Последние голоса Второй мировой

Кто-то был героем, кто-то – жертвой. Иные воевали на стороне фашистов, стремившихся к мировому господству. Сегодня, 75 лет спустя после войны, это поколение уходит. Воспоминания последних очевидцев войны проникновенны, как никогда.

75 лет назад закончилось самое масштабное, разрушительное и кровавое побоище в истории. Вторая мировая война действительно затронула весь мир. Это был глобальный конфликт между союзными державами (прежде всего – СССР, США, Великобритания, Китай) и Германией, Японией, Италией, а также другими странами гитлеровской коалиции.

70 миллионов мужчин и женщин служили в вооруженных силах и принимали участие в величайшей военной мобилизации всех времен. Но больше всего страданий и смертей выпало на долю гражданского населения. Из подсчитанных 66 миллионов погибших почти 70 процентов (около 45 миллионов) были мирными жителями, включая 6 миллионов евреев, убитых во время холокоста. Десятки миллионов были вынуждены бросить свои дома и страны, многие потом годами жили в лагерях для беженцев.

Не менее масштабны были изменения в послевоенном мировом порядке: от начала ядерного века до основания Израиля и столкновения двух сверхдержав – США и СССР. Вторая мировая также поспособствовала созданию международных альянсов, таких как ООН и НАТО, призванных предотвратить подобные катаклизмы в будущем.

И все же с течением времени, подобно тому, как выцветают старые черно-белые фотографии, осведомленность людей о самой масштабной в истории человечества войне и ее катастрофических последствиях начинает ослабевать.

А тем временем живых свидетелей трагических событий остается все меньше. По статистике правительства США, в 2019 году из 16 миллионов американцев, прошедших войну, таких было менее 400 тысяч. (В России, по данным этого года, – чуть более 80 тысяч. – Примечание русской редакции.)

До тех пор, пока свидетели Второй мировой готовы рассказывать нам о ней, мы должны использовать уникальный – и очень ценный – шанс.

Война вырвала миллионы людей из привычной обстановки, показала многим неведомый прежде мир и заставила пройти через невообразимые испытания. А для некоторых, плюс ко всему, стала порой открытий и новых возможностей.

Например, мы знаем, как проявил себя 20-летний Гарри Стюарт-младший, дед которого был рабом. Гарри, никогда не водивший машину, стал истребителем в знаменитой группе летчиков-афроамериканцев «Пилоты из Таскиги», совершил 43 боевых вылета и был награжден Крестом летных заслуг.

Такие успехи вдохновляют, и им нужно отдать должное. Однако гораздо чаще люди, пережившие войну, будь то союзники или представители гитлеровской коалиции, вспоминают о трагедиях. Их рассказы помогают представить, каким адом стала Вторая мировая, и свидетельствуют о ее жестокости, принесенных ей страданий и ужаса, который испытывали – причиной которого становились – обе стороны.

В память врезается рассказ Виктора Грегга, британского солдата, попавшего в плен к немцам. Его тюрьма была уничтожена союзниками во время бомбардировки Дрездена в 1945 году. Виктор своими глазами видел, как заживо горят горожане (всего жертв было 25 тысяч), и его всю жизнь преследует неизбывное чувство вины и стыда. «Умирали женщины и дети. Я не мог в это поверить. Мы же воевали на стороне добра», – говорит он. Его история, как и многие другие, должна навсегда остаться в нашей памяти.

Сделанная вручную модель P-51 Mustang хранит яркие воспоминания Стюарта, совершившего 43 боевых вылета на точно таком же самолете. Внук человека, рожденного в рабстве в штате Алабама, Гарри Стюарт, сопровождая американские бомбардировщики, сбил три вражеских самолета, за что был награжден Крестом летных заслуг.

Около тысячи афроамериканских летчиков, принимавших участие во Второй мировой, учились летать в Таскиги, штат Алабама, – на единственном военном аэродроме США, где обучали чернокожих курсантов. До сегодняшнего дня дожили лишь 10 летчиков Таскиги. Отставной подполковник Гарри Стюарт-младший, которому в прошлый День независимости исполнилось 95 лет, – один из них.

Выросший в Квинсе, штат Нью-Йорк, Стюарт часто приходил к аэродрому, находившемуся неподалеку от его дома, чтобы полюбоваться огромными алюминиевыми птицами и помечтать о полетах. Он осуществит свою мечту в 1944 году, когда начнет сопровождать американские бомбардировщики к их целям в Европе.

Во время одной из таких миссий в Пасхальное воскресенье 1945 года Стюарт и шесть его товарищей по эскадрилье летели на высоте 1500 метров над оккупированной нацистами Австрией. В какой-то момент они поняли, что оказались в меньшинстве, а вокруг – самолеты Люфтваффе. Завязался жестокий воздушный бой.

После приземления на базе в Италии Гарри встречали как героя, приписывая ему три сбитых вражеских самолета. Но летчик думал не о славе, а о трех своих товарищах, сбитых в бою. Один погиб мгновенно, другой потерпел крушение в Югославии, а третий катапультировался (его тело обнаружат двумя неделями позже в Австрии.

После войны Стюарт остался в военно-воздушных силах (в 1948 году президент Гарри Трумэн утвердил расовую интеграцию военных) и в 1949-м с двумя другими пилотами Таскиги выиграл первые соревнования на звание «Лучший стрелок». Год спустя послевоенное сокращение бюджета вынудило тысячи офицеров покинуть ВВС – Гарри Стюарт был одним из них. Он получил лицензию коммерческого пилота и подал заявку в авиакомпании Pan American и Trans World. Ему было отказано: чернокожих пилотов в штат не брали.

Стюарт не растерялся, поступил в Нью-Йоркский университет и получил диплом инженера-механика. Он завершил карьеру в ранге вице-президента одной из крупнейших газопроводных компаний страны.

«Я хочу, чтобы их запомнили как добропорядочных граждан, защищавших свою страну даже в условиях процветавшей тогда дискриминации».

В 2018 году Стюарт впервые после войны приехал в Австрию, на этот раз в качестве гостя австрийского правительства. Историки, изучавшие судьбы сбитых летчиков союзной авиации, установили, что товарищ Гарри Стюарта по эскадрилье Уолтер Мэннинг, катапультировавшийся во время боя, был взят в плен живым. 24-летнего парня растерзала толпа, подстрекаемая нацистской расовой пропагандой. Ровно 73 года спустя в присутствии Стюарта и его дочери австрийские чиновники принесли извинения и открыли мемориал в память об этом злодеянии.

По словам Стюарта, он никогда и не думал, что подвиг летчиков из Таскиги удостоится упоминаний в музейных экспозициях, учебниках истории и голливудских фильмах:

«Я просто хочу, чтобы их помнили как добропорядочных граждан – отважных американцев, знавших, что такое долг, и защищавших свою страну в трудные времена, вопреки процветавшей тогда дискриминации».

Вера Никитина Блокадница, СССР«Не хочется это все вспоминать. Это так все тяжело. Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще пережил такое. Когда я начинаю говорить о своем детстве, я расстраиваюсь. я начинаю плакать. Я не хочу больше плакать; я хочу дожить спокойно и видеть в жизни только хорошее. Извините». Вера Никитина (87 лет) была ребенком во время 900-дневной блокады Ленинграда. Ее эвакуировали в первый год. К тому времени Вера уже потеряла мать. Почти все ее родственники, оставшиеся в городе, погибли от голода, холода или от обстрелов и бомбежек. Общее число жертв блокады составило по меньшей мере 800 тысяч человек.

Виктор Грегг. Десантник, Великобритания

Горячий чай и булочка показались Виктору Греггу ужасно заманчивым предложением в тот сырой лондонский день в октябре 1937 года – заманчивым и вполне достаточным, чтобы он последовал за вербовщиком и записался в британскую армию. «Мне в тот день как раз исполнилось 18, – вспоминает Грегг, недавно отпраздновавший 100-летний юбилей. – Но, знаете, насколько мне помнится, обещанную чашку чая я так и не получил». А получил участие во Второй мировой, от начала и до конца. В сентябре 1939-го Грегг служил в Палестине. Следующие три года он провел в североафриканской пустыне, выполняя секретные задания в тылу врага.

В 1943-м Виктор в составе воздушного десанта высадился в Италии. В сентябре 1944 года он участвовал в битве за Арнем – неудачной попытке союзников захватить мост через Рейн. «Нам обещали легкую победу, – вспоминает Грегг. – Вместо этого мы столкнулись с несколькими танковыми дивизиями, о присутствии которых никто, похоже, не подозревал». Грегга взяли в плен и отправили в германский трудовой лагерь под Дрезденом. Он дважды безрезультатно пытался бежать, и в наказание его послали работать на мыловаренный завод. Вместе с еще одним военнопленным Виктор устроил поджог: завод сгорел дотла. За это бунтарей приговаривают к смертной казни. 

«Нас перевели в Дрезденскую тюрьму и сказали, что расстреляют утром», – рассказывает Грегг. Вмешалась судьба. В ту ночь британские и американские самолеты обрушили на Дрезден зажигательные бомбы. Одна из них угодила в здание тюрьмы, и Грегг сбежал через пролом в стене. Ужасы, которые ему довелось увидеть в течение следующих нескольких дней, будут преследовать его всю жизнь. «До того момента война для меня была местом, где одни солдаты сражаются с другими, но теперь я увидел страдания женщин и детей, мирных жителей, – вспоминает Виктор. – Я не мог в это поверить. Мы же должны были оставаться хорошими парнями!».

Грегг бежал из Дрездена и направился на восток, где присоединился к наступавшим советским войскам. С ними в Лейпциге он встретил день капитуляции Германии. Виктор долго не мог вернуться к обычной жизни. Он искал опасностей, и этот поиск привел его в британскую разведку: Грегг участвовал в спецоперациях по ту сторону «железного занавеса». Воспоминания о Дрездене не оставляли.

Но недавно Грегга пригласили публично рассказать о своей жизни. После выступления к нему подошла женщина лет восьмидесяти: она сказала, что в детстве пережила бомбардировку Дрездена. Грегг признается, что во время их разговора он обрел внутренний покой, который был недостижим все эти долгие годы: «Не могу точно сказать почему, но я наконец-то почувствовал себя прощенным».

Рассел Кларк. Судовой механик, США

Повредив спину во время игры в футбол, Расселл Кларк понял: служба в армии ему не светит. Но 18-летний сын фермера из Канзаса отчаянно хотел пойти по стопам двух старших братьев, которые ушли на войну. Кларк оплатил операцию по удалению грыжи – и в начале 1945 года уже служил в машинном отделении эскортного миноносца «Фаркуар» в северной Атлантике.

«Внизу у нас было жарко и душно, градусов 40», – вспоминает 95-летний Кларк. Несмотря на изнурительные часы, проведенные в трюме, Кларк уверен, что по сравнению с остальным экипажем ему повезло: «Бедняги на палубе постоянно мерзли». Его единственная стычка с врагом произошла наутро после капитуляции Германии. Нацистская подводная лодка, командование которой, очевидно, еще не получило приказа, атаковала «Фаркуар».

«Они не оставили нам выбора, – вспоминает Расселл. – Мы выпустили по ним торпеду». Все, что осталось от врага, – пятно масла на водной глади.

Вильгельм Симонсон. Летчик, Германия

Направляя танки и артиллерию к целям из кабины самолета-разведчика, Вильгельм Симонсон наблюдал за вторжением в Польшу с высоты птичьего полета. Происходившее казалось ему приключением. Все изменилось, когда Вильгельм прибыл в Варшаву. Столица Польши была разрушена немецкими бомбами. Погибли тысячи людей, в основном мирные жители.

Проживший долгую жизнь – недавно ему исполнилось 100 – Симонсон до сих пор помнит запах гниющих тел под обломками зданий: «Я сказал себе: “Никогда не сброшу бомбу на человека”».

Вильгельм подал рапорт о переводе в летчики-истребители. Он совершал десятки ночных вылетов в поисках британских бомбардировщиков. «Я летал с мыслью, что не позволю англичанам сжечь наши города, – вспоминает он. – В 22 года я был таким наивным!».

Весной 1944-го Симонсон понял: война проиграна. «Я осознавал, что мне просто нужно выжить», – объясняет он. Известие о капитуляции Германии принесло огромное облегчение. «8 мая 1945-го стало для меня вторым днем рождения. Это означало конец убийствам и страху, – говорит Вильгельм. – Вид полыхающих городов сделал меня пацифистом. И с годами эти убеждения только крепнут».

Сидзуё Такэути. Пережила бомбежку, Япония

Забыть 25 февраля 1945 года, когда американские B-29 бомбили Токио, она не сможет уже никогда. Дом 13-летней Сидзуё сгорел дотла. Подарок отца, учебник английского языка, рассыпался у нее в руках.

О второй бомбардировке, 10 марта, Сидзуё помнит немного: как сначала бежала через круговорот поднятых в воздух обломков, а потом брела мимо обугленных тел, среди которых было тело женщины, пытавшейся прикрыть собой ребенка. «Я испугалась, потому что все чувства временно покинули меня», – вспоминает Такэути. Сейчас ей 89 лет, она замужем, вырастила двоих детей, и продолжает работать – выступает перед аудиторией в центре, объединяющем свидетелей ужасов войны.

Борис СмирновФельдшер, СССР

 «Любовь к родине – вот что помогло нам выстоять», – говорит 93-летний Борис Смирнов. К тому моменту, когда в декабре 1943-го 17-летнего парня призвали в армию, он успел два года отучиться в медтехникуме. После четырехмесячных курсов военной медицины Бориса отправили на фронт.

«Нас, молодых еще фельдшеров, солдаты обычно звали докторами», – с этих слов начинает Смирнов рассказ о своем первом дне на передовой. Его рота строила переправы, и на открытом участке берега командир получил пулевое ранение. Борис бросился оказывать помощь. «Наш сержант сказал мне: “Доктор, ты работай, я тебя поддержу огнем”, – вспоминает Борис Николаевич. – Но, пока я перевязывал командира, выстрелом с противоположного берега мой сержант был убит. Свалился молча». Командира роты спасти не удалось, рана была смертельной.

В октябре 1944 года батальон, в котором служил Смирнов, попал в окружение. «Я видел немецких солдат, которые сидели в 50–60 метрах от нас, бежавших в атаку, чтобы выйти из окружения, – говорит Смирнов. – Они смеялись, махали пилотками, а мои друзья падали». Борис Николаевич бережно хранит копию документа из архива. Это список его товарищей, погибших в тот день. 

Евсей Рудинский. Штурман авиации, СССР

В марте 1940 года десятикласснику Евсею Рудинскому в призывном пункте сообщили, что стране нужно 100 тысяч пилотов. «Я не мечтал об авиации, но учеба мне очень понравилась», – рассказывает 98-летний Рудинский. Он увлекся навигацией и астрономией – Евсей учился на штурмана в Архангельске, полярные пилоты призывали курсантов уважать погоду и не доверять картам.

Его боевое крещение произошло в небе над Курской дугой: «Я летал на пикирующем бомбардировщике Пе-2. Его у нас любовно называли “пешкой”». Евсей Яковлевич говорит, что страх появлялся лишь на земле: «Когда увидишь, сколько в самолете пробоин, или вспомнишь, как атаковали мессершмитты, тогда начинаешь это чувствовать. Если ты совершенно бесчувственный, ты не человек. В конце концов, все мы люди».

Мария Рохлина. Санинструктор, СССР

Бои отгремели 75 лет назад, но 95-летняя Мария Рохлина по-прежнему чувствует войну в каждом пальце. В 1941 году, когда нацисты продвигались по ее родной Украине, Маше было 16. В детстве она мечтала стать летчицей, но стала медсестрой на долгие четыре года. «Я в войну шагнула прямо из школы», – говорит Мария Михайловна.

Однажды, когда она переправляла раненого солдата через Днепр, сломалась доска, заменявшая ей весло, – пришлось грести в ледяной воде руками. С тех пор у Марии Михайловны отказывают пальцы. Приходится время от времени делать уколы в каждый сустав.

В 1942 году Рохлина оказалась в Сталинграде. Битва продолжалась более полугода, превратив город в руины; погибли десятки тысяч мирных жителей. В разгар морозов Мария укрывалась с солдатами и офицерами из разных частей в одном из цехов тракторного завода. Там не было ни клочка бумаги, ни дерева, чтобы разжечь костер. «Мы согревали друг друга телами своими, – вспоминает она. – Мы там поклялись никогда не забывать Сталинград, никогда не забывать тех ребят, которые стояли в обнимку, согревая друг друга».

«В Сталинграде ведь зимой трупы не хоронили. Трупы складывали. Негде было хоронить».

Страшные воспоминания до сих пор преследуют Марию Михайловну: горячие кишки умирающего солдата, которые она пыталась вправить ему в живот; или ее коллега-медсестра, которую изнасиловали и, отрезав грудь, убили немцы. «Я не могу им простить того, что я видела», – говорит Рохлина.

Но ужасы войны объединяли людей. Мария даже не знала имени старшего лейтенанта, сделавшего ей предложение на передовой в минуту смертельной опасности, – и ответила «да». Они прожили вместе 48 лет.

Фред Терна. Пережил холокост, Чехословакия

Оказавшись в Терезинском гетто в 1943 году, Фред Терна начал рисовать. Он рисовал трехъярусные кровати, ряды людей, ждущих скудные пайки, и железнодорожные пути, по которым заключенных увозили в Освенцим. Рисование стало для него напоминанием о том, что он остается человеком.

«Мы были в полосатых робах, все во вшах. Но мы были цивилизованны, говорили правду и спорили о том, каким будет мир».

В 1939-м 16-летний Фред смотрел, как в его родную Прагу входят немецкие войска. Через шесть лет за плечами у измученного, похожего на ходячий скелет Терны были четыре концлагеря, где он голодал, пытался бежать, где как-то раз почти замерз до смерти. Вернувшись в Прагу, Фред узнал, что никого из его ближайших родственников не осталось в живых.

Терна женился (девушка, как и он, была бывшей узницей концлагеря) и в конце концов перебрался в Нью-Йорк, где стал профессиональным художником. Сейчас, в свои 96, он все еще рисует и читает лекции. В домашней студии в Бруклине полные экспрессии, покрытые щедрым слоем краски, холсты Терны послушно выстроились вдоль стены.

Почти через 40 лет после войны Терна узнал, что кто-то спас его рисунки из Терезина и вывез их в Израиль. «Тогда мы еще не знали, что я, по сути, создавал исторические документы», – вспоминает Фред. Как и номер, вытатуированный у него на предплечье, – 114 974, – рисунки стали свидетельством случившегося с ним и с 6 миллионами евреев, погибших в холокост. «Да, наших семей больше нет, но память о них жива, – говорит Терна. – Это мой долг – и, в некотором смысле, теперь и ваш долг тоже – напоминать об этом всему миру».

Жаннин Бёрк. Пережила холокост, Бельгия

Жаннин было три года, когда отец повез ее на трамвае через Брюссель. Он постучал в незнакомый дом, поцеловал дочь на прощание и оставил ее с женщиной, открывшей им дверь. Его арестовали гестаповцы во время облавы на евреев – ему было суждено погибнуть в газовой камере Освенцима.

С 1942-го по 1944 год Бёрк скрывалась в доме одной христианки. Когда нацисты оказывались поблизости, спасительница отправляла девочку в сарай. Жаннин, увидев их в щель между деревянными досками, пряталась в самый темный угол. В 1944 году в город вошли британские солдаты. За дочерью вернулась мать, скрывавшаяся все это время за городом. Бёрк больше никогда не видела свою спасительницу. «Мне уже 80 лет, а я до сих пор плачу, – говорит она. – Мне так и не довелось поблагодарить ее»

Нина Данилкович. Подпольщица, СССР

«На второй день войны Брестская область уже была захвачена фашистами», – рассказывает Нина Данилкович. Ее семья помогала партизанам. 12-летней Нине и ее сестре было легче проходить немецкие посты: «Взрослому нельзя было пройти из одной деревни в другую без пропуска. Дети в пропуске не нуждались». Одним из заданий подполья было доставить по условленному адресу за 12 километров револьвер. На каждом перекрестке стояли патрули, обыскивали всех. Как спрятать наган?

«У нас в Белоруссии многие ткали, пряли, в ходу были большие клубки ниток, – поясняет Нина Михайловна. – Мама придумала замотать револьвер в клубок и положить в корзину с нитками». Самым сложным было делать вид, что корзина легкая. Полиция подозревала семью в помощи партизанам, но доказательств не было.

Однажды младшая сестра Нины, 11-летняя Лариса, выбежала в лес за ягодами и не вернулась. Ее нашли с колотыми ранами в сердце... В конце концов семья Нины присоединилась к партизанскому отряду. Сегодня, в свои 90, Нина Михайловна Данилкович – старейшая сотрудница НИИ Антропологии МГУ.

«Полагаю, они решили, что если я разбираюсь в экономике, то смогу взломать код», – говорит 98-летний Артур Мэддокс. Его, лучшего студента Оксфорда, завербовала британская разведка. Мэддокса отправили в Блетчли-парк, в Правительственную школу кодов и шифров. Ему было поручено взломать код, лежавший в основе работы немецкой шифровальной машины «Лоренц», которой пользовались Гитлер и его окружение. «Лоренц» использовала чрезвычайно сложный принцип шифрования, но в последние месяцы войны Мэддокс и его коллеги читали переписку между нацистскими лидерами настолько свободно, что капитуляция Германии в мае 1945 года, по словам Артура, не стала для них новостью: «Мы давно знали, что все кончено».

Валентин Шорин. Блокадник, СССР

Осенью 1941 года, когда нацисты взяли Ленинград в блокадное кольцо, Вале было всего пять лет. Первое время трамваи продолжали ходить, и мама каждый день отвозила его в детский сад. Потом начались бомбежки, и приходилось идти пешком. Мать и сын постоянно голодали.

«Я выжил благодаря маме – она отдавала мне часть своего пайка», – рассказывает Валентин Иванович. Ранней весной мама ослабела настолько, что уже не могла ходить. Приехала тетя, чтобы забрать сестру в больницу. Валентин Шорин хорошо запомнил тот день: тетя Таня ведет его за руку в садик, другой рукой тянет за собой деревянные санки, в санках – мама. Они подходят к детскому саду, тетя отводит его. «Я глянул на маму... до сих пор не могу как-то..., – 83-летний мужчина делает паузу. – Смотрю – у нее слезы, большие такие, ручейками. И я почувствовал, что ее в последний раз вижу...».

Валя попытался вырваться, даже укусил тетю, но мама крикнула: «Валя, иди, иди! Я поправлюсь и тебя заберу». С этого дня детский сад стал для мальчика первым детским домом.

Ханс-Эрдман Шёнбек. Танкист, Германия

Он выжил в одной из самых кровопролитных битв в истории человечества. Он смотрел Адольфу Гитлеру в глаза и спал в нескольких метрах от бомбы, которая чуть не унесла жизнь фюрера. 98-летний ветеран Вермахта любит повторять: «Не иначе как всю жизнь за мной присматривали целые эскадрильи ангелов-хранителей».

Назначенный летом 1940 года в немецкий танковый полк, Шёнбек чувствовал себя бойцом лучшей в мире армии. Целый год его подразделение бесчинствовало на советской территории. В августе 1942-го танк Шёнбека поднялся на вершину холма над Сталинградом: Ханс возглавлял тогда танковую роту – в неполные 20 лет. Следующие пять месяцев изменили все – и для Германии, и для Ханса-Эрдмана Шёнбека. Сотни тысяч немцев были отрезаны от путей снабжения. С приходом зимы ситуация стала катастрофической. Шёнбек и его бойцы разбирали на дрова частные дома, оставляя людей замерзать без крова посреди сугробов. Его танки стояли без топлива, его люди умирали от голода, а сам Ханс из здоровяка превратился в бледную тень: весил он 45 килограммов. Шёнбека охватило незнакомое дотоле чувство – сомнение.

Холодными ночами молодой офицер слышал, как его подчиненные проклинают Гитлера за то, что тот бросил их. Месяцами раньше подобные слова могли означать только одно: смертную казнь. Теперь он молча соглашался с этими проклятьями. 19 января 1943 года Шёнбека ранило артиллерийским снарядом. Какой-то сержант втащил офицера в немецкий бомбардировщик. Так Ханс стал одним из немногих немецких военных, эвакуированных из-под Сталинграда.

Через 10 месяцев после невероятного спасения его назначили сопровождать свиту Гитлера на улицах Бреслау (ныне Вроцлав, Польша). Шёнбек вспоминает, как бросился открывать дверцу машины фюрера, вытянулся по стойке смирно и отдал честь. Проследовав за Гитлером в зал заседаний, Ханс помрачнел, вспомнив о погибших в Сталинграде людях. Он коснулся пистолета на поясе, но в голове промелькнуло: «Сделай сейчас это – и непременно умрешь. А потом они убьют всю твою семью». И не решился.

...Шёнбека определили в разведывательное подразделение на секретной базе, где располагался штаб Гитлера. Он вспоминает, как однажды его командир задал странный вопрос: «Если случится что-то серьезное, мы можем рассчитывать на тебя, верно?». Позже Ханс узнал, что его сослуживцы замышляли покушение на Гитлера, а сосед по койке прятал взрывчатку в их комнате. Но бывший танкист держался особняком.

«В этом вся суть жизни в условиях диктатуры, – говорит Ханс. – Никогда не знаешь, кому можно доверять». Когда заговор провалился, началась кровавая зачистка. «Одним из первых повесили моего соседа по комнате», – вспоминает Шёнбек. После войны Ханс переехал в Мюнхен и устроился на работу в одну быстро развивавшуюся в послевоенные годы автомобильную компанию. Он поднялся по служебной лестнице и в 1980-х возглавил немецкую Ассоциацию автомобильной промышленности. «Я выжил, – говорит Шёнбек. – И это бесценный дар».

Дочь фермера из кентукки, Мэлли Осборн Меллон вместе с мужем и маленьким сыном села в автобус до Детройта, по радио приглашали на работу для нужд армии. Шел 1943 год – к тому времени более 300 тысяч американских женщин были вовлечены в производство самолетов. Меллон устроилась шлифовальщицей деталей для бомбардировщиков... Мэлли, отметившая 100-летний юбилей, умудрилась прожить большую часть жизни, ни разу не слышав о «Клепальщице Роузи» – картине художника Нормана Рокуэлла, героиня которой стала собирательным образом женщин, работавших на оборонных заводах. Только пять лет назад Меллон узнала об это полотне. Теперь она посещает ежемесячные собрания «Американской ассоциации клепальщиц Роузи». Такие же, как она, женщины, ветераны тыла, стали для Мэлли второй семьей.

Михаил Мороз. Партизан, СССР.

14 лет – столько было Мише в июне 1942-го, когда он ушел в партизанский отряд имени Пархоменко в Белоруссии. Сейчас Михаилу Николаевичу 92, и он в деталях помнит те годы. Однажды ему поручили проследить за карьером, где шла работа по отгрузке песка: немцы решили построить железную дорогу до Барановичей. «Я запрягаю лошадь, приезжаю на карьер – и что вы думаете? Ко мне подходит моя бывшая учительница, Нина Абрамовна. В Тимковичах было гетто, и всех евреев оттуда привезли работать на карьер». У Миши родился план: посадить ее в телегу, засыпать песком и вывезти!

«Она ответила – и я никогда не забуду ее слова: “Мишенька, дорогой мой, я еще в школе всегда отличала тебя от других, не просто как хорошего ученика. Я любила тебя, и вот ты доказал, что я не ошибалась. Но сделать, как ты говоришь, не могу. Телеги проверяют на выезде. Найдут меня – погибнем оба. Ты живи, а я останусь со своими. Будь что будет”». Нина Абрамовна осталась и погибла вместе со всеми.

Исаак (Игорь) Морштейн и Валентина Лукьянова. Блокадники, СССР

Они не могли знать друг друга в блокаду: когда началась война, ей исполнилось два года, он был уже подростком, который ждал наступления призывного возраста, чтобы уйти на фронт. Но и в свои 13–14 лет Ися был достаточно взрослым, чтобы помогать старшим. Исаак (Игорь) Михайлович вспоминает, как его, вместе с другими школьниками, направили в дом на 5-й Советской улице, проведать квартиру давно покинувшего город Юрия Тынянова (у писателя дома хранилась ценная библиотека): «Мы услышали в одной из квартир детский плач. В блокаду дверей не запирали... И вот, мы застали годовалого ребенка; его мама лежала рядом с ним, мертвая, а он пытался сосать ее грудь».

Младенца отнесли в школу. С того дня Ися с друзьями стали проводить обходы домов в поисках осиротевших детей. На сборном пункте, если документов при найденыше не было, его называли в честь того, кто его спас: «Как тебя зовут? Коля? Тогда запишем: Николаев».

«Мы выбежали на улицу, целовались, радовались, глядя на других...»

День Победы 17-летний Исаак встретил в прибалтийских лесах, добивая последних нацистов, окруженных в Курляндском котле. Валентине тогда было уже 6 лет, они с мамой вернулись из эвакуации: «Мы выбежали на улицу, целовались, радовались, глядя на других». Валино детство кончилось в 1946-м: умерла мама, и девочку отправили в детдом.

...Исаак (Игорь) Михайлович и Валентина Андреевна познакомились на работе – на карбюраторном заводе. Они знали друг друга десятки лет, но поженились, после того как оба овдовели, всего три года назад. А за год до этого Морштейну позвонили из комитета ветеранов: его искала женщина по фамилии Исакова. Она была одним из младенцев, спасенных им в блокаду. Его имя стало ее фамилией. 

Источник