Керсти Кальюлайд: я ценю языковое богатство, мои внуки вообще ходят в русский детсад

Президент Эстонии Керсти Кальюлайд в предновогоднем интервью телеканалу ETV+ поделилась своей точкой зрения о происходящем в эстонской политике и сокращениях в Ида-Вирумаа, рассказала о необходимости выделять ресурсов на поддерживающее обучение для русских и эстонских школьников, а также еще раз подчеркнула, что все люди в Эстонии равны.

- Совсем скоро вы произнесете новогоднюю речь. Речь президента часто начинается со слов: "это был удачный год" или "это был тяжелый год". Уже решили, как начнете речь 2019 года?

- Ни один из этих вариантов. Надеюсь, я никогда не начинала свою речь так скучно.

Конечно, этот год был для Эстонии хорошим в нескольких аспектах. Состоялся Певческий праздник, у многих повысилась зарплата, в том числе за пределами Таллинна. На рынке труда довольно много предложений. Люди могут выбирать. У них есть работодатель – рынок, подходящий для обычных людей. В этом смысле год был хорошим.

- В апреле этого года состоялось знаковое событие – вы встретились с президентом Российской Федерации Владимиром Путиным в Москве. Объясняя важность этой встречи, вы указывали, что мало кто понимает, чем живет и как думает Россия. Что вы поняли?

- В России я встречалась не только с президентом Путиным, но и с журналистами. И дискуссии с ними тоже были очень интересными.

В каком-то смысле благодаря им, я утвердилась в своем убеждении, что гражданскому обществу России тоже нужны эти визиты. Для них тоже важно, что мы, когда-то делившие с ними одну судьбу, живя в тоталитарном государстве, избрали путь, который многим людям там понятен. И это тот путь, который они тоже хотят пройти. Этим визитом мы показали, что не забыли и не игнорируем народ, который живет рядом с нами.

- Вы считаете, что Эстония должна общаться с Россией напрямую. Однако правительство, похоже, вашу точку зрения не разделяет. Таким образом, никаких подвижек в отношениях между странами быть не может, разве не так? В чем польза от вашей встречи?

- После той встречи у нас были дискуссии, в рамках которых обсуждались важные вещи, например, железная дорога и инфраструктура. Я убеждена, что такой обмен мыслями по техническим вопросам и принятие решений по ним вполне реальны даже в нынешней сложной политической ситуации. Есть вещи, которые мы понимаем совершенно по-разному, и эти разногласия невозможно решить быстро. Работа по этим вопросам может длиться десятилетиями, но это не повод, чтобы не делать эту работу.

- Вы пригласили Владимира Путина на конгресс финно-угорских народов. Это был жест вежливости? Что, если президент России и правда приедет?

- Я искренне надеюсь, что и Путин, и другие главы государств, в которых проживают финно-угры, приедут в Тарту. Мы знаем, что только у трех финно-угорских народов есть свое государство, это Венгрия, Финляндия и Эстония, но народов гораздо больше. Поэтому будет разумно, если все президенты почтут своим присутствием этот большой праздник, Всемирный финно-угорский конгресс. В России президент Путин обычно участвует в этих мероприятиях, а Тарту находится недалеко.

- Эстония чувствительно относится к вопросам безопасности и в этом вопросе во многом опирается на членство в НАТО. Недавно президент Франции Эмманюэль Макрон заявил "о смерти мозга альянса". Это не свидетельство того, что между союзниками возник разлад?

- На техническом и практическом уровне это, конечно, неверно. Взять хотя бы учения, которые проходят в нашем регионе, присутствующие здесь натовские батальоны, летающие из Эмари и Шауляя самолеты союзников. На фоне этого можно сказать, что НАТО превосходно справляется со своей главной задачей – обеспечением территориальной целостности стран-членов НАТО. А на уровне стратегического управления всегда есть вопросы, нуждающиеся в обсуждении. Они есть и в НАТО, и в Европейском союзе. Каждый раз, когда такие вопросы возникают, какая-то часть людей думает, что раз мы об этом говорим, значит, речь идет о кризисе. А мне кажется, что даже в такие периоды, когда та или иная организация, будь то Евросоюз или НАТО, оказывается под внешним давлением, мы должны быть способны делать то, что на самом деле важно: говорить о будущем по существу. О будущем этих организаций, о будущем нашего либерального и демократического мира. Это относится и к Эстонии. Поэтому для Эстонии, как внутри государства, так и на международном уровне, не существует никакого иного плана "Б", кроме основанного на либерально-демократических ценностях мультилатерального сотрудничества с Европейским союзом, НАТО и ООН.

- В марте этого года состоялись выборы в Рийгикогу. Выступая на первом заседании парламента нового созыва, вы призвали сказать нет революции и призвали быть консервативными, принимать взвешенные и обдуманные решения. К вам прислушались?

- В самом деле, я предложила целый ряд тем: образование в Эстонии – чтобы оно по-прежнему было эгалитарным и глобально доступным.

Кроме того, я предложила обсудить вопрос о наших крупных местных самоуправлениях: чтобы у них было больше возможностей самостоятельно принимать решения и делать то, что, по их мнению, людям нужно больше всего. И получать соответствующее финансирование. Это важные вопросы. В следующем году нам предстоит обсудить, к примеру, как лучше использовать средства Евросоюза, которые сокращаются, как поддержать сельское хозяйство, сельскую жизнь. Это вопросы, которые мы должны обсуждать каждый день.

В Эстонии немало людей, считающих, что экономический успех, достигнутый страной за 30 лет, обошел их стороной, потому что в ненастную погоду дороги к их домам становятся непроходимыми. Мы должны срочно найти решения, чтобы эти люди почувствовали себя причастными, вовлеченными. В Ида-Вирумаа есть люди, которые видят, что сектор, в котором они работают, меняется очень быстро. У нас есть средства, как в нашей Кассе по безработице, так и в Евросоюзе, чтобы разделить социальную и экономическую проблемы и решить обе. Все эти темы – по существу, и мы должны заниматься ими.

- В течение этого года, после выборов создалось впечатление, что вместо обсуждения важных тем мы слишком много обсуждаем EKRE. Действительно ли этот год прошел в тени широкополых шляп?

- В этом и заключается сложность, когда принятые хорошие решения…Давайте вспомним 150 учителей, которые были привлечены в Ида-Вирумаа из других регионов Эстонии, вспомним решение о климатической нейтральности. Эстония должна стать государством с чистой энергией к 2050 году. Ведь это очень хорошие решения, принятые этим правительством. Но правда и то, что они остаются в тени.

Они остаются в тени, возможно, потому, что рупор правительства используется для того, чтобы в каком-то смысле поставить под вопрос все те 30 лет, которые, по мнению большинства, были для нас вполне успешными. Создано правовое государство, созданы надежные партнерские и союзнические отношения. Мы считаем всех людей равными, независимо от их родного языка, взглядов и цвета кожи. Все это было само собой разумеющимся, а теперь вдруг изменилось. Я не могу сказать, что это однозначно плохо, что общественность уделяет так много внимания некоторым лидерам EKRE, я подчеркиваю, отдельным лидерам. Их высказывания нельзя отождествлять ни с партией, ни тем более с избирателями. Да, мы должны обращать на них внимание, но это неизбежно отвлекает наше внимание от того хорошего, что было сделано.

- То, что происходит в эстонской политике сегодня – это прецедент? 

- Да! В этом смысле это, конечно, беспрецедентно. Поскольку из-за оскорбительных, невежливых и порочащих высказываний политикам нередко приходится отказываться от своей роли. Мы видим, что некоторые промахи, допущенные в обсуждении той или иной темы, например, в соседней Финляндии, по-прежнему оборачиваются для политиков… Я бы не сказала, что они отступают на задний план. Символически они берут на себя ответственность, при этом оставаясь на виду, даже оставаясь в правительстве или хотя бы в составе коалиции, в парламенте. Как, например, теперь уже бывший премьер-министр Финляндии Антти Ринне. У нас почему-то не так. Так что, да, это беспрецедентно.

- В этом году было нарушено много обещаний. От обещаний о сотрудничестве между разными политическими силами до обещаний повысить пенсии на 100 евро и увеличить финансирование науки. Может ли житель Эстонии продолжать доверять нашим политикам, которые не держат своих обещаний?

- Я не могу комментировать внутриполитическую деятельность правительства. Но я понимаю, что правительству республики действительно трудно составить бюджет, особенно непосредственно после выборов. С этим ничего не поделать. Мы привыкли во время выборов давать обещания. А мы, как избиратели, с удовольствием отдаем свои голоса за конкретные, связанные с деньгами обещания. Если бы мы, как избиратели, больше обращали внимания на взгляды и мировоззрения людей, на то, как они, к примеру, повели бы себя в сложной ситуации, и выбирали на основании этого, то и не нужно было бы давать подобных обещаний. Так что, у каждой монеты – две стороны.

- В своих выступлениях вы затронули тему климатической нейтральности. Достижение этой цели будет дорого стоить Ида-Вирумаа, где много людей занято в сланцевой промышленности. Как можно было бы решить эту проблему?

- Во-первых, я вижу тут одно интересное историческое отличие. Когда закрылась Кренгольмская мануфактура, то именно в этом регионе гораздо меньше беспокоились о том, как эти прекрасные ткачихи найдут работу. А ведь в то время у эстонского государства было намного меньше возможностей для обеспечения социальной безопасности, чем сейчас.

Почему мы сегодня боимся? Мы и тогда делали много ошибок, и у нас не было ресурсов, чтобы поддержать людей через Кассу по безработице. И в то время в Ида-Вирумаа не было предложений о работе. Теперь все это есть. Думаю, нам не нужно бояться. Конечно, тем людям, которые поменяют сектор – до тех пор, пока они достигнут продуктивности на новом месте – нужно обеспечить существенную поддержку. И сейчас мы можем обеспечить такую поддержку.

Но держаться за прошлое и платить за это… Во-первых, это нам не по карману. Возможно, видя, как дорожают квоты на СО2, мы должны были отреагировать раньше. Теперь мы видим, что производство электроэнергии сократилось наполовину, и, возможно, мы уже опоздали. Это плата за то, что мы цепляемся за прошлое.

Всегда намного надежнее инвестировать в будущее. И я подчеркиваю: сейчас у нас совершенно другие возможности по сравнению с тем временем, когда потеряли работу кренгольмские ткачи. Давайте сосредоточимся на этих возможностях и поддержим людей. И не стоит забывать, что сейчас в Ида-Вирумаа куда больше предложений о работе, чем в среднем по Эстонии – это в соотношении с количеством работающих людей. Сейчас благоприятный момент. Мы продвигаемся.

- Многие шахтеры говорят, что сейчас их дохода достаточно для содержания всей семьи. Где им найти смелость взяться за новую работу, если они потеряют и в деньгах, и во времени?

- Я вполне уверена, что на новых рабочих местах, если говорить о Fortaco, Aquaphor и многих других предприятиях, зарплаты будут не меньше. Возможно, поначалу, пока люди не обретут определенные навыки, это будет так. В этот период работы.

В Эстонии достаточно много людей, которые хотят, чтобы зарплаты одного члена семьи хватало на жизнь. И не только среди тех, кто живет в Ида-Вирумаа и работает на шахте. Однако позволить себе это могут немногие. Возможно, в этом случае следует помочь и поддержать всю семью. Чтобы члены этих семей, которые сейчас не работают, могли найти интересующую их работу. Возможно, это как раз тот нюанс, которому мы должны уделить больше внимания в данной ситуации.

- Мы сейчас беседуем в Доме эстонского языка. Это место выбрано не случайно. Почему?

- Как в Таллинне, так и в Нарве, Дом эстонского языка – это такое место, в котором люди, испытывающие нехватку общения на эстонском языке и возможностей изучения языка, могут делать это без каких-либо условий. Здесь никто не спросит, почему и откуда вы пришли, чего вы хотите достигнуть или почему вы медленно продвигаетесь. Вот что важно. Точно так же в других странах, например, в Люксембурге, где много говорящих на других языках, есть такие дома языков для людей, которые хотят иметь право голоса и участвовать в жизни государства. Без знания языка это сложно, а жить, не имея возможности сказать свое слово, совсем невесело. Поэтому я очень рада, что у нас есть дома эстонского языка. И на самом деле, их создание тоже следует отнести к позитивным достижениям исполнительной власти за последние годы. Мы пришли к пониманию того, что язык должен быть доступным. Везде.

- В ноябре вы удивились тому, что, несмотря на все ваши призывы, политикам не удалось изменить действующую систему. Вы говорите о том, что школа должна быть эстоноязычной, одной для всех. Вы когда-нибудь общались с представителями русскоязычной общины? Как они видят этот переход?

- Да, конечно. Я слежу за тем, что в последние годы происходит в Ида-Вирумаа. В школах с эстонским языком обучения говорят, что у них очень много русских ребят, готовых приехать издалека, чтобы учиться в эстонской школе. Точно так же в Нарве. Когда я общалась с русскоговорящими людьми, между прочим, некоторые из них приехали работать в Нарву из Тарту, они говорили, что когда дети пойдут в школу, им придется вернуться в Тарту, поскольку в Нарве нет эстоноязычной школьной среды.

Как я понимаю, все жители Эстонии хотят, чтобы наши дети росли вместе, независимо от того, какой язык для них родной. И поэтому они отдают своих детей в эстонские детские сады и эстонские школы. И таких людей становится все больше. Мы, со своей стороны, должны сделать так, чтобы родители и дети, принимая такое решение, чувствовали поддержку – например, в виде группы продленного дня, в которой можно делать домашние задания.

Для меня это личная тема, поскольку мои дети тоже учились в школе на языке, который я знаю хуже, чем они. Таким семьям нужна поддержка. И они ищут эту поддержку. Меня глубоко тронуло то, как в Силламяэ в детском саду и в школе даже неэстонцы, свободно говорящие по-эстонски, стараются через языковое погружение научить детей эстонскому языку. Почему они это делают?

К счастью, в Министерстве образования поняли, что им надо помочь, и нашли 150 человек, которые хотят работать в Ида-Вирумаа. Это говорит о том, что у всех причастных сторон есть желание двигаться в том направлении, чтобы в нашей школьной системе не было сегрегации. Чтобы не было таких различий по оценкам PISA, когда у эстонских школ более высокие результаты, а у школ с русским языком обучения более слабые. Чтобы не было детей, не имеющих друзей из обеих общин. Ведь если все дети учатся в одной школе, то и у эстонских ребят появляется больше русскоговорящих друзей. Так мы сможем вместе двигаться вперед. В то же время я считаю, что там, где больше детей с домашним русским языком, в школах необходимо ввести углубленное изучение русского языка, русской литературы и культуры. И это нам по силам. Даже в будущем, при эстоноязычной школьной системе. И это нужно осуществить.

- Вы говорите, что все поддерживают?

- Я не могу обобщать, но те люди, с которыми я разговаривала, считают так.

- Хелир-Валдор Сеэдер после появления скандальной рекламы партии Eesti 200 сказал, что ни за что не хотел бы, чтобы его дети учились вместе с русскими. Такие высказывания не способствуют тому, чтобы общество хотело одной школы для всех.

- Мы видим, что и в тех школах Ида-Вирумаа, которые всегда были эстонскими и в которых очень много русскоязычных детей, не хватает ресурсов для поддерживающего обучения этих детей. Им приходится нелегко. Думаю, здесь и кроется решение. Этим школам нужно предоставить ресурсы, чтобы они могли помогать этим детям таким образом, чтобы у родителей эстонских детей не возникло ощущения, что их дети оказались в ситуации, где более слабым помогают за счет других. Такая проблема может оказаться реальностью. Не знаю, является ли это реальной проблемой для Хелира-Валдора Сеэдера, но для многих школ Эстонии это действительно проблема, реальный вопрос. И я надеюсь, что для этого все-таки найдутся ресурсы. Они не вошли в бюджет, но чтобы обеспечить поддерживающее обучение в школах, много денег не надо. И это нужно обеим языковым общинам.

- Вы бы согласились, чтобы ваши дети учились вместе с русскими?

- Во-первых, я не знаю, существует ли такая ситуация. Я не спрашиваю у своих детей, на каком языке их одноклассники разговаривают дома. Знаю только, что кто-то из них из смешанной итальянской семьи. Я уверена, что в классах, где учатся мои дети, тоже есть дети из смешанных семей. Мои внуки вообще ходят в русский детсад. Именно потому, что в нашей семье семилетний ребенок, знающий один язык, считается неразумным расточительством. Уже в детстве он должен освоить хотя бы еще один, а лучше – два языка. Мои младшие дети говорят на трех языках с детсадовского возраста. Я ценю языковое богатство.

- Вы тогда понимаете, почему реклама партии Eesti 200, когда на остановках были развешаны плакаты с надписями "эстонцы здесь" и "русские здесь", вызвала настолько резкую реакцию общества?

- Очевидно, в нашей исторической памяти сохранилось что-то такое, что стало причиной этой реакции. Именно поэтому мы должны обсуждать эту тему открыто и откровенно, и не пытаться обходить страхи. Будь то страхи родителей эстоноязычных детей или русскоговорящих. Но я вижу, что сейчас эта точка соприкосновения глубже, чем, например, 30 лет назад.

- Nublu спел песню и сразу получил лестный отклик, что одной песней сделал для интеграции больше, чем эстонские политики за десять лет. Почему?

- В каком-то смысле это несправедливо. Когда я была в Нарве, мне сказали то же самое. Каждая такая акция важна, если она заставляет думать и рассуждать о том, что в нашем обществе уже изменилось и что еще требует перемен. Но я не согласна с утверждением, будто наши правительства ничего не сделали. На самом деле, то обстоятельство, что наша русскоязычная община вообще хочет жить в демократической Эстонской Республике, являет собой пример того, как через уважение прав человека и гражданина можно обрести друзей из числа тех, кто 30 лет назад даже не знал, что значит жить в демократическом государстве. Именно та работа, которая была проделана за 30 лет, привела нас в день сегодняшний. И мы видим, что люди, говорящие на других языках, хотят связать с нашей страной свою жизнь и будущее своих детей. Для чего еще нужен язык, если нет желания связать будущее с этой страной? И за этим стоит работа всех правительств. Несомненно.

- Песню Nublu в клубе "Ро-Ро" люди поют все вместе, а высказывания Хелира-Валдора Сеэдера отталкивают и провоцируют страх, что эстонская община не хочет делать шаг навстречу. Ведь такие страхи обоснованы? Когда мы перерастем эти страхи?

- Очень верный анализ. Если 30 лет назад было ясно, что скорее русская община относится с недоверием к посещению одной школы, то в наши дни ситуация развернулась в другую сторону. Безусловно, этим вопросом тоже нужно заниматься. Одна сторона вопроса – техническая: нужно обеспечить все то же поддерживающее обучение. А другая сторона – эмоциональная. И тут свою лепту может внести Nublu. Это можете сделать и вы, сказав, что обижены. Такое высказывание наверняка заставит какую-то часть людей задуматься. И это может сделать мой маленький сын.

Однажды, придя из школы, он спросил: "Мама, почему в Эстонии плохо быть русским?" Тогда я вдруг осознала, что и я просто приняла образ мыслей некоторых людей в Эстонии: дескать, раз ты русский, то это плохо. Мой ребенок был чистым листом, приехав в Эстонию из мультикультурной общины, и этот вопрос возник у него за какие-то два месяца. Значит, где-то это кроется. И значит, мы должны говорить об этом.

Я думаю, что во многом это связано с ранеными душами наших родителей. Моей тоже. Ведь не секрет, что люди, приехавшие сюда в советское время, не хотели знать ни языка, ни культуры Эстонии. Они не хотели меня, маленького ребенка, обслуживать в магазине на эстонском языке. И давали понять это очень надменно. Ведь мой мозг и моя душа тоже пострадали. Чтобы перерасти это, нужно время. Всем нам. Но, зная о травмах друг друга, мы можем и помочь друг другу.

- Я не просто так задаю столько вопросов на эту тему. В своей прошлой новогодней речи вы сказали, что каждый житель Эстонии – это "мы". Что бы сказали сегодня тем людям, которые не ощущают себя частью этого "мы".

- Еще раз повторю им это (произносит по-русски). Все люди в Эстонии равны. Конституция, статья 12.