Плохие отношения между Эстонией и Россией как условие процветания политической элиты

В конце 80-ых и начале 90-ых годов, когда большинство населения говорило о свободе и демократии, равенстве и братстве, весьма узкий круг политиков, будущих лидеров экономики и политического истеблишмента, определился с ключевым вопросом — вопросом гражданства ЭР. Трезвые и прагматичные головы уже во времена «поющей революции» прекрасно понимали, что вот-вот грядет эпоха приватизации. Речь не идет о «желтых» картах, речь о том достоянии, которое до определенного момента считалось то ли народным, то ли ничьим – предприятиях, профсоюзной и прочей собственностью. Всё это следовало «правильно» разделить.

Эти прагматики совершенно точно понимали, что ограничение какой-то части тогдашнего общества Эстонии в правах гражданства в значительной мере облегчит им доступ к той самой приватизации. В результате положения конституции 38-ого года и закона о гражданстве того же времени были изменены ровно настолько, чтобы треть населения занималась другими проблемами и не думала о возможностях полноправного вхождения в экономическую жизнь общества.

Однако им надо было обосновать лишение прав значительной части населения и титульной нации, и всему остальному миру. Именно тогда начали создаваться стереотипы, в соответствии с которыми русские (ради краткости я буду использовать это слово для обозначения национальных меньшинств Эстонии) являются врагами независимости. Тогдашние прагматики, вышедшие в массе своей из местных коммунистов, но по велению времени ставшие антикоммунистами, не хотели отказываться от кастовости социалистического общества при переходе к рынку. И намерение свое успешно осуществили – русских, внёсших значительный вклад в экономические успехи страны, превратили в отверженных.

Ситуация несколько изменилась в середине 90-ых, когда приватизация, в основном, закончилась (заводы, фабрики, автобазы и т.п. стали собственностью, по большей части, их прежних директоров-коммунистов), и появилась следующая возможность приступить к созданию монолитного, зиждущегося на единых ценностях гражданского общества. Но к этому времени в основном уже сложились политические партии и появилось сообщество политиков, понимающих, что при определенных условиях они могут обеспечить себе безбедное существование, ничем не рискуя и ни за что не отвечая. А это, в свою очередь, стало зависеть от того, каков состав избирателей на парламентских выборах. И опять часть прагматиков, здраво оценивающих обстановку, пришла к выводу, что их благополучие зависит от того, сумеют ли они удержать в минимальном количестве русских избирателей.

Но в стране, где лишь две трети населения принадлежит к этническому большинству, нельзя просто взять да и ограничить оставшуюся треть в его гражданских правах без опасности, что сами эстонцы вдруг зададутся вопросом, а с какой это стати так бессовестно дискриминируется значительная часть эстоноземельцев. И, чтобы таких вопросов не возникало, эстонской политэлите надо было выработать у значительного большинства эстонцев устойчивое негативное отношение к проживающим в Эстонии русским (по методикам, очень похожим на те, с помощью которых национал-социалисты всего за 6 лет, с 1933 по 1939, превратили немцев, один из наименее антисемитских народов тогдашней Европы, в откровенных юдофобов).

Это в свою очередь требовало создания устойчивого представления о живущих в Эстонии русских как о некой «пятой колонне» опасного и коварного восточного соседа. Что невозможно без создания образа врага в лице России.

Если принять мои рассуждения, то это объясняет всё – и отсутствие пограничного договора между Эстонией и Россией, и «бронзовую ночь», и противодействие Норд-Стриму, и вой в защиту агрессора Саакашвили, и провокационные заявления эстонских политиков от Оюланд до Ильвеса, и постоянные визиты в Таллинн не имеющих никакого политического веса Касьянова, Немцова, Новодворской и т.п., и многое другое.

Плохие отношения между Эстонией и Россией нужны эстонской политической элите для того, чтобы держать в узде основную массу избирателей – эстонцев. Страх перед Россией и местными русскими, а с другой стороны, чувство глубокого удовлетворения от того, что кому-то, при прочих равных условиях, живется хуже и труднее – в огромной мере благодаря этим двум факторам такие как Ильвес, Лаар, Ансип и пр. могут красиво и безбедно существовать.

Наши потомки, читая рассекреченные архивы, когда-нибудь найдут в них такое: «Если бы не было русских и России, их следовало бы придумать. А придумав, тут сделать из России врага, а из местных русских – париев». Говорить об улучшении отношений между Эстонией и Россией бессмысленно – ансипы и лаары никогда этого не допустят, это противоречит их личным интересам.