Отпуск на высоте 5000 метров. Зачем люди покоряют горы?

Одышка, боли в коленях, тошнота, тотальный дискомфорт, опасность сорваться в ущелье и закончить свои дни между одиноких скал — не самая приятная перспектива на отпуск. Однако вместо классического отдыха на пляже журналист Денис Бондаренко всё же решил покорить Эльбрус без подготовки. Восхождение на гору изменило его жизнь: переживание физических трудностей и осознание смертельного риска подарили ему ощущение настоящего личного героизма.

Журнал "Дискурс" публикует ироничные воспоминания Дениса о покорении самой высокой вершины России и Европы, в которых он рассказывает, почему горы притягивают людей и по каким причинам в них отправляются дилетанты, как местный гид, пережив удар молнии, продолжил рассказ для туристов, из-за чего на высоте в несколько тысяч метров опасность превращается в приключение и почему люди, добираясь до пика еле живыми, всё равно ощущают счастье.

Отпуск

Человек, обычный нормальный человек выгадывает пару недель отпуска, закупает в «Декатлоне» красивые, блестящие и очень функциональные предметы, берет билет в не самую цивилизованную часть света и в предвкушении натирает объектив экшн-камеры. Человек задумал покорить гору, на которой еще не бывал. Когда заветный отпуск начнется, он с высокой долей вероятности будет каждую ночь трястись от холода, регулярно охуевать от физических нагрузок, перестанет принимать душ, привыкнет источать несвежий запах и основательно расположится в зоне тотального дискомфорта. А чем ближе человек будет подбираться к цели — небольшому заснеженному бугорку на макушке каменной глыбы, — тем чаще он будет блевать, дуреть от головной боли и поименно вспоминать святых угодников. Спрашивается: зачем человек решил провести так свой законный отпуск?

Важная оговорка: речь здесь идет не о тех, для кого подобные самоистязания — естественная составляющая жизни, то есть не о профессиональных альпинистах, спортсменах-разрядниках и разного рода адреналиновых торчках. С их мотивацией всё понятно. Для альпинистов горы — это работа и призвание, для спортсменов физические перегрузки — важная потребность, как жара для термоядерной реакции. А об адреналинозависимых и говорить нечего: они варианты досуга без возможности откуда-нибудь упасть вообще не рассматривают.

Речь о людях более приземлённых. О тех, для кого испытания на прочность в экстремальных условиях, — экзотика. Кто решил отправиться в горы как-то вдруг — по велению души, из ницшеанских соображений или просто, чтобы об этом подвиге узнала бывшая, всё поняла и удавилась от тоски. Скажем, о начинающем ютьюб-блогере из Самарской области, или скульпторе из Екатеринбурга, или руководителе отдела логистики из Нижнего Новгорода, или журналисте из Москвы.

Примерно таким разношерстным составом группа из девяти горных туристов в сопровождении двух гидов вылезает из «Газели», доставившей нас в кабардино-балкарский поселок Эльбрус. Горстка людей между аскетичных пятиэтажных панелек, окруженных каменным частоколом гор. Как между кубиками лего на дне керамической салатницы.

Оглядывая местные пейзажи, группа вздыхает: ах, какую нескромную местность мы выбрали для своих похождений. В тот момент никто особо не думает, что идиллическим маршрут по этим горам выглядит, только когда смотришь снизу. Одышка, мозоли, боли в коленях и прочее появляются, когда уже тронулся в путь, на линии старта все всегда гладко.

Таких, как мы, в окрестностях этих гор бродит очень даже немало. Альпинистский маршрут на вершину Эльбруса — один из самых популярных в мире: по подсчетам местного МЧС, ежегодно его проходят порядка десяти тысяч человек. И преимущественно это те самые дилетанты, которые вспоминают о своей глубокой связи с горными тропами раз в пятилетку или вообще один раз за всю жизнь.

Зачем мы здесь?

Выяснение причин участия в высокогорном походе — одна из самых популярных тем для обсуждения в посиделках у портативных газовых горелок под котелком (костров выше 2500 метров не бывает — деревьев нет). Слушая беседы в других группах, понимаю, что подобная риторика распространена у всех на склонах высокой горы. Важный, в общем, вопрос.

«Риторика» — потому что внятно объяснить даже собственные мотивы никто не может. 

Мол, захотелось что-то вдруг. Так же, например, невозможно объяснить, почему решает пойти в музей человек, который в порядке вещей посещает такие заведения раз в год — есть масса довольно смутных причин. При этом в целом получается довольно поучительно — сначала забираемся бог весть куда, а потом начинаем разгадывать тайну собственной души: а какого, кстати, хера я вообще здесь делаю?

Основной мотив озвучивается по-разному. Кто-то спасается от цивилизации и устраивает себе детокс от маркетинговых сношений, социальных иерархий и привычного распорядка. Кто помладше говорит об инициации, которую невозможно получить в современном обществе. Кто-то расплывчато говорит о платонической основе своего желания — неудержимой любви к природе. Хотя, казалось бы, горы — не самый очевидный объект для любви. Примерно как красивый, но неуступчивый, заносчивый, жестокий и абсолютно лишенный эмпатии мудак. Вполне можно было бы выбрать для любви тургеневские пейзажи средней полосы или на худой конец море.

Особенно распространенная версия — посмотреть, как я буду преодолевать трудности, справляться с собой и повышать за счет этого самооценку. Хотя, опять же, зачем для этого идти в такую даль и рисковать здоровьем — непонятно: можно с таким же успехом вскопать дачу за выходные или сплести ковер на ручном ткацком станке 1911 года выпуска. И пользы явно больше.

Причина, с которой действительно трудно спорить — «фотки хорошие получаются». 

Правда, озвучивают ее немногие. Ну да, виды вокруг эпичные, можно не глядя сторис выкладывать. Горизонт со всех сторон очерчивает острая пила гор, по срезу бездонных трещин в ледниках можно изучать этапы эволюции, кучевые облака гроздьями развешены прямо у вашего спального места. Глаза мокнут от подступающей со всех сторон благодати. Красота. Ваша личная эпоха великого контента наступила, готовьте лаконичные подписи к постам.

Хрупкость жизни

Добавляет романтики и то, что, объективно говоря, вокруг территория повышенной опасности. Криво наступил на валун — придумывай, как транспортировать себя с вывихом лодыжки по пересеченной местности двадцать километров. Одни только мысли о возможном воспалении аппендицита в этой глуши учащают пульс на треть. От всего этого получается очень трезво ощутить, как же все-таки хрупок мой организм вдали от дежурных отделений больниц.

Среди постоянных посетителей этих мест находится много людей, привыкших к такому суровому отношению природы к здоровью человеку. И кому есть, что об этом рассказать. Узнать этих людей несложно: на них затертые альпинистские одежды с множеством заплаток, они ночуют в палатках, которые ставят прямо на леднике. С коричневыми от активного солнца лицами они вальяжно курят у обшитых металлопрофилем вагончиков в альпинистском лагере. Еще более прожжённые ездят верхом на лошадях — в старых сальных тулупах, с доисторическим ружьем «Сайга» в руках и абсолютно отрешёнными лицами. 

И даже если цель такая изначально не ставилась, пообщаться с этими людьми поближе — достойная причина, чтобы смотаться в эти дебри. Хотя бы для того, чтобы много лет потом пересказывать их истории.

Вот, например, местный гид со звучным именем Казбек работает в горах уже два десятка лет, больше пятидесяти раз поднимался на Эльбрус. Как-то раз в него на вершине горы ударила молния. Сдержанно и с легкой грустью он сообщает, что ощущения от этого явления ему не понравились. На полчаса, по словам Казбека, он ослеп и потерял всякое желание жить дальше. Но постепенно пришел в себя, прозрел, смахнул с лица пепел ресниц и в качестве гида повёл свою группу вниз. Где ещё получится расспросить о впечатлениях человека, которого било током в пару миллионов вольт? Живая реклама укрепления здоровья на высокогорных курортах.

Истории о провалившихся в трещины, потерявших способность передвигаться из-за горной болезни и уворачивающихся на склоне от лавин и камнепадов — жемчужины репертуара завсегдатаев горных вершин. Кажется, если в какой-то момент из-за ближайшей скалы выскочит йети, схватит охуевшего вас под мышку и понесет к себе в берлогу, то в глазах вашего гида в этот момент загорится значок «+1», означающий пополнение коллекции баек.

Территория повышенного героизма

Наверное, такое страстное отношение к историям о чужих напастях привело бы к полному вымиранию туристов как вида, если бы истории о спасении неродивых коллег по восхождениям не обладали еще большим статусом.

Двадцатилетний, но уже сравнительно опытный альпинист Олег приехал покорять Эльбрус во второй раз. Когда он был здесь до этого, он, по сути, не дал погибнуть своему другу. Тот заснул, шагая по предрассветной тропе чуть выше пяти тысяч метров, — из-за недостатка кислорода и усталости такое случается — и покатился вниз по склону. Спасло его то, что он был пристегнут веревкой к Олегу, а тот благополучно зарубился — вонзил в заснеженный склон свой ледоруб, на котором оба и повисли.

Склон, по которому они чуть было не покатились, через пару сотен метров заканчивался полем острых скал. Спасатели называют его трупосборником. Такое вот ёмкое, утилитарное название. Слушая, как просто Олег рассказывает о своем подвиге, остро осознаю, как же мне не хватало подобной истории и роли спасителя в мои невротичные двадцать лет.

На радиоволне с байками об опасностях и геройствах в горах вещают все, у кого они есть в запасе. Слушая их, понимаешь, что люди, в чей лексикон основательно вошли слова вроде «трупосборник», «ледоруб» или «темляк», живут совершенно непохожую на твою собственную заурядную жизнь. Есть, конечно, подозрения, что все эти инструкторы и гиды тоже по утрам переставляют будильник еще на пять минут, но очевидно, они-то делают это намного более стойко и мужественно.

Кажется, что эти люди максимально приблизились к статусу супергероев, о котором я так мечтал в детстве, когда перематывал на начало VHS-кассеты с боевиками категории-Б. Глядя, как ушибленный на голову Джеки Чан гоняется за доспехами бога, примерно одиннадцатилетний я повторял себе, что когда-нибудь тоже буду вот так прыгать на песчаные барханы из верхних слоев стратосферы, а в полете между делом избивать роту недостойных мужчин. Даже не знаю, в какой момент что-то пошло не так и я свернул с этого пути.

Шагая по леднику где-то в районе отметки «4500 метров над уровнем моря», наш гид Саша поворачивается и растянувшейся на полсотни метров группе кричит одно слово: «Привал!». Все падают пуховиками на снег. В этот момент я понимаю, что вернулся-таки на запланированный в детстве маршрут. Достаю из кармана шоколадный батончик и чувствую себя тем мужиком из рекламы сигарет Camel, которому, чтобы закурить, нужно было как минимум перейти Миссисипи вброд. Понимаю, что это, наверное, глупо, напыщенно, но, боже, как же приятно.

Дефицит приключений

Поисков доспехов бога здорово не хватает в повседневности. Пожалуй, из тотального дефицита приключений в обычной жизни и берутся все эти исследователи высокогорных трупосборников и рыцари палаточных лагерей. Городская жизнь до омерзения понятна, предсказуема и безопасна. Вот вам, пожалуйста, остановка с прикрученным к столбу расписанием регулярных рейсов автобусов, вот заспанная девочка в бейсболке привычно продает кофе, а вот и здание с вашим рабочим местом, с которым, если уж честно, вообще все ясно от начала и до самого конца.

Вот бары-клубы-дискотеки с четко регламентированным уровнем неформальности, там можно оторваться по полной. А камеры видеонаблюдения подскажут нужный момент, когда вас пора стаскивать с барной стойки, аккуратно сажать в такси или полицейскую машину и отправлять домой — пусть и с параллельным составлением протокола.

Пещерный человек торжественно отбарабанил бы костью «Турецкий марш», узнай он, как в современном обществе усовершенствовалась защита от хищников по ночам. Правда, видя на горном склоне тощенького шакала, бегущего красть помои в лагере альпинистов, тот же пещерный человек во мне отчего-то чувствует трудноуловимую ностальгию.

​Когда, виляя по каменистым тропам, мы добираемся до отметки 4 км над уровнем моря, нам проводят инструктаж и ледовые занятия — обучение тому, как правильно падать в пропасть. Примерно в тот момент понимаю, что здесь всё здорово отличается от привычных городских ритуалов с их бесконечными рамками металлоискателей. Инструктор с прокопчёным лицом цвета охотничьей колбасы, с облезающей шкуркой на носу, хрустя снегом под проржавелыми кошками, рассказывает, из-за чего в ближайшие пару дней вы можете умереть.

Небо ясное, из чьей-то блютус-колонки неподалеку томно мурлыкает Билли Айлиш, а тебе сообщают, что, теоретически, завтра погода может начать убивать. Кровожадная однако метеорологическая ситуация у вас тут. 

Хочется уточнить о возможных намерениях горных ручейков, звездного неба и банок тушенки на общей кухне — может быть, кто-то из них тоже планирует устроить кровавую баню в ближайшие дни?

Общее действие историй о том, куда можно упасть, почему начинают разговаривать с воображаемыми людьми на высоте или как заколоть себя своей же амуницией оказывается неожиданным: в душе начинает шевелиться что-то почти незнакомое. В этот момент слышишь вполне отчетливую фразу в себе: «а я бы, кажется, ещё немножко пожил». И этому выводу здорово удивляешься.

Дело в том, что в привычной городской реальности к нему, кажется, не приводит ни один внешний раздражитель. Ситуаций «или-или», в которых самураю предлагается без колебаний выбирать смерть, в моей жизни не случается. Ни на эскалаторе в метро не встает такой выбор, ни в смирных очередях за пенным лагером, ни на совещаниях по развитию стратегий и концепций. 

По пути на рынок выходного дня за малосоленой форелью при всем желании в трупосборник не свалиться.

В нашем насквозь безопасном и продуманном мире, кажется, осталось очень, очень мало действительно неопределенных ситуаций. Из рисков разве что экономические — дадут ли премию, не придется ли искать новую работу. А оступиться и улететь в бездну может разве что курс рубля. Пережидать бурю, сидя за скалами, особо не приходится. А если она и началась, то в любой момент сегодня я могу достать из кармана великое достижение цивилизации, поводить по нему пальцем и призвать эвакуатор из любой жизненной ситуации с надписью Uber на боку. И во время эвакуации можно даже включить свой новый плейлист на Spotify.

Знание того, что привычные инструменты ближайшие несколько дней не сработают, веселит, кажется, всех новоиспеченных альпинистов. Неопределенность, в которой может случиться так, а может по-другому, может быть повезет, а может нет, запускает в организме какой-то удивительный механизм. Помпу, которая начинает вкачивать в кровь совершенно невообразимый коктейль гормонов.

Из всего этого — реальных опасностей, странной компании и таких же обстоятельств — и складывается предчувствие приключения. Как походный рюкзак складывается из предметов разного назначения, один из которых не дает промокнуть, а другой сделает из окружающего пейзажа картинку на память. И на дно, в основу понятия «приключение» ложится риск. Он-то и раскроет мне какую-то часть меня настоящего, через него я узнаю про себя что-то новое, что-то важное. Без него механизм не заводится, свечи не искрят.

Приключения, которые предлагает городская массовая культура вроде трехдневных рейвов или прогулок на лошадях по пригородным угодьям, сосредоточены на гедонистической составляющей. Риск здесь как бы лишний. Да и неоправданно дорог для организатора таких развлечений. Но из-за этого привкус от этих мероприятий остается немного приторный. В голове бродит мысль: «ок, это было приятно и мило, но ничего больше ждать не стоит, да?»

Счастливый конец

Переставляя ноги по утоптанной снежной тропе уже в паре часов пути от заветного бугорка, оборачиваюсь назад. В предрассветном сумраке по склону Эльбруса тянется длинная змея из пары сотен фонариков на головах альпинистов. От высотной эйфории, наверное, это кажется чудом способности людей к организации. А собственный фонарь на шапке делает и меня частью этого перфоманса. И причастность к действию, напоминающему иллюстрацию из приключенческого романа, пьянит.

Подозреваю, что схожие чувства испытываешь, и когда в открытом море начинаешь производить манипуляции с мачтой парусника. Или прикрепляешь к футболке номерок перед сверхмарафоном. Или прыгаешь с высоченного моста с примотанной к заднице резинкой и надеждой потерять сознание и очнуться уже в прохладной кровати от мысли, что страшные всё таки сны снятся в ночь с понедельника на вторник.

Поставщики таких развлечений продают потрясающую вещь — мечту о том, что хотя бы на короткое время можно стать героем в собственных глазах. 

Это вам не на Рыбинском водохранилище спьяну на пляже заснуть или пройти «Ведьмака» на сложности «Боль и страдания». Я рис-ко-вал. И даже если это мне только казалось, я всё равно, наверное, что-то заслужил — как минимум неиссякающий поток реакций в инстаграме. Я посмотрел на себя другого и, возможно, теперь знаю, как сделать себя чуть лучше. И если оказалось, что это мне по плечу, то, наверное, и что-то еще я смогу в этой жизни сделать.

В девять утра на малюсеньком пятачке вершины толпа. Все радуются, вскидывают руки вверх и обнимаются. Те, кто в этот момент запивает цитрамон чаем, тошнит на снег или просто лежит пластом, тоже радуются, просто это менее заметно.

У заветной таблички с цифрами 5642 с широкой улыбкой лежит мужчина лет сорока. Гид долго фотографирует его, затем ободряюще показывает большой палец, поворачивается к другому гиду и твердо произносит: «так, всё, Паша, понесли его нахер отсюда!». Они берут под руки лежащего у таблички и, буквально повесив его тело на плечи, начинают спускать с горы. На лице мужчины всё та же улыбка, кажется, он счастлив.

Пускай, вернувшись домой, человек снова засядет перед экраном, будет нарезать кружочки салями под шоу Ивана Урганта и провоцировать склоки на работе из-за ерунды. Что-то новое появилось в нём и тихонько делает свою работу. Однажды он был героем, и не исключено, что в следующем году ему даже захочется это повторить.

Источник