Пишет Юрий Алексеев, публицист и журналист из Латвии: Первый и единственный раз по жизни меня вызвала на «собеседование» классная руководительница сына. Дескать, надо поговорить о его поведении. Я очень удивился…

У меня — трое, и ни разу с ними не было школьных проблем. Тем более что сын тогда учился в 12-м классе физмат-школы, здоровый такой дядька с бородой, на 7 см меня длиннее… Поговорить о его «поведении»? Гм…

Прихожу, сажусь за парту (в классе), начинаю слушать претензии. Про себя думаю: ё-ё-ё… При моих 1,88 ноги нужно в проход вывешивать, а как мой парень (1,95) тут помещается?.. «Классная» начинает нудить: ваш сын опаздывает в школу, пререкается с преподавателями, а однажды на уроке он — ЗАСНУЛ! Короче, мой парень на 19-м году жизни вдруг стал дисциплину безобразничать. А я его уже лет пять за взрослого держу…

Что делать? Пороть — поздно. Сам может по башке настучать… Прихожу домой, спрашиваю: что за хрень, мужик? Отвечает: папка, да зае… Одно и то же, одно и то же… Последние два года повторяем пройденное, тупо что-то зубрим, ничего нового… Хожу в школу бороться со сном. Ску-у-учно!

А я ведь тоже учился в физмат-школе. Помню, что скучно мне не было ни разу. Не то что заснуть — отвлечься на минуту было нельзя. Прошу показать учебники по математике и физике. Листаю… Знаете, люди, это — не учебники для взрослых людей. Это — какие-то комиксы про черепашек-ниндзя. Мы в 10-м классе уже проходили интегральное исчисление и основы матанализа. А у них в 12-м — еле-еле производные начались — то, что мы проходили еще в 9-м…

И это у сына школа не простая — для умненьких (как бы лучшая в Риге!), я ей за «углубленное изучение предметов» отдельные немалые деньги платил. А в обычной школе что тогда? Таблицу умножения 12 лет грызут? Азбуку изучают? Мама мыла раму?

Я не стал журить своего сына. Сказал: дотяни до экзаменов. Может, с вузом повезет, там не станешь засыпать на занятиях… Экзамены-тесты мой сдал на девятки-десятки, поехал изучать биохимию в Гаагу…

К чему я это рассказал. Вовсе не к тому, чтобы еще раз попердеть, дескать, в советские годы образование было лучше. Это — бесспорно… Однако меня в данном случае заботит иной аспект.

Вот глядите: наши дети сейчас учатся по 12 лет за школьной партой. Учатся не напряжно: по пять дней в неделю (мы учились шесть), обильные каникулы (за год набегает 4 месяца). И у малышей — что, в принципе, нормально, и у взрослых 18-19-летних балбесов — что явно нелепо.

У нас в старших классах тоже были длинные летние каникулы, но, во-первых, мы-то школу заканчивали в 17 лет, а во-вторых, у нас после 8-го класса летом была обязательная производственная практика. Лично я после 9-го класса месяц работал в Институте физики — помощником лаборанта. Нынешняя образовательная система тщательно оберегает 18-19-летних взрослых детей от какой-либо полезной работы.

Далее: окончивши школу в 19-20 лет, молодые люди начинают неторопливо учиться профессии. Большинство из них идут в вузы. Там — 4 года бакалавриат, потом — магистратура. Про то, как их учат в вузах — отдельная песня. Когда я рассказываю современным студиозусам, что в советское время в нашем РПИ (РТУ) на радиофаке занимались 6 дней в неделю, и каждый день было по 5-6 пар лекций-семинаров-лабораторных, а далее еще разные консультации — не верят…

Про себя: трудовая книжка у меня появилась в 17 лет. В 18 лет после первого курса я привез из студенческого стройотряда свою первую тысячу рублей. В 19 лет, учась в на третьем курсе, я уже работал по специальности в конструкторское бюро. Успел в процессе строительства карьеры отслужить два года лейтенантом Советской армии. В 27 лет стал ведущим инженером-конструктором, руководителем группы.

А наши школяры в этом возрасте только-только вылезают из-за парты… Если не захотят еще прослушать какой-нибудь «дополнительный курс» — современная система обучения это поощряет. Я знаю 30-летних (и более) «вечных студентов»...

Что хочу сказать: есть у молодых людей психологический возраст взросления. По себе и своим детям я бы его определил примерно на 16-17 лет. В этом возрасте ребенок-подросток становится юношей, у него появляется желание самоутвердиться во взрослом мире. Энергия его амбиций — огромна. В этот момент он готов серьезно грызть науку, овладевать профессией, зарабатывать первые деньги, рваться наверх. Именно в этот момент его и нужно выпускать во взрослую жизнь — в серьезный вуз (где загружать по полной), на взрослую работу, в армию…

А мы их еще два года держим за школьной партой, бубним: «Дети, а ну-ка достали тетрадочки, повторим таблицу умножения… Петя, не дергай Машу за косички!» В результате бородатый двухметровый Петя и спелая Маша с четвертым размером грудных желез, сидя за детской партой, канализируют свои амбиции в игрушки. Самоутверждаются в «Твиттере» и «Инстаграме» — у кого больше «лайков» и «френдов». А где ж еще?

У них два дня выходных в неделю… Зачем они 15-19-летним оболтусам? Два выходных нужны семейным людям — домашнее хозяйство управить, собственных детей повоспитывать, обстирать, накормить, уроки проверить. Впрочем, случается, что у некоторых старшеклассников тоже появляются дети. От скуки…

И еще четыре месяца каникул в году. ЧЕТЫРЕ, Карл! У взрослых людей! Не знаю, как вы, но я свой последний 24-дневный отпуск отгулял в советском 1989 году. С тех пор более двух недель не могу себе позволить…

Учителя стонут: така-а-ая большая программа, в ней сто-о-олько предметов — меньше чем в 12 лет школу никак не упаковать. Вспомните-ка арифметику и посчитайте: если учить по 6 дней в неделю, да еще каникулы старшеклассникам подсократить — запросто уложитесь в 10 лет. Да еще на изучение интегралов останется.

Нет, я прекрасно понимаю, зачем так заведено. Основная задача — как можно дольше продержать молодежь в школе/вузе, поскольку рынок труда их не ждет. Это — маскировка скрытой безработицы. Что ж, если общество может себе это позволить, пускай молодежь поваляет дурака подольше. Наработается еще после 60-ти…

Но вот в чем засада: природу не обманешь. Нельзя сдвинуть женский детородный возраст к 50-ти, нельзя натренировать спортсмена из 40-летнего дядечки с пивным животиком. Всему свое время. Так и во взрослую жизнь входить надо вовремя, когда тестостерон на пике, когда хочется «когти рвать» и «землю грызть», когда готов прыгать выше собственной головы, чтобы показать себя.

А к 26-27 годам, когда молодой (уже не очень) человек вылезет наконец из-за ученической парты, изнеженный и избалованный системой современного образования, амбиций у него уже не будет. Перегорит. Он тихо пересядет в кресло менеджера среднего звена, где будет продолжать постить «селфи» в «Фейсбук», считая «лайки»…

Я где-то читал, что дети, которых мамаши кормят грудью дольше двух лет, отстают в развитии, они более инфантильны по сравнению со сверстниками, у них заторможена реакция, им не хватает здоровой агрессивности. Причем это отставание сохраняется на всю жизнь.

Мне кажется, с современной молодежью мы делаем то же самое. Со всем поколением.

"И чушь прекрасную несли"...

Этому фото 45 лет. В голове не укладывается...
У меня его нет, случайно нашла камчатских одноклассников, а там это фото. 
8 класс...
Мальчики ушли на каникулы гладкими, с лицами цвета топлённых в русской печке розовато-смуглых сливок.
А пришли страшные, взорванные прыщами, с почернениями под носом, принятыми девочками за сажу...

Помню, как мальчики заперли меня в классе, загнали за неудобную парту, откуда не рыпнешься и... 
по очереди целовали мне руки, покрытые цыпками и чернильными пятнами...

Вовка Агранович...нравились страшно друг другу, но..."ах, нельзя!"
Валерка Ярошевский, вечный мой паж...фанфарон, золотой мальчик, выпендривался невозможно.
Виталик Данилевский и Меньшиков Евгений, удивившие меня подарком на 8 марта с загадочными Е да В, ни к кому не подходившими, потом только догадалась, что их двое там зашифровано:

Звёздные мои три камчатских года: самая интересная в жизни школа №15 Петропавловска-Камчатского, где модно было быть умным, а троечник за человека не считался.
Нет, не в агрессивно-высокомерном смысле, просто выпадал из зоны внимания человек, не пожирающий жадно знания. Он был странный.

Первая и последняя в моей жизни подруга, Мила Демченко.
Вот мы были две Звезды: учились отлично, мальчики ходили за нами хвостом.
А мы бегали на каток, страшно мёрзли на лютых камчатских ветрах (аукается сейчас, кстати), но под брючки -клёш не надевали даже белья, чтоб попа в облипку, как яблоко...
И при этом не то что целований, а касаний не позволявшие...
Носившие суперские контрабандные шмотки и абсолютно к ним равнодушные...
Тогда ценилась фигура, а не прикид. НОЖКИ!!!!
Смотрю сейчас на кривоногих моделей - у нас бы не прокатило...

Мальчик по фамилии Волик, единственный, с кем соперничала в учёбе: ужас какой умный, а имени не помню.
Сидели на одной парте.
Наверное, академиком стал...

Многих нет на фото почему-то...

Женя Воробьёв, с ним тоже сидела. А ему купили часы японские ( это в те времена!).
И я его дорывала:
- Женя, который час? - шёпотом, на уроке.
- Половина первого, - радостно откликался простодушный Женя.
- Выкинь своиии часыыыы, в них 2-х камней не хватает: на один положить, вторым стукнуть!

Или Серёгу Балдина с Лермонтовым:
- Серёга, ну это ж невозможно:"...сырую кость он грыз и весело визжал"! И ты завизжишь, когда отвечать будешь!
Серёга отвечает урок, красный весь, набычившийся...доходит до данных слов и колется ...хрюкает и визжит, до слёз...

Ну глупость, конечно, но веселились страшно.
В юности всё весело и ужасно смешно...

И так хочется пострадать!!! И придумаешь его себе, и лелеешь...вырабатываешь грусть-печаль:

А всё равно выходит счастье, никак страдание не привязывается никаким бантиком или даже морским узлом...

Учительница по фамилии Дука.
Ходила в мохеровом японском шарфе по самые уши.
Зоркие наши глазки разглядели причину: вся её шея была в засосах постоянно, а муж в море ходил по 9 месяцев, мы это знали и тихо презирали нашу ветреную Дуку...
И когда она нашла наш с Милой дневник общий (дурки детские, литературщина и фантазии) , прочла и вызвала родителей, я нашла, ЧТО ей сказать о нравственности, и она признала своё поражение.

Тогда мы верили в Вечную любовь и Верность...
И вообще - верили...
В счастье и справедливость. В честность и чистоту.
И ни у кого не было камня за пазухой и фиги в кармане...
Некогда было: столько надо было узнать, почитать, открыть!
Победить на всех Олимпиадах...

Но и дурковали, как все обычные подростки.
Однажды решили у Милы попробовать Виньяк папин.
Напились. Но не опьянели почему-то.
Полбутылки долили чаем и стали ждать возмездия.
Её родители пришли из кино, сели ужинать, налили по рюмочке, нахваливали...
Желания повторить не возникло.

Эх, Камчаточка-Камчатка, золотое времечко, сказочная земля...
Чистая какая-то...никогда больше такой не встречала.И людей таких...настоящих, чистых, умных.
Когда двери не закрывались, дети, особенно в праздники, ходили кучками по домам и везде то ели, то спали, устав от катаний с сопок на санках...
А соседки с тазами хвороста и пирогов бегали по этажам: угощали, а как иначе?

А это рыбалка на реке Авача, уха, сваренная папой подружки Иры.
Я, Ира Залозная и Наташа Залозная.
Узнала, что красавица Наташа давно умерла...

Спасибо Интернету : связала разорвавшуюся давно нить... 

Пишет Валентин Антипенко, хозяйственник и краевед из Беларуси: Пришла зима, а на улице плюсовая температура. В прежние времена в эту пору на дворе давно лежал снег, и после школьных занятий до позднего вечера слышался звон детских голосов — пацанва каталась на санках и лыжах, играла в снежки. На огородах стояли снежные крепости и большие снежные бабы с дырявыми ведрами на голове, угольками в глазницах и покрашенными красной акварелью деревяшками на месте носа. Морковку матери берегли — долгая зима впереди.

Вспоминая лучшие времена, видишь большую разницу с тем, что было тогда и что есть сегодня — действительность резко отличается от прежней, как и погода.

Однако потепление климата совсем не означает движение к более комфортному состоянию человеческих душ при несравненном с прошлым уровне обеспечения материальной жизни.

Старшее поколение, прожившее лучшую половину жизни в советские времена, традиционно вспоминает «золотой век» 70-х и с тревогой в сердце сожалеет — вряд ли их детей и внуков ожидает такая же мирная, уверенная и насыщенная жизнь в будущем.

Появившийся на свет в горбачевские времена и получивший безобразное гуманитарное образование средний возраст, доныне болезненно реагирует на неведомые ему страхи сталинских репрессий, с трудом воспринимает быстрый бег времени и стоимости жизни, сидит вечерами перед телевизором и бунтует, в основном, с близкими на кухне.

Молодежь, рванувшая поначалу на дискотеки и другие игрища, сейчас большую часть свободного времени проводит у компьютерных экранов, которые активно поляризуют общество.

Небольшая часть молодых людей дифференцированно относится к обилию информации и, постигая тайны всемирной паутины, выстреливает медалями на всевозможных международных конкурсах ІТ-шников. Они хорошо учатся. Их приглашают на работу за рубеж. Возвращаются пока немногие

Другие — днем и ночью играют в «стрелялки», и их будущее под вопросом.

Третьим — активным пользователям социальных сетей — пришлись по душе кричалки, флажки и вышиванки, возможность нагадить кому угодно. Эту категорию можно в считанные часы собрать на какую-нибудь акцию и на ровном месте устроить проблемы для правоохранительных органов.

Именно из этой среды рекрутируется пополнение рядов оппозиции.

Сейчас в стране системной оппозиции практически не существует. Вокруг вытуренных по разным причинам в 90-е соратников Президента, теперь уже седых и озлобленных людей пенсионного возраста, кучкуются небольшие групки интеллигентиков, которые поверили в сказки о своей принадлежности к потомкам литвинов — жителей Великого Княжества Литовского, Русского и Жемойтского.

Поскольку русских они научились ненавидеть, а о жемойтах ничего не знают, то в обиходе краткая обревиатура — ВКЛ.

Каждый из них считает себя личностью, поэтому раздрай в оппозиционной среде — обычное явление.

Источники финансирования — зарубежные, что позволяет, ничего полезного для общества не делая, сравнительно неплохо существовать, обеспечиваться негосударственной атрибутикой, пасквильной литературой и поддерживать мелкими подачками молодежь, создающую куцую массовость на устраиваемых стариками митингах и шествиях.

Странно, но оппозиция уже не решается воспользоваться появившейся возможностью реального участия в государственной деятельности, поскольку на должностях надо до ночи работать и, главное, отвечать, а это пугает.

Как говорится в народе, «трындеть — не мешки таскать».

И все же в стране, где проживает 20 процентов пенсионеров, а с учащимися и бюджетниками — около половины стоящих с ложкой, где почти миллион трудоспособных граждан ездят на заработки в Россию и за рубеж, остается пара миллионов работяг, на которых все держится.

Им трудно, им сложно. Однако они упорно трудятся, изворачиваясь на изнанку, кормят семьи и поругивают власть, понимая, что идеальной она нигде, никогда и ни для кого не является.

Одним словом, в белорусском обществе сегодня сложился некий баланс. Противовесы и плачевные результаты потрясений у соседей не дают трансформировать ситуацию в ту или иную крайность.

Нам завидуют, полагая, что мы — самые умные (в другой редакции — инертные). Одним словом, пока все путем и вроде бы не чревато серьезными социальными конфликтами.

Однако жизнь меняется. Будем меняться и мы.

И чтобы не впасть в крайности, нам необходимо переосмыслить прошлое, отделить зерна от плевел.

Те, кто много пожил и повидал на этом свете, понимают, что белорусами двигают не столько исключительный разум или «памяркоўнасць», сколько укоренившаяся в подсознании память о тех страданиях и лишениях, которые сопровождали несладкую жизнь прошлых поколений.

Мы, послевоенные, еще застали времена, когда оптимизм, жажда жизни способствовали тому, что при всех неурядицах люди стремились вместе преодолевать трудности, привыкли обустраивать жизнь «талакой». Их не развратила частная собственность на землю, которая просуществовала не очень продолжительный период — во времена столыпинщины, а для западников — за «польским часэм».

Я не припоминаю апатии, безразличия, нытья даже тех, у кого тогда не было ни копейки за душой. Все стремились что-то выростить на подворье, где угодно, но заработать копейку, лишь бы не опозориться попрошайничеством.

К сожалению, война унесла жизни патриотически настроенной части советского общества. В сельской местности остались одни старики и женщины с малолетними детьми, так как с фронта вернулись единицы из тех, кто ушел воевать в 41-м.

Отсутствие кормильцев, тяготы послевоенной жизни, проблемы с лекарствами усугубили демографическую ситуацию. Только в конце 40-х жизнь приобрела какую-то динамику.

Люди постепенно начали вылезать из землянок и рожать детей от немногих вернувшихся с войны и оставшихся на проживание не «тутэйшых» фронтовиков и партизан, а также присланных учителей, медицинских работников, колхозных управленцев.

Это уже был другой состав населения, чем в предвоенные годы. К тому же господствовавшие и численно, и материально евреи были уничтожены гитлеровцами, а оставшаяся масса в мои школьные годы уехала в Израиль.

Потихоньку люди начали обустраиваться. Довольно быстро ожила рыночная торговля, а с ней появилась масса спекулянтов, которые обеспечивали спрос на самое необходимое.

На рынках Западной Белоруссии появилось множество поляков, которые привозили импортный дефицит, а на вырученные деньги закупали военное белье и одежду у интендантов воинских частей, расположенных поблизости.

В конце 50-х — начале 60-х на смену патефонам пришли рижские радиолы с проигрывателями на виниловых пластинках — и жизнь приобрела иной оборот.

С появлением СВ- и УКВ-диапазонных приемников люди, как Адам в райском саду, потянулись за искушением познать, а при возможности и попробовать на вкус, чем живет публика за железным занавесом. Ведь к 60-м годам оказалось, что побежденные в войне стали жить гораздо лучше.

Никто не вдавался в подробности — откуда взялись на Западе деньги, кто проинвестировал послевоенное восстановление и бурный рост промышленного производства и особенно — товарной массы для населения.

Никому не было интересно вникать, что страна Советов могла надеяться только на себя, а объемы поступлений по контрибуции составили лишь 5 процентов компенсированных потерь.

Это любопытство, сопряженное с ростом потребительских настроений, сыграло злую шутку — значительная часть людей уверовала в ценность материальной составляющей настолько, что соблюдение норм человеческой морали, ответственность за результаты труда, стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

К тому же религия была не в почете. Церкви и костелы посещали только старики.

Закордонные «просветители», конечно же, не стали пичкать людей сводками с буржуазных полей и новостроек, а день за днем поганили советскую власть и то, что делалось нашими родителями, нахваливая при этом прелести жития в тряпичном избытке и омуте удовольствий.

К великому сожалению, после смерти Сталина последователи революционеров первой волны оказались слабоваты во всех отношениях.

С одной стороны они не стремились к глубокому познанию основ построения нового общества и не могли даже близко соответствовать мозговому уровню своих предшественников. С другой — власть возымевшие стали форсировать события, полагая, что классиками марксизма-ленинизма все написано и оставалось только тупо следовать их заветам.

Дошло до смешного: в век прорыва человека в космос народу было заявлено, что партийные власти в состоянии обеспечить все, чтобы нынешнее поколение очутилось в сказке коммунизма.

И это в то время, когда люди уже получили кое-какое представление о разнице бытия здесь и там.

Более того, люди не понимали, как можно распределять блага не по вкладу в общий котел, а по потребностям.

Сказки у нас любят с детства и даже в какой-то степени верят в их условное соответствие реальным событиям прошлого. Но поверить власти, которая ни с того ни с сего вдруг пообещала то, на что не решался даже Всевышний, было уж слишком.

Однако народ в принципе устраивали подходы советов к организации бытия, только вера в адекватность правящих элит была подорвана.

Масла в огонь подлил рассказ о чудовищном прошлом самого руководства КПСС, обращенный на ответственность прежних руководителей государства — Сталина и Берию.

Верить после этого очевидного обмана было некому. Люди просто продолжали жить в сложившейся системе координат, не очень-то надеясь на власть.

Как и следовало ожидать, в партию, а потом и на руководящие должности стали валом переть карьеристы и приспособленцы.

У нас, в советской Белоруссии, эти процессы не были столь явными, так как все понимали вынужденность риторики Машерова и верили не партии, а ему лично.

В других же, особенно южных, регионах пышным цветом расцвела коррупция, которая перекинулась на московскую власть с помощью щедрых подношений, которых в столице никогда не гнушались.

Если в продуктивном возрасте кремлевские долгосидельцы более или менее справлялись с управлением огромной страной, то в конце 70-х — начале 80-х их разум помутился. Вначале мемуарами начали грешить полководцы, включая Маршала Победы, а за ними и все остальные.

Брежнев стал писательствовать и его брошюрам «Малая земля», «Целина» и др. придворные сразу же придали значимость непревзойденных литературных шедевров.

С этого времени и началось еще более стремительное падение авторитета власти, которое дошло да уровня плинтуса в горбачевские времена.

Да. Горбачева по инерции еще боялись, но никто в партии не уважал.

Не имея надежной поддержки у старой номенклатуры, он начал «перестройку», стал все менять вокруг себя и в регионах. Можно догадаться, по чьей подсказке он придумал выборность директоров, выпустил из бутылки джина спекуляций, названного по старой памяти кооперацией.

Отказавшись от международной помощи, он истощил бюджет огромными затратами на преодоление последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС и довел страну до распределительного способа в обеспечении товарами первой необходимости.

Помогли и предатели, приблизившиеся к Горбачеву со всех сторон, так как вменяемые люди дистанцировались от участия в его перестройке.

Все окончилось развалом Советского Союза и образованием новых независимых государств, тесно связанных друг с другом кооперационными связями.

Практически в производственных циклах и взаимодействии хозяйственных структур, несмотря на трудности переходного периода, мало что поменялось. Отличие от прежнего состояло лишь в том, что государства, кроме Беларуси, лишились собственности на средства производства и у их руля оказались кланы, для которых государственное означает свое.

Часть стран вообще поменяли ориентацию и, обуянные стремлением самолично познать европейские ценности, рванули в объятья прежних недругов.

Сегодня народы воедино уже не собрать. Это совершенно очевидно, так как Запад прочно взял власть в свои руки и повел прибалтийские страны, Грузию, Молдавию, а теперь и Украину в финансово-экономическое небытие.

И это предсказуемые последствия, поскольку Америке да и Европе конкуренты в сфере материального производства и бизнеса не нужны.

Конечно, народ в общей массе постараются успокоить подачками, радостями плотских утех, возможностями работать на закордонного дядю за умеренную оплату. Однако то, что ранее представляло лицо советских республик, потеряно или будет в перспективе потеряно безвозвратно.

Потеряна и гордость за великую Родину, которую отцы и деды защищали до последней капли крови. Мало того, оплевывается и осмеивается совершенный ими подвиг, избавивший человечество от коричневой чумы.

Надолго ли — вопрос времени.

Самая большая проблема в том, что главная сырьевая опора — Россия — за перод ельцинского правления оказалась под американским внешним управлением, которое людям в глаза не бросается. Зависимость банковской и финансовой сферы от ФРС США такова, что Путин не может подмять ее под себя до сих пор.

Да и олигархи — не очень надежная опора, так как их активы размещены в офшорах, до которых Запад, как показал недавний кипрский эксперимент, может дотянуться в одночасье.

Его надежная опора сегодня только на вечных союзников России — самую боеспособную в мире армию и флот. Еще можно пока оперется и на народную поддержку. Но народная любовь — что дышло. Сегодня ты славен, а завтра уж — нет.

Мы, белорусы, как единственный советский анклав на постсоветском пространстве находимся между огнем и наковальней.

Так было всегда. Уж больно хорошее место у нас для проживания и больно уж близко мы находимся от вечных очагов напряженности. Да и маршруты следования грузопотоков и живой силы проходят по нашей древней и многострадальной земле.

Чтобы выжить, мы должны обладать изворотливостью вьюна и иголками ерша, чтобы вывернуться из рук одних и отпугнуть других.

Это совсем непросто, и в этом смысле выбор народа в середине 90-х оказался осознанным и единственно спасительным в ту забубенную пору.

Сейчас, когда нам стало все труднее обеспечить необходимые темпы модернизации огромного количества крупных производств, когда мы еще не обеспечиваем энергетическую независимость и обсолютно надежный сбыт сельскохозяйственной продукции, проблемы выживания сохраняются и в определенной степени усугубляются.

Не думаю, что это грозит потерей обретенной нами независимости — России своих проблем хватает и для Европы мы опасности не представляем.

Двум противоборствующим сторонам даже выгодно иметь буферную зону во избежание трений и конфликтов.

Это доказано событиями на Украине, когда Меркель и Олланд, не очень симпатизирующие «последнему диктатору Европы», просто вынуждены были у нас определить площадку для переговорного процесса по украинским проблемам.

Нисколько не удивлюсь, если после истечения срока соглашений по Донбассу к нам заедет и Джим Керри.

Независимость независимостью, а вот экономический и особенно энергетический суверенитет мы обеспечить пока не можем — и в этом наша главная проблема.

Поэтому просто глупыми и допотопными представляются разговоры о ненужности строительства в Беларуси АЭС и ее возможной заменяемости другими технологиями.

Аналогичный тупизм можно услышать о необходимости повальной приватизации крупных производств и земли.

Оппоненты власти не хотят вникать даже в очевидное: сегодня никто не собирается вкладываться в производства, оснащенные ниже европейского технологического уровня, тем более — покупать за большие деньги модернизированные государством предприятия.

Не доходит, как ни странно, до выходцев из села и то, что только индустриальное сельскохозяйственное производство позволяет обеспечить продовольственную безопасность страны. Что патриархальная деревня исчезает не по прихоти власть имущих, а в силу естественных процессов развития производительных сил в городе и деревне.

Вместо того чтобы способствовать гармонизации общественных отношений, группа обветшавших лиц упорно и активно навязывает молодежи ценности стремления на Запад.

Они используют то, что подростки сегодня не могут, как в прежние времена, находить выход энергии и охлаждать свой пыл драками улица на улицу или танцами до упаду под гармошку, а привыкли высвобождать избыток энергии участием в виртуальных свалках.

При этом особо озабоченные ищут способа потолкаться под опальной символикой на улицах, а в пока единичных случаях даже направляются в горячие точки повоевать за «свободу и демократию», в которой они ничего не смыслят, ибо воспитаны в иной среде.

Знания сегодня молодые люди не собирают по крупицам, так как на все вопросы есть ответы в интернете. По той же причине читать почти никто не желает — нет потребности вникать в переживания книжных героев и осмысливать их поведение.

Это и порождает иждевенческую среду, рыхлую для нового восприятия старой сказки о «европейских ценностях».

А там, в сытой Европе, между прочим, не все так радужно и прекрасно. Особенно сейчас, когда на нее хлынул поток переселенцев из мусульманских стран.

Забыв народную мудрость о том, что ложка дегтя может испортить бочку меда, некоторые полагают, что могучая Европа переварит мусульманское нашествие.

Прав известный мыслитель и автор теории энергоэволюционизма Михаил Веллер, утверждая: «Это — взгляд честного или злонамеренного идиота». И надо ли нам быть участниками этого процесса, тупо ломясь в современный Евросоюз?

Думаю, вопрос однозначен — ни в коем случае, если мы хотим сохранить свои традиции, обычаи, верования и, в конечном счете — страну.

Мы же видим, что нас на каждом шагу обманывают, а если протягивают руку, то совсем не из желания оказать нам помощь и подставить плечо.

Неужели кому-то по душе присуждение женщинам с бородой международных регалий в области искусства?

Неужели мы и вправду считаем Обаму праведником мира и политиком уровня Мартина Лютера Кинга, чтобы присуждать ему почти назавтра после избрания Нобелевскую премию мира?

Неужели никто не считает издевательством над памятью Быкова, Бородулина, Буравкина — присуждение Нобеля по литературе почти не читаемой белоруске, не пишущей на родном языке?

Им это уже не режет глаза, но мы-то чему радуемся и рукоплещем?

Не очень приятно говорить, но похожее мы недавно могли наблюдать и у восточного соседа. И если Путин хочет хоть как-то воспрепятствовать процессу тотальной либерализации, то в Брюсселе все остается по-прежнему. Последствия будут плачевными.

Подводя некий итог, хочется высказать мысль о том, что мы сегодня — маленький остров спасения славянской морали и нравственности. Нам не нужен Ноев ковчег с эмигрантами, нам нужно укреплять берега родной земли, чтобы соленая вода обещаний благополучия и пена «внутренней эмиграции» не размыла и не снесла в море сушу вместе с людьми.

Плыть-то, как оказывается, некуда.