Кофе нашего подъезда. Как тётя Эрна заговорила по-русски.
Дмитрий Торчиков, в прошлом моряк торгового флота из Риги, продолжает радовать своими юмористическими зарисовками: 92-й год, как щас помню. Вернулся с первого рейса. С Англии. Привёз невидали всякой заморской. Диковин заграничных. «Сникерс», помню, ножом резали на кусочки, чтоб всем досталось. Кока-колу из двухлитровой бутылки разливали по водочным стопкам. Для экономии. Банку арахиса мать припрятала на Новый год. Уж больно банка была красивая.
Ну и растворимый «Nescafe» открыли только когда ушли люди из второго подъезда. Осталась тётя Расма, тётя Аза, тётя Валя и тётя Эрна. Самые-самые. Сидели за столом торжественно. Нервничали. Мать дрожащей рукой достала из секции кофейный сервиз «ни разу не надёванный». Я ходил по квартире с ликом Николая Чудотворца на лице и жалел «сникерсы». Шушукались с мамой в спальне. Мол, ну порежем последний «сникерс», виновато говорила мама. Надо же к кофе что-нибудь вприкуску. Я накопила пять долларов, купишь потом в следующем рейсе.
Я торжественно внёс на кухню коробку необычайной красоты. Сердце колотилось, руки волновались, потели. Коробка квадратная, богато-коричневого цвета, а в ней — две банки гранулированного кофе. После лиепайского сами банки казались невиданной роскошью. Намеренно был оставлен ценник — 3,99 фунта, чтоб не наглели. Вместе обсуждали, как раскрыть коробку, чтоб не поранить. С горем пополам достали банку, разрезав маникюрными ножничками дно.
Были анонсированы два вида кофе, поэтому охали от первого недолго, минут 20. «Наваристый», — помню, приговаривала тётя Аза. После испития первого вида все кружки были помыты и вытерты насухо до скрипа. Дальше я, как заправский чародей, объявил о том, что сделаю всем капучино. Никто не знал, что это, но все волновались в предвкушении.
В каждую кружку было положено по чайной ложечке гранул, по две ложечки сахарного песку и добавлено по чайной ложечке сгущёнки без сахара. Отработанными движениями я смешивал ингредиенты до образования пены. Гости нервничали. Тётя Эрна, вообще не говорившая по-русски, вдруг без акцента сказала: «Запах — просто ох#енный!» — чем на несколько секунд парализовала всех присутствующих. Это ж какое событие, что аж на русском заговорила...
Содержимое всех кружек было качественно вспенено, и мама сняла чайник с газа. Чайник от долгого кипения нагрелся и плевался кипятком из носика. По одной кружке приносили на стол — и никто к ним не притрагивался, пока мама не уселась и не сказала: «Ну, Димка, командуй!» Я дал отмашку. Все занырнули губами в кофейную пену.
Никогда до, да и после, я не видывал более искреннего восторга. Все две недели до следующего рейса подъезд только и жужжал о чудо-напитке, и те, кто не был у нас в друзьях, сильно завидовали тем, кому довелось отведать заветной «кампучии». Так, по крайней мере, запомнила название тётя Аза, а с ней в подъезде никто не спорил от греха подальше.
P.S. К концу следующего рейса меня уже встречал весь подъезд. Даже те, кто раньше ни разу не здоровался. Но я купил джинсы, и на кофе денег не хватило.
И почти по теме еще одно примечательное наблюдение :)
Какой признак сразу выдает ваш возраст
Одно выдаёт возраст беспощадно и с готовностью. Можно быть сколь угодно подтянутым, крепким, продвинутым к горизонтам, актуальным, модным. Но есть один признак, выдающий твою старость с головой. Признаков, конечно, много и все они свидетельствуют. Но лишь один выступает из общего ряда гневно и непреклонно.
Если у молодого человека на лице проступает страдание, когда ему надо выкинуть жестяную коробочку красивую с крышечкой, хоть от китайского чая, хоть от леденцов английских, хоть от чего, то молодому человеку лет пятьдесят или поболее даже. Поболее — от слова боль.
Не отнимут! Моё…
Люди моего поколения бросали горящие машины в оврагах без жалости, швыряли ценности в океаны, топили состояния, друзей топили, господи, что там говорить про иное?! Но коробочку с двойной крышкой…Пальцы сжимаются мёртво.
В голове лихорадочное соображение под что, ПОД ЧТО ПРИСПОСОБИТЬ?!
Пуговицы! Какие пуговицы, гладь? Какие?! Нет, обязательно пуговицы! Иголки ещё — беспокойно подсказывает разум, бестрепетно распиливший напополам в прошлом веке трёх схемы по уводу. Иголки, да. Или можно, не знаю, туда всякое прочее складывать! Всякое! Прочее! Очень нужное! Шурупы, бусины, резиновые вкладыши, старые монетки, сокровища.
Иннокентий Сергеевич как дракон туго свернулся над горой таких банок. Багровая чешуя скребёт о края баночной пирамиды, глаза бессонно пронзают каждого, кто осмелится, кто только задумает, кто просто войдёт.
— Это вот тебе зачем, Кеша? — спрашиваю, заводя музыкальную банку из-под марципанов каких-то.
— Это НАДО! Это ПОЛОЖЬ! — низко из пещеры доносится.
— Да ерунда же! — говорю, — Играет какую-то ерунду…И сама ерунда
Бросок смертоносного тела через длинную залу.
— Это НАДО! Мне! Там я буду грузила хранить.
Заскользил Кеша, лапы на повороте чуть заносит на сторону, спешит, сметает столики хвостом.
Какие там грузила?!
Последнего грузилу Кеша хранил в совсем ином месте. И там музыка совсем другая звучала.
Идиотизм многолик. Пришел от Кеши, посмеиваясь. крутил головой с улыбкой. Долбанулся друг, с кем не бывает? Смешно же! Хранить эдакий хлам. Открывать, подцепив ногтем крышечку, или, напротив, нажать на кнопку и вот крышечка отскакивает сама, а в ней чай был, а сбоку там ключик и если его покрутить, то будет Моцарт. И можно слушать, наклонив голову набок это бряканье.
Слабоумие чистой воды. Дрейфует Кеша безвозвратно, жалко его, гобсечество постыдное, отдаёт одинокой сыроватой старостью.А был орлом.
Вздохнул. Достал уворованную у Федюнина баночку из-под монпасье. Открыл, скользя ногтями. Понюхал сладкое. Глаза закрыл.
Детство. Осень. Мама принесла целую банку. А в банке россыпи: и круглые красные, и желтые восьмёрками такими, и зелёные изумруды, и редкие сиреневые. Лежат вперемешку, пиратской добычей, сокровищем пещеры. Сначала по одной выбираешь, на свет смотришь, потом торопливо в рот. Мама вздыхает. Сворачиваешься у банки кольцом. Чешуя ещё мелкая, нежная. Моё….
Отнёс монпасьешную банку в кладовую. Там у меня банка из-под английского кофе, банка от шотландских конфет (мята с шоколадом), семь банок от индийского чая. Всё 1968 года. Не отнимут! Моё… Ни-ко-му.опубликовано econet.ru.
Автор — Джон Шемякин
А о том, как делали леденцы, мы вспоминали ЗДЕСЬ
Комментарии
Отправить комментарий