История общины и уникальный опыт коллективного быта на Васильевском острове в Петербурге

Дом на Среднем — петербургский феномен, родившийся более 15 лет назад и с трудом поддающийся определению. Его называют коммуной, общиной, домовым сообществом; сами же участники описывают себя как свободный союз, независимое пространство, вписанное в городскую среду. В большой квартире на Среднем проспекте Васильевского острова живет несколько поколений разных семей, объединивших быт не в силу все еще обычных для города жилищных обстоятельств (хотя на первый взгляд этот мир может показаться похожим по духу на коммунальную квартиру), а с целью осознанного эксперимента — «по отказу от определяющей роли комфорта в пользу осмысленности и целостности». Их объединили не только стены: общие финансы и повседневные расходы, совместное воспитание, похожие жизненные принципы и даже свой специфический язык.

В последние годы от дома на Среднем проспекте отделяются новые «дома» — новые поколения продолжают развивать опыт коллективного быта. Журнал The Village показывает, как устроена жизнь сообщества на Среднем проспекте, и рассказывает о его героях, правилах и будущем.

Открытые двери и свой язык

Чтобы попасть в дом на Среднем, нужно подняться несколько пролетов по широкой парадной лестнице старого дома на Среднем проспекте Васильевского острова и открыть дверь. О гостях жителям дома сообщает звон колокола, висящего над входной дверью. Встречать в коридор никто не выходит. Если пришел — сам знаешь, зачем и к кому, найдешь дорогу. «Где есть двери — они запираются на ночь, Только дверь у влюбленных — открыта она!» — выведена цветным на стекле цитата Омара Хайяма.

Коридор встречает рядами вешалок, на них висит взрослая и детская одежда, под ними — прячутся ряды обуви. Вещи по-семейному лежат вперемешку, здесь нет отдельных шкафов и полок. Со стены напротив смотрят театральные маски. У входа в квартиру — «зал» — большая комната, где проходят  концерты, лекции и просмотры кино.

Интерьер, стихийно меняющийся сообразно нынешнему составу жильцов, хранит отпечатки разных периодов дома. В коридоре и на кухне висят фотографии жильцов, перемежаясь правилами русского языка и таблицей умножения. В мойке — всегда гора посуды. Над плитой маркером выведены напоминания, кого и во сколько будить, куда отвезти утром детей. Но лучший хронограф — дверной косяк, на котором цветными карандашами из года в год отмечали, как росли дети. За шестнадцать лет дом вырастил семерых.

Ваше появление в доме не изменит ровным счетом ничего. Если вы решите поговорить на кухне — вокруг будут готовить еду, если в зале — продолжат носиться дети. На Среднем нет разделения на повседневный быт, который нужно скрывать от стороннего взгляда, и парадный, то есть показной. Напротив, гостям предлагают подстроиться под внутренние порядки.

Здесь представляются домашними прозвищами — Татка, Аленка, Кузя, Ириска — и оперируют собственным, непонятным стороннему наблюдателю языком: например, «забивка на что-то» (договоренность по какому-либо поводу), «заход» (намерение), «вгруз» (разъяснение) и «дебр» (дебаркадер). Слово «Дом» его обитатели даже в смсках пишут с заглавной буквы.

Рождение дома

Сейчас на Среднем живут восемнадцать человек. Десять взрослых, двое подростков и шесть детей. Гендерное соотношение равное: женщин столько же, сколько мужчин.

В конце 1980-х в Ленинграде «собралась компания, которая занималась изучением всяческих братств, содружеств и товариществ», — рассказывает Дима, которому тогда было двадцать лет, а сейчас — пятьдесят. Интересовались всем, начиная от масонов и заканчивая «Братством паломников в страну Востока» Германа Гессе. Собирались «по кафе, которые входили в список хиповых-прихиповых мест», летом сидели в скверах, устраивали философские диспуты и выставки.

«Вот мы пришли на посиделки — у нас литературный салон, почитали стихи с табуретки, а потом разошлись по своим квартирам, — продолжает он. — В этом общении рождалось много общих идеи, проектов, и расходиться не хотелось: так родилась мысль, что нужно жить вместе».

Дима — один из основателей Дома на Среднем и отец семи детей

У Димы в паспорте — семь детей, он был женат трижды. Сразу после армии работал на заводе, родились две дочери, нужны были деньги. Аленка, с которой он познакомился в 1980-е, помогла понять, что просто ради денег ему работать не хочется, замечает он.

Аленка с детства ездила в детский лагерь, где было самоуправление. Сразу после школы пошла работать воспитателем в детский дом, директором которого стал руководитель детского лагеря. Проработала всего год — молодых преподавателей попросили на выход за попытки изменения устоявшейся системы. Они пытались ввести в детдоме самоуправление, разновозрастные отряды по интересам, что вызвало протест чиновников от образования. Пару курсов Аленка проучилась на филолога в педагогическом Герценовском институте, столько же — на психолога в СПбГУ, потом перевелась на социологический факультет и окончила уже его, написала диплом по неформальным сообществам и субкультурам. Во время учебы на соцфаке родился первый из трех детей Аленки — Кузя.

Татка училась в Физико-технической школе, училась в петербургском Политехе, ушла со второго курса и окончила факультет дефектологии петербургского педагогического Герценовского института.

Татка — одна из создателей Дома на Среднем

Кузя с дочкой

Стены кухни покрывает рисунки: сказочные башни, поля, фантазийные цветы. С потолка свисает похожая на корабль люстра. За огромным деревянным столом на кухне о том, с чего начинался дом на Среднем, рассказывает Татка.

Раньше квартиру занимала коммуналка на Среднем проспекте площадью в 150 квадратных метров. Здание занимал молодежный клуб фабрики Урицкого, и в парадную покурить набивались подростки. До 2000-х клуб не дожил, зато на память остались спиленные (чтобы не сидели) батареи и решетки на окнах. «Когда мы въехали, здесь уже ничего не напоминало о былом, но, судя по реакции участковых, милиционеров и врачей, раньше в парадной творилось черт-те что», — замечает Татка.

Полностью квартиру выкупили 14 февраля 2000 года. Последующие пять лет шел непрерывный ремонт: «Пустые стены, отсутствие розеток и дверей между комнатами, обвалившийся потолок».

Сначала в качестве эксперимента снимали вместе жилье, состав менялся, постепенно выкристаллизовалась группа человек двенадцати, которые продали две двухкомнатные квартиры и комнату в коммуналке и купили квартиру на Среднем проспекте Васильевского острова. Костяк дома тогда и сейчас — это Татка, Дима, Аленка, Алинка и Крис.

Егор

Шесть комнат

Сейчас в доме на Среднем шесть комнат, разделенных на два уровня деревянными настилами. Наверху — спальная зона, внизу — пространство для жизни. Первым делом строили детскую: помимо дюжины взрослых, в дом въехали трое детей. Когда они подросли, им выделили еще и «подростковую» комнату. Это единственная комната в доме, в которую принято стучаться, прежде чем войти.

В остальных живут взрослые. «Келья», вопреки названию, — самая большая комната с многоэтажными настилами для сна, действующей печкой и пианино. Здесь празднуют дни рождения и Новый год, сюда принято вести гостей, если хочется поговорить в тишине.

19-метровая комната чаще других меняла свою функцию: тут были и столярная мастерская, и домашняя школа. Сейчас ее называют «девичьей» — в ней живут девушки разных возрастов.

В последнюю комнату — шестую, «башню» — можно попасть, забравшись наверх по резной деревянной лестнице. Башня — последнее приобретение Среднего. Дом выкупил комнату этажом выше и лазом соединил ее с квартирой.

Пространство принадлежит основателям дома — квартиру выкупили в складчину. Это было важным решением, замечают его основатели: свидетельство того, что намерения жить вместе у создателей серьезные.

Законы дома

Одновременно с этим дом отстраивался внутри. «Некоторые подводные камни первых лет были уже известны, рассказывает Татка. — Обычно первые три года все хорошие и идут на уступки друг другу, а потом наступает разочарование, сбивка иллюзий — и дом разваливается».

«То, что придется изобретать законы, было понятно сразу», — рассказывает она. Несмотря на внешнюю открытость, в доме есть разграничение между теми, кто живет, и теми, кто приходит в гости.

Здесь действует правило «трех дней»: оно гласит, что три дня в доме может провести любой, кого обитатели готовы видеть гостем. Дальше черта — тем, кто хочет остаться жить в доме, задают простой вопрос: «Зачем?». Ответ на него пришелец дает на собрании. Если ответ понятен и отвечает принципам дома, человек остается и на него начинают распространяться правила Среднего. Помимо запрета на алкоголь и наркотики, новоприбывшему предстоит смириться с тем, что личных денег у него не будет.

Финансовым директором давно выбрали Татку. «Все заработанные деньги сдаются мне, я их распределяю», — рассказывает она. Общий котел был с самого начала, но к полному отказу от личных денег в коммуне пришли не сразу. «Сначала финдиректор менялся каждую неделю, потом деньги складировали в общей коробочке», — вспоминает Татка. Остановились на самом суровом варианте: сдавать все заработанное. «Это серьезная практика для тех, кто остался с нами жить. Мол, как я, взрослый мужик, зарабатываю, а у меня на кармане нет денег?» — поясняет она.

Рядовая закупка для дома — это 15 килограммов еды примерно на 2,5 тысячи рублей. Чтобы накормить всех, еду приходится покупать каждый день. Кухня заставлена огромными казанами, внушительными сковородками и чайниками титанических размеров. Жизнь там кипит с раннего утра и до позднего вечера. Здесь не принято готовить на себя: идею дежурств отвергли с самого начала — на Среднем все делается добровольно.

Обед на всех — это две с половиной пачки риса или 15-литровая кастрюля супа. «Зато приобретаешь квалификацию, когда можешь минут за сорок приготовить еды на 30 человек», — замечают обитатели дома. В доме есть стиральная и сушильная машина — и они работают без остановки. Еще одно изобретение — общие корзины для обмена вещами, куда жители дома отправляют ненужные и надоевшие вещи. «Мы почти не покупаем одежду, нам очень много отдают, что-то отдаем мы, отвозим в „Спасибо“», — рассказывает Лина.

Обязанности по дому распределяются добровольно. Основные — это зарабатывание денег, ведение хозяйства и воспитание детей. Ими занимаются все мамы: каждый вечер распределяют, кто пойдет гулять с детьми, кто будет помогать готовить уроки, кто — учить кататься на горных лыжах.

Аленка отвечает за внутренний контакт между людьми, помогает договориться между собой. Татка — хранитель дома. Про нее ходят легенды, что она не выбирается из квартиры, — и это недалеко от истины, признается она. «У меня все происходит в доме, — объясняет Татка. — Это дом бродяг, которым всегда нужны перемены. Они тянут вперед всю движуху, а я держу основание. Хороший симбиоз».

В разное время у дома на Среднем были общие заработки. Например, высотный подряд, рассказывает Татка. Идея заняться промышленным альпинизмом пришла в начале 2000-х: бригада Среднего занималась реставрацией фасадов и чинила крыши. Знаковый заказ — чистка изразцов Спаса на Крови. Потом выходцы дома занимались деревянным строительством: по подобию дома на Среднем Дима с сыновьями создает деревянные интерьеры — строит настилы, создает мебель. Но не только ее: мастера со Среднего работали над созданием фрегата «Штандарт».

Сегодня дом на Среднем увлечен образовательными проектами: делает свои детский сад и школу, а еще «Метаверситет» — образовательную среду, в которой обучаются «специалисты-практики в области наук о человеке». Проект готовит педагогов-новаторов, журналистов и урбанистов, а заодно объединяет поколения.

Алена с дочкой

Дом бродяг

«Дом собирался как способ искать и строить другой образ жизни, — рассказывает Аленка. — Это глубокий эксперимент по отказу от определяющей роли комфорта в пользу осмысленности и целостности. Если наблюдать нормальную бытовую жизнь людей, это, как правило, „расчлененка“: вот тут я делаю то, что мне интересно, на работе — то, что надо или положено, а дома — как получится. Здесь глубокая духовная жизнь и принципы, а тут домашняя — и все принципы идут лесом. У людей появляется все больше возможности жить, а не выживать, но большинство все равно живет по инерции, привычке. Мы стали искать способы каждому максимально реализовать себя».

На Среднем считают, что дом не должен быть убежищем: «По социальным нормативам, вопросы о том, зачем человек живет, чего ищет, куда идет, формируются в 16–17 лет. Считается, с возрастом это проходит, человек взрослеет. Это меня всегда не устраивало. В любом возрасте вопрос звучит одинаково: станешь ли ты автором жизни или проживешь ту, что досталась. Мы ищем такой способ жить вместе, где каждый является и автором своей жизни, и соавтором».

В доме экспериментируют с помощью домашних практик. Ими называют все, что помогает развиваться и расти вместе. «Заходя на кухню, говорить гекзаметром, — перечисляют жители дома. — Все делать в паре. Замирать, когда слышишь звук колокола. Раз в час на 15 минут оставлять все дела, чтобы просто подумать. День молчания. День с завязанными глазами».

Марина

Миша

Дом собирался как способ искать и строить другой образ жизни. Это глубокий эксперимент по отказу от определяющей роли комфорта в пользу осмысленности и целостности

Иногда преображается само пространство дома: как-то коридор перегородили веревками и обитателям дома приходилось пробираться через полосу препятствий. «Мы — эксперимент родом из 1960-х, — объясняет Татка. — Волшебное место, дом бродяг, заповедник. Ну а поскольку это настоящие бродяги, то они как только почуют, что тут все заросло мхом и коврами, — соберут манатки и свалят».

Несмотря на то что жители дома описывают себя как одну семью, внутри нее есть семьи в более традиционном смысле. Здесь есть пары: кто-то сходится, а кто-то расстается. При этом, даже расставшись друг с другом, бывшие партнеры остаются частью общей семьи Среднего.

Связь с миром Средний держит благодаря своим открытым мероприятиям. В такие дни в зале может собраться до полсотни человек, чтобы, к примеру, посмотреть и обсудить кино про коммуны на большом экране. Еще один канал связи — соцсети. Жители ведут несколько страниц и аккаунтов от имени дома: приглашают гостей на мероприятия, рассказывают о своих и близких по духу проектах. Чего на Среднем нет, так это телевизора или радио, потому что намного важнее то, что происходит в доме.

В феврале дому исполнилось 17, но Татка считает, что психологический возраст у него другой — 25 лет: «Возраст становления личности. Когда ты окончил университет и пробуешь себя на всякой разной работе».

Олег

Дома детей

На Среднем выросло семь детей. Из них в доме живут двое, столько же — строят дома по аналогии со Средним, трое — выбрали привычный уклад и живут отдельно. Все девочки учатся или уже отучились на учителей.

Дети первого поколения на Среднем выбирали — учиться в домашней школе или ходить в обычную. Занятия проводили сами и приглашали знакомых учителей. Татка вела математику, Аленка — историю. Сейчас дети занимаются дома: Средний создал собственную частную школу «Дом изумрудного дракона», куда детей теперь могут приводить все желающие. Школа выросла из детских кружков, которые на Среднем появились практически с первого дня жизни.

Старший из детей, выросших на Среднем, — Кузя, сын Аленки и Димы — первый, кто уехал из квартиры на Среднем. Теперь у него своя семья, ребенок и свой дом, во многом похожий и одновременно непохожий на Средний: это квартира на Петроградской стороне, где сейчас живет поколение 20-летних.

После него через дом прошел десяток детей, многие из которых родились здесь. Кто-то, как Кузя и его жена Ириска, уехал и приезжает только в гости, кто-то остался, но живет отстраненно.

Даль

Тиль и Сана

Агни пришла в дом на Среднем, когда была14-летним подростком, но никогда в нем не жила. С 20 лет она начала создавать свои дома. «Жить вместе с людьми круто, но жить так, как на Среднем, сначала казалось ужасно сложным, очень пугало отсутствие личного — и в пространстве, и в отношениях», — формулирует она. Дом на Среднем создавался людьми примерно одного возраста, Агни решила, что будет собирать дома вместе со сверстниками.

Первая попытка снять квартиру закончилась покупкой котенка. Агни и ее друзьям было чуть больше 16 лет. Квартиру в итоге не сняли, а котенка отдали маме одного из друзей. Следующим был дом на Блохина — «восхитительный дом под снос, заселенный хипарями», описывает Агни. «Выглядываешь утром в окно, а тебе с другого конца двора кричат: „Доброе утро!“» — рассказывает она. Сдавался дом нелегально, через некоторое время его расселили.

Третьим опытом сборки был дом на Петровской набережной — квартира на последнем этаже в доме военных моряков: «Никакой мебели, белые стены и окна на Летний сад за Невой». Эта коммуна просуществовал почти три года. Но из семи человек, которые въехали в нее изначально, до конца, никуда не уезжая, прожила только Агни.

Когда она начинала первый эксперимент, правил сборки не было. Теперь она называет их с ходу: «Дом должен собираться вокруг общего дела. Иначе очень быстро начинают возникать вопросы: „Что твои носки делают на моей полке?“ Проблемы в отношениях — тоже общие, нужно, с одной стороны, оставлять пространство для частных отношений. С другой — „не отмораживаться“, не ждать, когда те, у кого проблемы, сами как-то их решат».

Агни

Людям ненормально жить в изолированных стенах вдвоем. Эта бредовая идея не базируется ни на чем в человеческой культуре. Так жили люди с несчастной судьбой — бирюки, вдовы, изгнанники

Есть и более прозаичные правила — эксперименты с коммунами позволили понять, что не любое жилье может стать общим: «Квартира должна быть большая, без мебели, с большой кухней и высокими потолками, — замечает она. — Это позволит разместить настилы. Днем спальные места можно скатать и убрать на шкаф. И по комнате можно прыгать и колобродить. Важно, чтобы в доме были открытые события для внешних людей, — кинопоказы и встречи. Это собирает дом и создает связь, мы перестаем вариться только в своем котле».

Дом на Набережной  разъехался: 15 человек перебрались в квартиру на Фонтанке, а часть, в том числе Агни, — в небольшую потертую трешку на Васильевском (еще одна квартира на 21 линии), а потом — в квартиру на Петроградской стороне. В ней нет закрытых дверей, как и на Среднем.

В доме на Среднем замечают, что сама идея коллективной жизни стала трендом, хоть и отмечают, что у тех, кто собирает дома сейчас, — другой генезис. «Есть разные версии co-living. Большинство нынешних сообществ — из культуры комфорта, благополучия, соблюдения границ территории. Это нормально, мы никогда не говорили о том, что право на жизнь имеет только определенный дом, — говорит Аленка. — Другое дело, что людям ненормально жить в изолированных стенах вдвоем. Эта бредовая идея не базируется ни на чем в человеческой культуре. Так жили люди с несчастной судьбой — бирюки, вдовы, изгнанники. Одному можно уйти в аскезу, специальную практику изоляции на время. Попасть в несчастье надолго. Или сделать особый выбор ухода из человеческой жизни — уйти медитировать, как это принято в индуистской культуре. Все это не про поиск в социуме, а про выход из него. Это страшное ощущение любой современной матери, которая одна остается с новорожденным ребенком, а муж уходит на работу каждый день. Так не было никогда. Никто так никогда не делал с человеческими детьми. Двадцатый век придумал такой образ комфорта и навязал его».

Шесть комнат дома на Среднем проспекте Аленка называет творческой лабораторией. Создатели которой — экспериментаторы и испытуемые в одном лице. Средний занят новым экспериментом — внимательно следит, как от него в стороны тянутся новые ветви: «Появляются новые дома, и я ощущаю в них нашу ДНК».