаки, поэтому результат иногда оказывался лишь частично успешным — так, широко известно, что одомашненная кукуруза за несколько тысячелетий селекции достигла пристойного размера, но одновременно потеряла в удельной пищевой ценности.

Впрочем, произведение размера кукурузы на её ценность увеличилось достаточно для того, чтобы любой поборник органической пищи, увидев настоящую, нетронутую человеком органическую кукурузу — зрелый початок которой мог достигать 4 см в длину — брезгливо сморщился и отказался это жрать.

ногда, впрочем, результат был не столь удачен. Наиболее популярный пример — выведенный селекционерами в США в 1960-х годах картофель Lenape, который был великолепен со всех точек зрения, кроме одной: этот сорт внезапно вспомнил, что относится к ядовитым паслёновым, и увеличил содержание соланина в клубнях в десяток раз, в результате чего у первых попробовавших случился жестокий понос, а планы по коммерческому применению пришлось свернуть. Что занятно, в 1986 годах похожая история случилась в Швеции с давно и успешно выращивавшимся там сортом — очередной его урожай внезапно выдал концентрацию соланина в клубнях в пару раз выше нормы, в результате чего его пришлось изъять из магазинов. Почему — так толком никто и не понял, обвинили во всём холодную и мокрую погоду. В принципе, ничего особенно нового в таком поведении нет — давно известно, скажем, что луговые травы при условиях, которые они сочтут неблагоприятными, могут накапливать в себе цианид, чтобы их кто попало не жрал. Ну и, соответственно, органическая корова, сжевавшая на органическом лугу эту органическую траву, запросто может очень органически откинуть копыта. Прецеденты случались неоднократно.

Иногда результат был, напротив, слишком удачен, и получался вкусным не только для человека. Примерно полтораста лет тому назад, например, небольшой полосатый жук открыл для себя новую еду — выращиваемый человеком картофель. Мало того, что еда показалась ему весьма вкусной, так ещё и принадлежность картофеля к паслёновым оказалась жуку на руку: содержащийся в листьях соланин для жука не ядовит, зато ядовит для птиц. Поэтому вот уже полтораста лет колорадский жук жрёт картошку, а самого жука не жрёт практически никто (фазаны жрут, но они на картофельных полях встречаются сравнительно редко).

Но это всё были цветочки. Ягодки начались, когда человечество открыло для себя химию и физику, а точнее — химические мутагены и рентгеновское, а чуть позже и нейтронное облучение. С конца двадцатых годов двадцатого же века — то есть почти сотню лет тому назад — селекционеры поняли, что в принципе можно не ждать столетиями, пока растение само вырастит плод чуть краснее и крупнее, чем обычно, а взять ведро семян, полить их колхицином или этилметансульфонатом, а потом попробовать высадить (NB: do not try this at dacha, ибо все применяемые вещества мутагенны, канцерогенны, тератогенны, а также попросту ядовиты). Для верности можно взять второе ведро и сунуть его под нейтронный источник помощнее, а потом тоже высадить. Большая часть семян сдохнет, из оставшихся большая часть родится хилыми мутантами, но есть некоторый шанс, что одно семя из тысяч таки приобретёт какие-нибудь более-менее полезные мутации.

То есть, если описывать коротко, методы химической и радиационной селекции работают так: надо взять кувалду, яростно разъебошить ей ДНК, а потом посмотреть, сможет ли та собраться обратно. Есть что-то общее с забиванием гвоздей микроскопом.

Тем не менее, несмотря на полную непредсказуемость результата и общую низкую эффективность метода, он оказался эффективнее, чем сидеть и ждать тысячелетиями, пока нужные мутанты вырастут сами. Значительная часть того, что вы сейчас кушаете, включая очень-очень органически выращенные сорта, получена именно таким образом.

И, конечно, именно сейчас, когда вместо яростного забивания гвоздей микроскопом человечество наконец разобралось, с какого конца в этот микроскоп смотрят, а с какого образец кладут, и научилось аккуратно встраивать в ДНК гены с ровно нужными свойствами вместо того, чтобы просто расхерачивать эту ДНК в хлам в надежде, что обратно она случайно соберётся каким-нибудь кому-нибудь интересным образом, вот именно теперь — самое время начать протестовать против ГМО.

За возвращение микроскопа в руки профессиональных плотников, то есть.

В принципе, в логике яростных борцов с ГМО глупого и смешного — примерно каждый первый пункт, во всём диапазоне от «продукты должны быть проверены поколениями предков» (поколения ваших предков проверяли табак и ни разу не ели эквадорские бананы — вы правда думаете, что курить безвредно, а бананы опасны?) до безумных параноидальных теорий жидомасонского заговора по созданию биологического оружия, которое уничтожит русских и негров. Ну и всё это на фоне тотального непонимания даже школьного курса биологии.

Но есть одна вещь, за которую лично мне уже хочется просто взять и ударить. Это выражение «ген лосося».
Что такое, простите, ген лосося? Это ген, который делает лосося лососем? Кодирует ему жабры, плавники или что? У лосося что-то там типа десятка тысяч генов, какой из них — ген лосося? Все? А что делать с генами, которые встречаются одновременно у лосося, ёжика и человека — они чьи?

Запомните, дети, раз и навсегда: ген не кодирует жабры, плавники или чешую. Ген кодирует белок. Повторяйте эти три слова столько раз, сколько надо для того, чтобы на вопрос «что делает ген?» вы без запинки отвечали бы, будучи разбуженными в шесть утра первого января.

Так вот, ген кодирует белок. Сложную органическую молекулу, которая далее может быть нужна либо сама по себе, либо для синтеза других сложных органических молекул. И ничего больше он не кодирует.

При создании ГМ-продукта определяется, какой белок отвечает за нужное нам свойство или участвует в интересующей нас метаболической цепочке, после чего кодирующий его ген либо встраивается в геном нужного продукта, либо, наоборот, в нём выключается (интересно, противники «пшеницы с геном лосося» вообще догадываются, что ГМ-инженерия — это не только встраивание новых, но и выключение имеющихся генов?). Что это за белок, что он делает, какие вещества с его участием производятся, куда должен быть встроен кодирующий его ген — определяется заранее, поэтому результат сравнительно легко контролируется — в отличие от обычной селекции, где с геномом происходит неведомая херня, грубо контролируемая лишь по базовым внешним признакам. Разница примерно как между применением для устройства в стене дверного проёма перфоратора и динамита.

«Видовая принадлежность» гена при этом — вещь крайне условная, так как, во-первых, многие гены являются общими для многих видов, во-вторых, они и в данный конкретный вид могли были быть занесены горизонтальным переносом, а не от его лососёвых предков, в-третьих, это вообще не имеет никакого значения ни для кого, кроме долбанутых анти-ГМОшников, потому что нужный ген выбирается не по видовой принадлежности, а по кодируемому им белку.

Впрочем, идейным всё равно не понять, им проще плакатик «ген лосося в пшенице убивает нас» намалевать и ходить, трясти им. Ген лосося в лососе, я так понимаю, им почему-то менее страшен.

Олег Артамонов