Из воспоминаний жителя Латвии о Дне Победы

Пишет Владимир Шилин, доктор технических наук из Латвии: Победа... С этим словом у каждого человека связаны свои воспоминания. У людей моего возраста это слово — осязаемо, и в любом разговоре, когда ты его слышишь, вначале в сознании непроизвольно мелькает воспоминание переполнявшей тебя радости того Первого Дня, и только потом — сознание пропускает мысль, что разговор-то не о том, а о карьерной победе, победе в судебной тяжбе и т.д.

Это как если ты, включая компьютер, сначала видишь красивую картинку «рабочего стола» — и уже потом осознаешь, какую кнопку ты должен нажать.

Именно эйфория того Первого Дня Победы наложила на всю жизнь оттенок восприятия весны не только как времени радостного пробуждения природы и пьянящего запаха первой листвы и цветов, а как времени года, когда приходит счастье.

В тот самый, Первый День нам с братиком было по семь с половиной лет, и это был день даже не всеобщего ликования, а всеобщего исступления от счастья.

В толпе радостных, возбужденных людей мое несформировавшееся сознание рисовало, казалось бы, несбыточные картины: больше никогда не будет бомбардировок, душегубок, умопомрачительного голода и холода, скоро приедут те, кого ты, несмышленыш, с тревогой ждал все дни войны... Ты впервые в жизни увидишь кино, у тебя наконец-то появятся настоящие, а не постоянно мокрые тряпочные башмаки.

Никогда, наконец, больше не будет оккупации — не той, когда поют и пляшут, а той страшной оккупации, когда тебе мама не разрешает даже выйти на улицу, потому что там, как ты узнал только теперь, отлавливают женщин и детей, как сейчас бродячих собак, и заталкивают их в душегубки (спецавтобусы без окон с выхлопом в салон), а через десять минут после того, как ты умрешь от выхлопных газов, сбрасывают тебя в ров около аэродрома.

И ты о такой «гуманной» оккупационной технологии избавления тебя, маленького человечка, от голода и холода, узнаешь спустя семьдесят лет, чего вообще не следует знать нормальному человеку.

Именно от знания, что с тобой могло бы произойти в прошлом, и возможно, сказаться на твоей психике, сумела уберечь нас с братом наша мама.

Но в твоей жизни появились люди, которые заставляют тебя это узнать, принудив лезть в специально вскрытую ими, давно зарубцевавшуюся рану истории.

Тебя снова заставляют испытывать тягостные минуты, когда сталкиваешься с неизвестными тебе ранее фактами своего непростого и страшного детства.

А распутывать приходится только по причине того, что спустя шестьдесят лет твою трудовую жизнь оболгали, растоптали, и, разрушив результаты твоего труда, сделали тебя фактическим тунеядцем на теле общества. А в довершение всего посмели назвать тебя оккупантом, не имея представления, что это на самом деле такое — оккупация.

И вот в обществе, раздираемом сегодня национальной рознью, где я прожил всю сознательную жизнь, вновь наступает весна, скоро я буду отмечать этот День семидесятый раз.

Но ощущения приподнятости и ожидания хотя бы мгновенного счастья как-то не чувствуется.

Всю жизнь я был благодарен тем людям, которые более семидесяти лет назад совершили этот ратный подвиг ради жизни других, пожертвовав часто собственной. Только это позволило мне жить, учиться, работать, растить детей и внуков, любоваться зорями и закатами.

И среди этих неизвестных мне героев и рядовых безымянных участников этой кровавой войны были люди всех национальностей мой родины — СССР. Очень многие положили жизнь, чтобы жили мы.

Среди тех, кому я благодарен, были и латыши, которые сейчас стесняются признать свой вклад в эту Победу, позволившую состояться и моей жизни.

И вот, глядя на дискуссии (которые становятся все более агрессивными) между представителями русской и латышской общины, с заявлениями «они все русофобы и нацики» с одной стороны и «они все оккупанты, ватники и совки» с другой, начинаешь понимать причину потери ощущения счастья в связи с надвигающимся праздником.

Всю жизнь я проработал в Латвии. У меня были товарищи и ученики — и латыши, и русские, никогда в те далекие 50-80-е у нас не было никаких трений в использовании языка ни в работе, ни в общении друг с другом.

Вообще, слово и понятие «национальность» было мало востребовано в обществе, где во главу угла ставились результаты труда. Реального труда, а не словоблудия вокруг него.

Оценивая сейчас прошлое по национальному признаку, о чем раньше и не задумывался, прихожу к выводу, что в отношении трудолюбия и исполнительности латыши, пожалуй, даже более дисциплинированы, чем русские.

И вот в связи со все больше укореняющимся утверждением в русской среде, что «они (латыши) все нацики — посмотрите, сколько их воевало на стороне Союза и сколько за немцев», я решил посмотреть более внимательно на те цифры, которые можно найти в литературе, и на мотивацию участия людей в войне.

На стороне Советского Союза воевало, по некоторым источникам, около 100—130 тысяч жителей Латвии, а на стороне фашистов значительно больше — около 150—160 тысяч.

Доводы, что нелюбовь к немцам у латышей многовековая и в крови, и большинство латышей участвовали на их стороне по принуждению, упертых не убеждают.

Не убеждают, даже когда обращаешься к цифрам недалекой истории: в 1935 году 72% промышленных предприятий в Латвии принадлежали немцам и евреям, это всегда раньше было тесно связано с понятиями эксплуатации и ненависти.

Но участие в войне с той или другой стороны определялось не любовью или симпатией, а ненавистью, и к кому она была больше, против того и воевали, исключая случаи, когда тебя принуждали это делать насильно.

Теперь вспомним, что вся Латвия была оккупирована фактически за две недели — уже 06.07.41, а Рига вообще 01.07. Организовывать какие-либо воинские части у Красной Армии времени не было, не успели даже разослать мобилизационные повестки, оставив огромный людской контингент для немецких мобилизаций.

Те же части, которые были самоорганизованы в полки рабочими и были боеспособными, сразу приняли участие в боях в Эстонии. В августе 1941 года с участием лиц, успевших эвакуироваться, была сформирована 201-я латышская дивизия в составе 10 тысяч человек, 70% которых были добровольцы. За бои под Москвой и Старой Руссой ей было присвоено звание 43-й латышской стрелковой Гвардейской дивизии.

Латыши принимали участие и в обороне Ленинграда. Учитывая, что в России проживало на начало войны 125 тысяч латышей, в ходе войны в 1943 году была сформирована вторая 308-я стрелковая латышская дивизия. Вместе с 43-й гвардейской они образовали 130-й Латышский стрелковый корпус, участвовавший в боях под Великими Луками и в освобождении Латвии. За освобождение Даугавпилса и Риги корпус был награжден орденом Суворова II степени.

В рядах Красной Армии имелись и другие национальные латышские части. Все они показывали образцы стойкости и мужества в борьбе с неприятелем. В тылу врага действовали партизанские отряды в количестве около 20 тысяч человек. Героями Советского Союза стали 12 латышей.

Посмотрим, как выглядело участие латышей в войне на стороне фашистской Германии.

Во-первых, оккупация Латвии длилась с июля 41-го по май 1945 года. Времени для привлечения сначала добровольцев, а затем на условиях принудительной мобилизации было более чем достаточно. Международное положение, что нельзя привлекать на службу в свою армию жителей оккупированных территорий, для рейха ничего не значило.

Но вместе с тем первые подразделения пособников фашизма формировались на добровольной основе.

Чтобы более правильно оценить мотивы формирования латышских частей, помогавших гитлеровцам, попытаюсь обрисовать картину латвийского общества в предвоенный период, как он мне видится.

Прежде всего в обществе было сильнейшее расслоение по благосостоянию населения. Как и сейчас, это изначально было связано с полнейшим неумением сейма руководить государством.

Постоянная болтовня неизбежно закончилась в 1934 году диктатурой. При диктатуре Ульманиса в аграрном секторе экономики был взят курс на помощь сильным и крупным хозяйствам и на уничтожение слабых. В результате в течение 1925-1940 гг. было продано с молотка от 35 до 43 тысяч разорившихся хозяйств.

Обращаю внимание на эти цифры. Не кажется ли вам, что 35—43 тысячи семей за 15 лет были поставлены националистической властью в условия выживания, не сильно отличающиеся от тех, в которые были поставлены 9,2 тысячи семей (29 030 человек) зажиточных крестьян, интернированных в марте 1949 года советской властью?

В предвоенные годы 70 тысяч крестьянских хозяйств были безлошадными, 45 тысяч не имели даже коров. В то же время крупным и успешным хозяйствам давалась экспортная премия, в 1934 году суммарно — 20 млн. латов, в 1936-м — 45 млн латов.

Все эти действия власти привели к росту напряженности на селе, вражды по отношении к тем хозяйствам, которые, воспользовавшись разорением других, приобретали их землю и скарб. Антагонизм между бедными и богатыми на селе еще больше усилился, когда в сороковом году советская власть погасила долги беднейших крестьян (350 млн. латов), что спасло их от разорения.

Среди городского населения, помимо сильнейшего социального напряжения и сильного влияния социал-демократических организаций, большой раздор в обществе вызвала распродажа по бросовым ценам немецкого имущества в 1939 г., когда 40 тысяч остзейских немцев, живших здесь веками, в течение двух месяцев должны были быть депортированы из Латвии — с жесткими ограничениями по объему вывозимого имущества и валюты.

Возможность прибрать к рукам имущество уехавших породила атмосферу стяжательства и взаимных обид в высших кругах общества.

Таким образом, и у советской власти, и у немцев в 1941 году было достаточно сторонников, возможных коллаборационистов, для реализации идеологических задач.

Еще раз хочется подчеркнуть, что, на мой взгляд, коллаборационизм был связан у большинства не с симпатиями к устанавливающемуся режиму, а с ненавистью к замещенному. Это делало особенно кровавыми разборки при сведении счетов с предыдущей властью.

Значительным подспорьем немцам стал нагнетавшийся в 1-й республике национализм. Поэтому первыми пособниками фашистов стали именно националисты. Без призывов и приглашений они сразу приступили «к делу».

Уничтожение евреев началось в Риге уже 1 июля 1941 года. Попутно уничтожались коммунисты и активисты прежнего строя. Основными энтузиастами в пособничестве фашистам и садистском уничтожении беззащитных людей, помимо офицеров и рядового состава ульманисовской армии, были члены существовавших при диктаторе военизированных и полувоенизированных организаций айзсаргов и партии «Перконкруст».

Первоначально (то ли из-за недоверия к латышам, то ли из жеманства в отношении международных соглашений, запрещающих использование населения оккупированных территорий в своих армиях) немцы стремились использовать латышей только как полицейские батальоны для расправы с собственным населением и населением других оккупированных территорий.

Видя «энтузиазм» наиболее кровавых своих помощников, чтобы они не «надорвались», немецкое командование, взяв организацию порядка в свои руки, сформировало сорок один полицейский батальон по 300 человек в каждом. Такой приказ 25 августа 1941 года издал командующий группы армии «Север» генерал-фельдмаршал фон Лееб.

Полицейские должны были носить форму бывшей латвийской армии и быть вооружены трофейным советским оружием.

Уже скоро, в феврале 1942-го, немцы начинают использовать латышей и в войсках SS. Так, в феврале на базе полицейских батальонов 16, 19, 21, и 24 была сформирована 2-я механизированная бригада SS, В том же году из 39-го и 40-го батальонов была сформирована 2-я латышская добровольческая бригада SS.

В марте 1943-го, после разгрома под Сталинградом, немцы начали уже откровенно формировать воинские части из латышей.

Обязав лиц мужского пола 1918—1919 года рождения явиться в волостные отделения полиции, им предложили оригинальный способ проявления добровольности: либо в латышский легион SS, либо на оборонные работы, либо в обслуживающие команды.

Так как материальное обеспечение было лучше в легионе, то туда большинство и пошло.

В декабре 1943-го была объявлена уже обязательная мобилизация мужчин 1918—1922 года рождения. В 1944 году мобилизационный возраст был поднят до 37 лет.

Зачастую добровольность являлась следствием материальной безвыходности семьи, которая получала возможность существовать, а иногда в компенсацию за ушедшего на фронт получала малолетнего бесправного помощника из числа детей, оторванных от семей и вывезенных с оккупированных территорий.

Сформированные войска SS (15-я и 19-я гренадерские дивизии) впервые вступили в бой с Красной Армией 16.03.1944, чтобы начать вместе с немцами свое победоносное отступление с июня того же года.

19-я гренадерская закончила свой «героический» путь в Курляндском котле, а 15-я была разгромлена под Берлином.

Затем им потребовалось 43 года, чтобы истинные добровольцы тех дивизий с помощью невменяемого от пьянства русского президента смогли отпраздновать свою победу около памятника Свободы в Риге.

На самом деле появление этих дряхлых людей вызывает только чувство сожаления. Непонимание в 1944 году, что Германия повержена, а справиться с СССР Латвии в одиночку просто невозможно, граничит с глубокой умственной неполноценностью.

Почему я говорю об истинных добровольцах фашизма? Потому что брошенное впопыхах Красной Армией мужское население в действительности часто оказывалось в безвыходном положении под гильотиной мобилизации. В 1944 году, когда мобилизационный возраст был поднят до 37 лет, добровольность, например, при формировании 15-й гренадерской дивизии оценивалась в 15%.

По состоянию на 01.07.1944 в Латышском легионе SS (включая учебные части) числилось 31 446 человек, в шести полках погранохраны — 12 118, в полицейских батальонах — 14 884 человека, на вспомогательной службе — 20 000.

Однако списочный состав сильно отличался от реальности. Со слов бывшего офицера легиона А.Блакиса: «Две трети находились в легионе... каждый третий был внесен в списки разыскиваемых, т.е. являлся дезертиром».

Итог. 150 тысяч человек призванных на территории Латвии, воевали на стороне немцев. Из них 40 тысяч убитых, 50 тысяч попали в советский плен, 60 тысяч из числа сдавшихся союзникам остались в Западной Европе, Канаде, США.

Через 18 тюрем, 23 концлагеря, 18 гетто, находившихся на территории Латвии, прошло 536 тысяч мирных граждан СССР, 314 тысяч из них были уничтожены.

В концлагерях из-за нечеловеческих условий содержания погибло 330 тысяч советских военнопленных. 280 тысяч гражданских из Латвии и других регионов оккупированной фашистами территории СССР угнано на принудительные работы в Германию.

То есть на территории небольшой Латвии с учетом войсковых потерь было уничтожено около миллиона советских людей — не без активного участия латышских добровольческих батальонов под присмотром фашистов. Исковеркана жизнь еще полумиллиону человек.

Это примерная численность населения довоенной Латвии.

В 60—80-х годах за повседневным трудом, радостями и проблемами жизни страшные итоги войны начали стираться из памяти живших в Латвии.

Пройдя через фильтрационные лагеря и участвуя в созидательной жизни общества, абсолютное большинство из 50 тысяч, попавших в советский плен, убежден, уже по-другому начали смотреть на прожитую жизнь и жизнь, которая начала их окружать в 70-е и в начале 80-х годов.

В конце 80-х в связи с изменениями во внешней политике СССР было существенно ослаблено внимание к бывшим врагам советского государства. В Латвию уже можно было приехать любому. Но возникшей возможностью вернуться на родину в дальнейшем воспользовалось лишь около 10—15% латышей, осевших на Западе.

Спустя 50 лет жизни в другой стране, где ты уже обустроил свой быт и интернациональный шлейф из продолжателей рода, в страну детства, кроме как на экскурсию по местам молодости, не поедешь. И таких среди западных латышей большинство. Это и 50-60 тысяч военных, сдавшихся западным союзникам, и значительное количество бывших работников администраций, назначенных и сотрудничавших с оккупантами и запуганных послевоенной западной пропагандой и др.

Но у части западных латышей, выходцев из зажиточных семей, появились надежды вернуть брошенные здесь земельные наделы и здания, обладателями которых они стали благодаря чрезвычайно малозатратному отъему имущества у депортированных в 1939 году немцев.

Несбыточная надежда неожиданно нашла свое продолжение.

Проще всего было взаимодействовать с неграмотной в экономической и технической сфере творческой, но крикливой интеллигенцией, заманив ее перспективами райской западной жизни и джинсовыми штанами с фирменным лейблом, когда Латвия отсоединится от СССР.

А на самом деле отсоединение было необходимо, чтобы русские не помешали возвращению имущества — под предлогами их прошлых преступлений.

Успех был достигнут, как и во всех цветных революциях: через обещание красивой западной жизни толпе, горлопанством в толпу и жульничеством с той же толпой.

НФЛ и безграмотные правительства завершили дело. Осколок тримды, став идеологом наших безграмотных правительств, даже умудрился протащить в президенты своего сотоварища по реализации своих меркантильных интересов.

Но самое страшное, что сделала тримда, не видя и не зная нашей созидательной жизни в течении 45 лет Советской Латвии, — только на базе собственных фантазий и мифов создала идеологические заградотряды национального единства, чтобы расколоть латвийское общество.

Но где же вы, латыши, потомки тех примерно 500 тысяч сельских жителей, которых советская власть вытащила из нищеты?

Где потомки 100-130 тысяч латышей, которые в армейских частях, партизанских отрядах, подпольных ячейках боролись с врагами нашей родины?

Неужели пропаганда тримды, ее мифы о прошлом, настоящем и будущем затуманили вашу память — или ваше семейное прошлое вас не волнует?

Неужели память о ваших погибших родственниках на полях сражений выветрилась из вашего сердца? Вспомните о них — если бы не их самопожертвование, вряд ли жили бы мы.

Обращаюсь ко всем, кто прочтет этот текст.

В 70-й ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ призываю вас помимо обязательного поздравления ветеранов — участников войны — вспомнить с благодарностью тех, кто не вернулся, вспомнить те миллионы безымянных и постепенно забываемых людей, благодаря которым мы сегодня живем.

Пересмотрите свои семейные фотоальбомы и фотографии далеких прошлых лет, и если найдете снимки своих родных, погибших на фронте, поставьте 9 мая их фотографии на стол рядом с букетиком цветов.

Они не дожили, они не долюбили, они пожертвовали всеми радостями жизни ради того, чтобы все это было у нас.