Про молодежные группировки 90-х

Про свое детство в Ульяновске вспоминает FelixMusic : Мы все были ребятами с одного двора, дети из СССР, мы выросли на улице, улица всегда манила. Быстро сделав домашку, мы неслись на улицу, как угорелые. Костры прямо во дворе, печеная картошка, карбид, шифер, гудрон, селитра, магний – мы были прямо в эпицентре этих развлечений. Все занимались спортом: лыжи, бег, борьба, боевые искусства и пр. Мы были крепкие ребята, компания была где-то человек 10-12.

Где-то в 93-м году в Ульяновске участие в молодежных группировках приобрело невиданный размах. Группировок было просто тьма, численностью от 10 до 2000 человек. Перемещение по городу было весьма проблематичным: к тебе тут же подходили какие-нибудь ребята и навязчиво интересовались: «Откуда?». Тут было два варианта ответа. Первый - сразу сказать «Не лазию» («лазить» - значит состоять в какой-либо группировке, все говорили именно «лазию» вместо «лажу») и далее пояснить, например «на севере живу», после чего тебя могли обшмонать, забрать что-то ценное, «обуть» - забрать что-то из одежды или обуви. Второй вариант – сразу сказать, например, «С Севера» (ответ с предлогом «с» сразу подразумевал, что человек «лазиет»), далее могли уточнить: «Север большой. С кем лазишь?», т.к. на севере города было много группировок, тут ответ, например: «С Хлебниками», далее спрашивали: «Кого знаешь?», и ты перечислял несколько кличек своих старших соратников. Если ребята, которые тебя остановили, были из союзной группировки, то тут же расходились с миром, а если из враждебной, то тебя тут же жестко окучивали вплоть до реанимации.

В соседнем дворе базировалась группировка «Хлебники» - там был хлебный магазин, в котором продавался только хлеб, поэтому слово «хлебный» для всех жителей района воспринималось однозначно – это вот там. В какой-то момент им понадобились свежие кадры, и к нам в компанию заслали пару братьев с легендой, что их там за что-то преследует милиция, им пока не стоит высовываться, пусть пока с нами «дружат». Мы их приняли хорошо, тем более знали их – ребята же из соседнего двора. Дети есть дети: мы вместе развлекались, гуляли, играли в снежки, зацеплялись за грузовики в частном секторе, сидели грелись в подвалах.

Потихоньку они нас приобщали к «понятиям», все это было ново, интересно, романтично. Старший из братьев стал лидером в нашей компании. Мы изучали всякие тюремные прибаутки про два стула, про «настрой гитару», в общем знали все ответы на какие-то тюремные приколы, знали какие-то статьи из УК. В какой-то момент было сказано, что вот завтра «сборы» - всем явка обязательна. «Сборы» - это когда во дворе, где базируется группировка, собираются все ее участники, или собираются еще и все участники союзных группировок или только некоторые их представители. Цель сборов – обсудить дальнейшие планы и текущие события, познакомиться друг с другом, чтобы узнавать в лицо. Событие это секретное, нельзя, чтоб узнала милиция или враги – иначе всех заберут в РОВД и будут там бить, а кому больше 18 лет – будут топить за организацию малолеток. А враги могут набежать с арматурами и устроить битву, вплоть до трупов. Для отвода глаз на дворовой коробке затевалась игра в футбол, но выглядело это не очень убедительно.

Мы все явились, это уже вышло как-то само собой. Нам было сказано, что теперь мы под покровительством «Севера», теперь мы «шелуха». Там была следующая иерархия: шелуха, подмладшие, молодые, средние, старшие, старички. «Хлебники» насчитывали около 40 человек «бегущих». «Бегущие» - это подмладшие и молодые – т.е. те, которые непосредственно участвуют в сражениях. Самая большая группировка засвияжского района «Сапля» насчитывала около 1500 «бегущих».

Ребята из «шелухи» занимались в основном сбором арматуры, лопат, вил, граблей, колов от скамеек, топоров, молотков и пр. орудий. Все это относилось во двор «Хлебников» и складывалось в тайниках, но большую часть арматуры, колов и половинок кирпичей складывали на крыше заброшенной кочегарки. В случае набега врагов во время сборов, все «бегущие» лезли на кочегарку и оттуда отбивались, кидая кирпичи и короткие заточенные обрезки арматуры.

Никто на районе нас не трогал, мы были под покровительством, в случае конфликта могли «забить стрелу». Периодически милиция изымала из двора и с крыши кочегарки все припасы, поэтому мы получали новые задания на пополнение инвентаря. Недалеко были заброшенные сады, а также большая брошенная с распадом союза стройка. Вот там собирали все и потом через промежуточные тайники по вечерам стаскивали все в тот двор.

У нас было несколько «пушек» - самопал под строительный патрон, с заточенным шпингалетом на жгутах в качестве бойка, у меня был также поджег. У некоторых ребят постарше были «авторучки» под мелкашку, сигнальные ракетницы. Еще баллончики от сифона, с пропилами для осколков, набитые серой от спичек или порохом. В людей нам стрелять не довелось, но пару раз я доставал «пушку» в центре, когда на нас наезжали центровские. Сосед ездил забирать племянницу из садика в соседний район, всегда ездил со штыковой лопатой и с молотком за пазухой, на трамвае. Трамвай вообще был главным средством перемещения такого количества народу. Пассажиры сидели в ужасе. Иногда массовые драки происходили прямо в трамвае. Массовые драки происходили везде. Дрались даже в поликлиниках. Могли даже осадить школу: смотришь в окно, а там с «Воинов» или «Волков» человек 100 прибежало с арматурами, стоят вокруг школы – выцепляют. Человек 15 северских школьный вход изнутри обороняют, остальные из окон кидают все, что попало: горшки с цветами, стулья, плитку. Потом милиция приезжает, и все разбегаются, кого-то забирают. Вообще глагол «забрали» тогда понимался только в значении «попал в милицию».

Милиция тогда, конечно, не справлялась. Было постановление – больше трех не собираться, меня забирали раза три. Сколько людей, оказывается, можно запихать в обычный УАЗик! Наша дворовая компания была из более-менее благополучных семей, поэтому дома у нас были скандалы. Так же к нам еще в «шелуху» человек 10 примкнуло из соседних дворов, в основном брошенные дети алкашей. Мы были ребята добрые, без веских причин никого не прессовали, а вот эти дети были жестоки, за что часто получали от нас же. Вообще, элемент, скажем так, «благородства» присутствовал тогда: например, если шел парень с девушкой, его не никогда трогали, хоть даже он заклятый враг, хоть «лох» последний. В то время «лохами» называли всех без исключения, кто «не лазиет». Дружба с «лохами» порицалась. А мы дружили с нашими одноклассниками, нам часто за это «предъявляли».

Был у меня одноклассник, хороший школьный товарищ. Но из враждебной группировки. Я его с первого класса же знал, как не дружить! Один раз судьба занесла нас на стрелку, 40 на 40 человек примерно. Вижу, и он там, по ту сторону баррикад. Уже по 14 лет нам было, здоровые лбы. А впряглись мы тогда за пацана, который даже не пришел – сказался больным. И вот стою я и думаю, щас замес начнется, как бы мне с одноклассником не столкнуться. В итоге я на другой край их толпы побежал, когда месиво началось. Погнали мы их тогда. Как раз последняя неделя августа была. В школу 1 сентября прихожу, он сидит на задней парте, бланш на пол лица, я со стыда сгораю. Ничего, сели вместе, как ни в чем не бывало. Добрый был парень, простой. В середине нулевых его убили. Отец у них в 90-х умер, он был стержнем семьи, мать и он с братом начали героином торговать, всех посадили. Он, когда освободился, начал с местными алкашами тереться, видимо что-то не поделили по пьяни, забили его.

Вообще от «врагов» доставалось периодически, кого-то из наших клали в больницу периодически. Меня несколько человек били лежачего молотками по спине, по рукам, защищающим голову. Ногами запинывали не помню даже сколько раз. Убили при нас человек 10 (нет, не на наших глазах, а вообще, пока мы «лазили»). Всегда организовывались пышные похороны, толпа собиралась просто огромная, потом поминки. Осенью 94-го враги активизировались не на шутку, часто совершали набеги толпой на наш район, выцепляли отдельно гуляющих «северских» и били их авоськами с кирпичами, несколько человек с «шелухи» увезли на скорой. По сему старшие дали нам инструкцию на любые вопросы «откуда?» сразу отвечать «не лазию» - число избиений резко уменьшилось.

Отдельно стоит упомянуть финские шапки. Эти спортивные лыжные шапки были особой гордостью и добывались в кровопролитных боях, право на ношение такой шапки надо было заслужить, она давала огромный плюс к уважению. Если шапка редкая, сразу видно - человек непростой. Мы точно знали, сколько и каких шапок в группировке, кто их носит. Проебать такую шапку считалось большим позором. Старые заношенные шапки изнутри обрабатывали лаком для волос, чтобы гребень стоял. Норковые шапки еще были в моде. Из одежды в моде были различные спортивные костюмы с вещевого рынка, подпольно пошитые адидасы, пумы, найк, монтана спорт. Все разбирались досконально в различных их моделях, мечтали о них, каждая модель имела свое жаргонное название. Вот примерное фото из интернета, примерно так это все и выглядело:

Где-то в 95-м начали появляться «бригады» и уже чаще слышалась фраза «с кем работаешь?» вместо «с кем лазиешь?». Они имели меньше народа в составе, и были хорошо вооружены. Не стеснялись стрелять при случае. Один раз мы столкнулись с такими людьми, забив стрелку какому-то охуевшему сыну коммерса из нашей школы (слово «мажор» тогда не было в ходу). Приехала «крыша» этого коммерса на 99-й ладе, вышли люди с какими-то наганами, в итоге наши старшие кое-как замяли все мирно, пообещав сына не трогать. Народ из группировок повалил в бригады, там уже можно было крышевать коммерсов, а не просто сражаться за землю с тремя ларьками.

Часть старших из «Хлебников» уехала покорять Питер, но всех там поубивали. Группировка начала таять, мы это почувствовали и решили уходить, т.к. все это было опасно, вечные скандалы с родителями, а тут представился шанс уйти. Еще же пугали процедурой «отшивания» - когда тебя пинают всей толпой. А тут уже и пинать вроде как некому стало. В итоге где-то зимой 95-го нас всех по очереди «отшили» в школьном туалете путем избиения. В «шелухе» остались только самые слабые ребята из неблагополучных семей, били они нас хоть и изо всех сил, но выглядело это смешно, единственное – тот самый засланный изначально «вожак» рассек мне лоб ногой.

Мы стали тусоваться отдельно, как раньше, зимой культурно грелись в подъезде. Оставшиеся в группировке ребята, настоящие отморозки, иногда наезжали на нас, глумились, но до рукоприкладства редко доходило. Мы их так и называли – дикари. Хорошо относился к нам только мой сосед по подъезду, Дима, по кличке «Тимофей», у меня фотографии с ним, где мы на велосипедах в парке, нам по 4 года. В 2001 его приняли прямо дома за варкой какого-то говна из маковых головок. Посадили. Мать сошла с ума, ходила по подъезду и что-то бормотала, ощупывая стены, потом резко пропала. Хату хотели заполучить ребята из одной бригады, я их всех знал. Они наняли какого-то риэлтора, женщину, но она захотела их кинуть, они отвезли ее в лес, облили бензином, хотели припугнуть, но случайно подожгли. Ей удалось выползти на трассу, дать в больнице показания. Умерла через два дня. Ребятам дали по 11 лет. Квартиру в итоге прибрали к рукам менты. Больше я Диму не видел.

В 96-97 годах хлынул огромный поток героина, последние остатки группировки тут же сторчались, хотя они уже держали какие-то стоянки, ларьки, кто-то ездил на джипах. Сторчались и многие из бригад. Потом всех этих торчков пересажали по наркоте и связанными с этим преступлениями. Из тех, кто тогда остался из «шелухи» в группировке, сели практически все, многие в итоге умерли – героин здорово подорвал им здоровье.

В 16 лет мы увлеклись рок-музыкой, гитарой. Потом поступили в различные учебные заведения, получили профессии, разъехались. Подростку можно внушить что угодно – вот что мы поняли. Молодцы те родители, что сумели не потерять доверительные отношения с детьми в их переходный возраст. У нас такого не было. Мы как-то сами все поняли тогда, мы не хотели участвовать в такой жестокости. Хотя ребята и из более-менее адекватных семей порой пропадали в этой мясорубке. Такие вот были времена. Ужасные времена.

Подросткам хочется сказать: думайте о себе, а не о каких-то ублюдках на зоне. Любите себя, учитесь, получайте профессии, создавайте семьи. Все это ауе – полнейшее говно, жестокость, абсурд. Тот наш «вожак», он написал мне в одноклассниках лет 10 назад, не знаю, правда, зачем. Писал, что «а я опять в тюрьме…», он очень жестокий человек, он своего одноногого деда – снайпера, ветерана войны – дразнил «да ты же, дед, за фашистов воевал!». Но даже он сожалеет, что не стал человеком…

Источник

Эта статья не претендует на объективность, а является лишь попыткой описать яркую и самобытную субкультурную жизнь Ульяновска 1990-х годов. Для того чтобы составить полную картину, потребовалось бы написать книгу, благо материала и событий предостаточно. Эта статья – небольшой очерк, набросок о культурном феномене, который формировал облик Ульяновска 90-х и сегодня, как мне кажется, незаслуженно забыт.

Перебравшись в 2004 году в Санкт-Петербург, я обзавелся знакомствами. Новые друзья, рассказы об Ульяновске, разговоры о культуре. Для них, питерцев, тогда стало откровением, что в провинциальном городке развивалась субкультурная жизнь, которая в каких-то моментах была даже ярче, чем в культурной столице. Позже это подтвердили Алексей Иванов в книге «Ёбург» (2014) и Феликс Сандалов в книге «Формейшн» (2016). В них показана субкультурная и контркультурная жизнь, которая проходила повсеместно на пространстве бывшего СССР. Ульяновск, нужно сказать, был далеко не в стороне от этих процессов.

Изменения в политике и экономике начала 90-х годов сказались на развитии культуры страны. То, что развивалось в последние десятилетия Советского Союза подпольно, с его развалом вышло на открытую сцену. Информация, которая хлынула, прежде всего, с Запада, повлияла на всплеск культурных процессов в постсоветском пространстве. В телевизоре, в перерывах между путчем и расстрелом Дома Советов, крутили клипы MTV, западные рок-концерты и фестивали, еженедельно выходила «Программа А». На радио уже звучала «Nirvana», причем на центральной радиостанции «Маяк». В общем, на что ориентироваться нам, шестнадцати-семнадцатилетним, было уже понятно.

Александр Семенов «Семён». Концерт группы «Т.Ч.К» в детской библиотеке им. Аксакова. 1996

Мое знакомство с неформальной жизнью Ульяновска состоялось примерно в 92/93 году. Я и мои товарищи, тогда десятиклассники, стали интересоваться музыкой. Выражалось это в записи и прослушивании огромного количества кассет и с нашими и западными исполнителями. Интересовало абсолютно все – русский рок, западный, хард-рок, хеви-мэтал. Жажда информации была безгранична. Стоит ли говорить, что приличные группы своими визитами Ульяновск не баловали. В основном приезжали поп-певцы, которые мало нас интересовали. Запомнился концерт группы «Чайф», а однажды заехала группа «ЭСТ». После ее выступления случился скандал. Толпы неизвестно откуда взявшихся металлистов устроили форменный разгром в зале Дворца профсоюзов (ныне ДК «Губернаторский». – Прим. ред.). Предполагалось, что во время концерта зрители будут камерно сидеть в креслах и аплодировать между исполнением композиций. Естественно, металлисты бросились к сцене, полезли на кресла под хит группы «Катюша». Мне, подростку, все это показалось чем-то запредельным. Такого я еще не видел ни разу. С этого момента мне хотелось увидеть и повторить что-то подобное.

Группа «Slippers». Алексей Николаев (вокал), Денис Мишин «Кришнаит» (ударные),
Андрей Федотушкин «Прист» (бас)

Через год с концертом в Ульяновск приехала группа «Браво». На их выступлении произошло наше знакомство с ульяновской тусовкой, как ее называли. Мы столкнулись с шумной компанией, выглядящей совершенно иначе, чем вся остальная публика. Длинные волосы, драные джинсы, фенечки. Кто-то из них называл себя хиппи, кто-то битниками. Через пару недель нас с друзьями пригласили на полуподпольный концерт в СЮТур (станция юных туристов. – Прим. авт.), на севере города.

Вообще, как мы потом выяснили, тусовки собирались в нескольких точках Ульяновска. Прежде всего, это кофейня «Бумеранг» на улице Бебеля. Легендарное место в Ульяновске, еще в позднесоветский период – место встреч представителей городской культурной среды: художников, писателей, актеров, людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией и необычных для советского времени профессий (промышленные альпинисты, например. – Прим. авт.). Второй точкой были заброшенные теннисные корты за Дворцом профсоюзов, в народе просто «кортЫ». С ранней весны до поздней осени большую часть времени мы проводили там. Скрытое от посторонних глаз место удачно дополняли трубы теплотрассы, которые спасали в холодные дни. Постоянным местом встреч были лавочки на центральной площади города, напротив администрации, кофейня в цокольном этаже Ленинского мемориала, а также широкий парапет УлГПУ. В последнем встречали знакомых из тусовки, так как большинство там учились.

Группа «Slippers». Андрей Федотушкин «Прист» (в костюме Чебурашки), Алексей Николаев, Дмитрий Рыбаков

Привычным делом было, приехав в центр города, пройтись по всем перечисленным местам. Это был, практически, обязательный маршрут! Приезжаешь в педуниверситет, дожидаешься на парапете знакомого, который обещал принести пару записанных кассет с музыкой. Вместе двигаетесь в кофейню на Бебеля, потом на «корты». По пути можно было встретить еще друзей-знакомых, узнать последние новости, информацию о предстоящих тусовках, сейшенах, репетициях.

По воскресеньям в ДК им. В.П. Чкалова собирались коллекционеры, в том числе меломаны. Обменивались в основном пластинками. Позднее открылись музыкальные магазины «Сонг» и «Туз», куда, при случае, можно было заглянуть не только для пополнения музыкальной коллекции, но и для встреч со знакомым.

Обязательным считался выезд на Грушинский фестиваль под Самару в первых числах июля. Добирались по-разному. Кто автостопом, кто автобусом, кто со знакомыми. Зимой встречались на «квартирниках» (квартирные концерты. – Прим. авт.), а также на мероприятиях, которые организовывали энтузиасты вроде Андрея Болсуновского.

Группа Дмитрия Чернова

Фестиваль на СЮТуре был одним из таких мероприятий. Атмосфера, в которую нам с друзьями довелось попасть, производила впечатление нереальности происходящего, просто какие-то благословенные 60-е, локальный Вудсток. На сцене выступали группы, к примеру «Мертвые Шы», от песен которых выносило мозг. Посреди зала перед сценой был расстелен ковер. Сложно передать, что творилось в головах у нас, подростков, еще недавно носивших пионерский галстук.

Домой мы вернулись с мыслью сколотить музыкальную команду. Что и сделали, назвавшись «Т.Ч.К.». Название никак не расшифровывалось и ничего не отражало. Оно было взято скорее для того, чтобы долго не выбирать.

К следующему мероприятию мы поставили задачу подготовить программу и потрясти если не весь мир, то как минимум мир тусовки. Дебют состоялся вовсе не на большом фестивале, а на квартирнике у Ильи Ферапонтова. Пригласил нас туда журналист, коллекционер пластинок Михаил «Трансформатор» Ермолаев. Там мы исполнили под акустику несколько своих песен и, можно сказать, в тусовку влились.

Концерт группы «Т.Ч.К» в детской библиотеке им. Аксакова. 1996. На сцене Олег Цыповский «Олегыч». (Собранные с концерта деньги пошли на закупку книг для библиотеки)

В то время многие ульяновские музыканты сколачивали группы за несколько часов пред фестивалем. Результат не всегда был ужасным, наоборот, это были зачастую талантливые люди, которые могли устроить на сцене мощную музыкальную импровизацию минут на тридцать. На фестивале в клубе «Солнечный» (при заводе «Комета», с 2011 года – Заволжский ЗАГС. – Прим. ред.) была похожая ситуация: Михаил Иванов, Элвис, Макс (Shoes) за пару часов до начала фестиваля собрались, расписали несколько композиций и даже успели провести репетицию. Результат был потрясающим в положительном смысле.

Главная проблема ульяновских рок-групп – отсутствие репетиционной точки. Если удавалось найти «по знакомству» помещение в школе в вечернее время, это было настоящей удачей. А уж если там была аппаратура для репетиций, то это вообще считалось пределом мечтаний. Репетиции, кстати, часто превращались в мини концерты, так как на них приходили знакомые, особенно в зимнее время.

На Венце. Василий Кучушев «Керт». 1994

Группа «Т.Ч.К.» собиралась у меня дома. Пока это были акустические репетиции, ни соседи, ни родители не были против. Но как только мы купили первые плохонькие электро-музыкальные инструменты, в том числе полноценную барабанную установку, то репетировать в квартире на шестом этаже стало невозможно. Примерно через пару месяцев встал вопрос о поиске репетиционной базы. И она нашлась в школе-интернате для глухонемых. Не правда ли, отличный выход для группы, играющей шумный панк-рок?

Первый концерт в «электричестве» группа «Т.Ч.К.» сыграла на полуподпольном фестивале в клубе «Солнечный», организованном все тем же энтузиастом Андреем Болсуновским. Хотя фестиваль готовился в условиях секретности и был событием для «своих», все же правоохранительные органы прислали следить за происходящим человека в звании майора.

Первый наш выход удался. После пары зажигательных композиций директор клуба вырубил электричество, с криками: «Я этой х… не потерплю! Это не музыка!». И свернул мероприятие. Выступали мы последними, поэтому остальные группы не пострадали. Правда, на следующий день директор «Солнечного» вызвал «на ковер» Болсуновского, как главного организатора, и отчитал его за наш дебют. По словам Андрея, там присутствовал и тот майор из органов. Директор пытался заручиться его поддержкой, на что продвинутый правоохранитель ответил: «Мне понравилось, веселые парни». По итогам в местной газете появилась заметка о фестивале, где хвалили нашу группу и указывали, что отключённый на первом выступлении свет – явный знак успеха для молодой команды, что ставит ее в один рад с такими группами как «Sex Pistols» и «Doors». Надо ли упоминать, что после таких дифирамбов мы просто ликовали.

В Ульяновске официальный рок-клуб, которым заведовал Дмитрий Чернов, базировался в ДК 1 Мая. Мероприятия там проводились не часто, выступали команды из Москвы. Сцену предоставляли исполнителям музыки тяжелых стилей, поклонником которой был сам Чернов. Металлистов, кстати, в Заволжье проживало больше.

На репетиционной базе в Киндяковке на ул. Инзенской. Слева направо Михаил Иванов, Василий Кучушев «Керт», «Грипал», Даниил Томилов. 1995

В ульяновской среде не было деления на внутренние субкультуры. Хиппи, панки, металлисты вращались в одной компании. Жить ты мог в любом районе города, или в пригороде (были панки из Ишеевки. – Прим. авт.). Главное – отличаться от остального общества, и тогда ты моментально попадал в тусовку. Сплачивала непохожесть, стремление к информации (обмен музыкой, книгами, фильмами), и нежелание существовать в среде молодежных группировок.

Группировки, или гопники, всегда были одной из главных проблем для ульяновских неформалов. Вид длинноволосых или с ирокезами на головах людей как магнитом притягивал доминирующий социальный слой города. Стычки не были редким явлением. И если в центре можно было чувствовать себя более-менее свободно, то передвижение по остальным районам было сопряжено с определенным риском.

Неформалы в центре города. В бейсболке Андрей «Элвис»

В 1994 году я выбрил настоящий панковский ирокез. В трамваях, идущих из Засвияжья в Киндяковку (это был мой ежедневный маршрут. – Прим. авт.) слышал разговоры за спиной: «Да это панк!» Редкое явление в Ульяновске в ту пору. Милиционеры, которые задерживали нас на площади Ленина в том же 1994 году, признавались: «Все в отделении были: хиппи, металлисты, а вот панки первый раз». Сейчас, спустя много лет, совершенно не представляю, как нам удавалось выкручиваться с таким внешним видом, и чувствовать себя вполне свободными людьми.

После концертов в ДК 1 Мая (ул. Ленинградская, 4 в Заволжском районе. – Прим. ред.) многим нужно было добираться на другой берег Волги. Нередко нас караулили гопники, поэтому старались ходить или ездить толпой. Перемещаться в одиночку было, прямо скажем, опасно для жизни. Самое крупное столкновение произошло после очередного фестиваля, на котором паре проникших на концерт гопников дали отпор. После этого стоило рассчитывать только на месть. К концу мероприятия у входа появились представители местных группировок, вооруженные подручными средствами: от палок и арматуры до самострелов. До автобусной остановки нас провожали несколько милицейских уазиков. Но это не спасло. Гопники напали на нас при первой же возможности.

Репетиционная база группы «Петрушки Inc.» на ул. Федерации. Слева направо Олег Цыповский «Олегыч», Михаил Иванов, «Лом», Денис Мадышев «Наперсток». 1997

Выручил нас водитель икаруса, который разворачивался на кольце. Он медленно поехал с открытыми дверями, на ходу собирая заскакивающих в него неформалов. Девчонок успевали забрасывать в автобус первыми, попутно отталкивая нападавших. В салоне на нас посыпались разбитые стекла. Пострадало несколько человек, но не серьезно, куда хуже пришлось автобусу.

Стычки с группировками были регулярными. Гопники появлялись в излюбленных местах тусовки – на площади Ленина, на кортах, забредали в кафе Дворца профсоюзов. Но неформалы существовали как бы в параллельной реальности и группировщиков игнорировали.

Стас Куликов «Кулич» и Денис Мадышев «Наперсток»

В начале 90-х во Дворце профсоюзов сформировался клуб хип-хопа и брейк-данса, а вокруг него – рэп-тусовка во главе с Адамом, Сержем, Лопухом, Балу и Качком. Конфликтов между течениями не было, ввиду общего культурного фона. Быть не такими как все было главным условием взаимоуважения.

Кроме постоянных сейшенов, полуподпольных квартирников и рок-фестивалей в заволжском рок-клубе, проходили и крупные мероприятия, которые давали возможность выступить большому числу молодых и не очень команд. Мощным был конкурс музыкальных коллективов Ульяновска в «Тарелке» Политехнического университета.

Несколько часов коллективы выступали в режиме нон-стоп. Собирались практически все ульяновские неформалы. Очевидным хедлайнером были «Slippers», которые в ту пору стремительно набирали популярность.

Ульяновские неформалы развлекаются на Грушинском фестивале.  1997

К концу 90-х начала меняться культурная среда. Вслед за «Slippers» появились более профессиональные по звучанию и шоу программе группы. «ПетрушкиInc.», «Оппозиция» и др. уже выступали не на редких полулегальных концертах, а выезжали на гастроли-фесты в Самару, Тольятти, Ижевск; играли в одних концертах с «Кирпичи», «I.F.K.». Тусовка переставала быть закрытым пространством, становилась разнородной. Время полуподпольного, андеграундного состояния прошло. Появились электронная музыка, ди-джеи, компьютеры. В городе открывались клубы, появились и новые места для встреч. Дискотеки в ДК им. В.П. Чкалова, клуб «Иванофф» по четвергам, клуб «Пионер».

Многие из первой волны тусовки повзрослели, занялись бизнесом, другие не дожили и до этих времен, так как стремительные 90-е с их ощущением свободы, сдобренными алкоголем и наркотиками, помогали смерти собирать свой урожай, третьи уехали в поисках лучшей жизни за границу, в Москву и Питер. К третьим принадлежу и я, но каким бы пафосным это не казалось кому-то, приезжая в Ульск, стараюсь пройти по привычным местам, где больше десяти лет проходила моя ульяновская субкультурная жизнь.

Олег Цыповский (Олегыч),

г. Санкт-Петербург, журнал «Мономах»

Источник