Любителей истории ждет небольшой исторический очерк про Эстонию и много интересных документальных съемок того времени.

Год 1917-й заканчивался суетно, бестолково и беспокойно. Завершалась эвакуация из Эстонии в Россию госимущества и оборудования крупных заводов… По Ревелю ползли слухи, будто бы из дома 13 по Toom-Kooli tänav каждый вечер выходит привидение – демонически хохочущая и предрекающая светопреставление дама в белом… Для защиты от германцев спешно вводились все новые и новые части… Участники вернувшейся в Тарту из Египта экспедиции обивали пороги учреждений, пытаясь пристроить привезенные уникальные экспонаты – две мумии мальчиков-подростков и одну – священной птицы ибиса… Пришедшие к власти большевики отстранили губернского комиссара, распустили Земский совет, взяли под контроль учреждения самоуправления. Единственное, чего они не успели сделать - опубликовать декрет об отделении церкви от государства, что давало простым гражданам возможность справить Рождество в более-менее спокойной обстановке. Если, конечно, таковой можно считать последние дни декабря 1917-го…

Внимание, вопрос: человек человеку – кто?

Судя по тому, о чем писала в те дни жившая с родителями в Нарве маленькая девочка Татхен, люди, потерявшие надежду разобраться в происходящем, старательно делали вид, что жизнь идет своим чередом: «24 декабря 1917 г. Еще вчера мы украсили елку, а сегодня папа повесил дождь. Какая красивая у нас елка! Просто прелесть! Вечером мама и папа зажгли ее и позвали нас. Елка у нас недолго горела: ее скоро потушили, и мы пошли в столовую пить чай. Мама дала нам по яблоку, по конфете, немного меду и по маленькому кусочку шоколада»…

Как складывались дальше судьбы членов этого семейства, не известно. Возможно, папа вскоре оказался в 1-й Эстонской пехотной дивизии под командованием подполковника Йохана Лайдонера. Или был признан спецкомиссией Эстляндской народной республики «чуждым элементом», увезен в Везенберг (нынешний Раквере) и захоронен вместе с восемью десятками расстрелянных в наспех вырытой братской могиле?..

Может быть, мама, узнав, что отныне в выборах имеют право принимать участие женщины, отдала свой голос за Юлиуса Сельямаа, потому что устроилась работать машинисткой в его газету Vaba Maa. Или в начале февраля, как представительница дворянского сословия, была отправлена в Ревель для дальнейшего этапирования в Енисейскую губернию?.. 

Сама Татхен и ее сестры-братья вполне могли оказаться в Петрограде или в Пернове, а то и вовсе на чужедальней стороне... 

Время, обрушивая на людей череду перемен с непредсказуемыми результатами, разводило членов одной семьи в разные стороны. Одни, дезертировав с фронта, примыкали к большевикам и, получив «Билет принятого в Красную Гвардию», заучивали перечисленные на оборотной стороне документа «Заповеди красногвардейца»: 

«Будь на страже революции. Будь всегда готов выступить против контрреволюции. 

Помни дисциплину. Долой пьянство! Посещай все занятия красногвардейцев: и культурно-просветительные, и военные. Употребляй оружие на защиту Рабочего и Крестьянского правительства и по приказу Штаба Красной Гвардии. Не прибегай к самосудам». 

Другие, прочитав в «Наших ведомостях» статью Александра Грина «Красные брызги», где прямо говорилось: «Убийство стало неотъемлемой частью духовного сознания, его окраской» - истово отбивали перед иконами земные поклоны, замаливая свои и чужие грехи.

Третьи, узнав, что на совещании старейшин Земского совета в последний день 1917 года была признана необходимость провозглашения независимости в самое ближайшее время, спешно замазывали синей краской русские названия своих лавок и обновляли написанные по-эстонски. 

Находились и такие, кому до политических страстей вообще не было никакого дела. Понимая, что ловля рыбки в мутной воде, как правило, оказывается наиболее удачной, они, безбожно вздув цены, торговали дефицитными товарами - мыльным камнем, папиросами, спичками, чаем и постным маслом. 

У каждого имелась своя мотивация и свои резоны. Но каждый понимал: жить по-старому у него больше не получится. 

Провожая 1917-й, эстоноземельцы в один голос повторяли, что он был очень сложным - «налоги, катастрофы, проституция, бандитизм и недобор в армию». Верили ли они, что уже с утра 1 января «все начнется заново, станет лучше и счастливее»? Вряд ли. И уж точно никто не знал, что до отделения Эстонии от России и последовавшей затем германской оккупации оставалось меньше двух месяцев…

 

Во власти политики

Большинство голосов на состоявшихся в январе выборах в Учредительное собрание, получили сторонники независимости. Немедленно объявив об отмене невыгодных результатов, большевики ввели в стране военное положение. Первым делом были урезаны гражданские права: запрещены политические собрания, закрыты газеты, в зданиях национализированных храмов устроены «народные дома», в школах отменено преподавание Закона Божьего.

Это сразу же побудило эстонских политиков к решительным действиям. В национальные воинские части уже в самом начале года были зачислены не менее 35 тысяч солдат-эстонцев и почти 2 тысячи офицеров. 

Прибалтийские немцы также не хотели оставаться в составе России, однако они, понимая, что такой расклад лишит их привилегий, и слышать не желали о государственной независимости. 

Решение просить Германию принять Эстонию под свою защиту было принято Комитетом Эстляндского рыцарства еще в середине декабря. Оно должно было оставаться до прибытия германских войск в строжайшей тайне, однако, в полном соответствии с немецкой народной мудростью «Was wissen zwei, wisst Schwein» (Что знают двое, знает и свинья), информация просочилась за пределы круга посвященных. Чем руководствовались стокгольмские дипломаты, передавая ее советскому правительству, не понятно, однако руководители Эстляндского рыцарства, которых не успели предупредить, были арестованы. Во время допросов все они упорно твердили, что их идея не нашла отклика в Германии. Однако эти показания не принимались во внимание, так как в то же самое время возле Хаапсалу оказались задержаны трое агентов, имевших задание доставить зашифрованную депешу остзейских дворян и пастората, в которой содержалось прошение к германским войскам как можно скорее занять Эстонию... 

Таким образом, в стране имелись три политические силы, каждая из которых преследовала свои цели. Политики, стремясь получить в свои руки власть и государственность, подстрекали людей пойти стенка на стенку, взаимное озлобление нарастало день ото дня. 

Между тем все понимали: защитить страну от германцев имевшимися воинскими силами, вероятнее всего, не удастся. Численность частей составляла всего четверть от той, что имелась всего полгода назад. 

В Раквере началось формирование 4-го Эстонского и кавалерийского полков. Однако решение данной задачи оказалось совсем не простым – сказывались настроения нижних чинов, значительная часть которых явно поддерживала большевиков. Тормозили процесс и существенные проблемы со снабжением.

К концу месяца Совет народных комиссаров объявил о создании добровольной социалистической армии, Красной армии и Красного военно-морского флота. 

Комплектование полков проводилось в Таллинне и Нарве, и шло оно также совсем не гладко – большевиков поддерживали далеко не все эстоноземельцы, и ситуацию еще больше усугубляли трудности с поставками провизии и обмундирования. 

Порой доходило даже до курьезов. Члены Совета рабочих и солдатских депутатов, получив в свое распоряжение три больших ящика конфискованных у контрабандистов подтяжек, всерьез обсуждали, не следует ли передать армии незаконно ввезенный в страну товар. В конце концов, было все же решено, что доблестным красноармейцам помочи для поддержки штанов не нужны, и их передали в городские магазины для продажи. О том, насколько бойко раскупался данный товар ревельцами, история умалчивает. А вот о борьбе с контрабандой в эстонских архивах сохранилось немалое число документов… 

 

Встретимся в суде! 

Задачами Omakaitse, созданного в конце 1917 года и переименованного в дальнейшем в Kaitseliit, являлись охрана различных объектов и надзор за строгим соблюдением закона. Особым направлением в деятельности данной организации стала борьба с контрабандистами. Причем именно это исполнялось бойцами добровольческого военизированного формирования с наибольшим рвением, поскольку они имели право на получение до 75% от стоимости конфискованного товара. 

В одном из архивов хранится небольшое, объемом всего в три странички, судебное дело жителя деревни Красные горы Савелия Воронцова, который был задержан за передвижение по озеру на лодке без номерных знаков, что приравнивалось в те годы к военному преступлению. 

У нарушителя была конфискована партия «стратегических товаров», что каралось, согласно закону, тюремным заключением и крупным денежным штрафом. Воронцову пришлось отсидеть в тартуской тюрьме целый месяц. Причем приказ за № 1383 был подписан самим отцом-основателем Omakaitse Йоханом Питкой, что говорит о степени тяжести данного преступления. 

Впрочем, даже такие суровые меры наказания не могли остановить жителей Причудья, для которых данный промысел являлся единственным способом прокормить семью…

К слову, надо отдать должное тем, кто обеспечивал в то смутное время правопорядок. Несмотря ни на что, правоохранительные органы рассматривали (по мере возможности, разумеется) даже начатые еще при Керенском процессы. 

Пример – дело проживавшего в Юрьевском уезде мещанина Леонтия Кукина, продававшего в поселке Лайсгольм (эст. Jõgeva) несвежую рыбу. 

В протоколе, составленном в первых числах сентября 1917-го, значилось, что «гнилая рыба» была представлена на освидетельствование санитарному врачу Лайсского участка, который постановил: «товар к употреблению не годен и вреден, а потому подлежит уничтожению». 

Подозреваемый, в свою очередь, подал ответный иск, где указывал, что, во-первых, рыба, которой он торговал, была «свежее свежего», а во-вторых, те, кто ее изъял, вовсе не зарыли всю партию в землю, а «присвоили ее с целью наживы, наварив при этом 120 рублей». 

Дело, рассматриваемое мировым судом, затянулось, и окончательный вердикт не известен, так как последние странички стенограммы оказались утрачены, но на последней сохранившейся справке проставлена дата «19 января 1918 года»... 

Насколько громким стало это дело, сказать трудно, однако несомненно одно – так как фамилия обвинявшего Леонтия милиционера была не Иванов или Петров, а Миллер, межнациональных отношений оно, мягко говоря, не улучшило. Значительная часть населения не желала свыкнуться с мыслью о грядущих в стране переменах, и эстонцы, с которыми еще вчера нечего было делить, быстро становились для русских чужими... 

Знакомая картина, не правда ли? Впрочем, история, как говорят, не так уж и редко повторяется дважды… 

Светлана БЕЛОУСОВА, Инфопресс №02 (2018 г.)

Как жили в Эстонии до 1918 года

В наступившем 2018 году страны Прибалтики отмечают столетие со дня провозглашения независимости. В преддверии юбилея аналитический портал RuBaltic.Ru решил заглянуть в прошлое и узнать, из чего век назад складывалась жизнь литовцев, латвийцев и эстонцев. И ведь есть чему удивляться: за минувшее столетие изменений произошло очень и очень немало.

Как обстояли дела в Эстонии в период от рубежа XIX–XX веков до 1918 года? Начать, наверное, нужно с урбанизации — основного социально-экономического процесса, активно протекавшего в то время. В целом рост городского населения во второй половине XIX века был характерен для всей Европы, но в Эстонии результаты этого процесса были более чем наглядны: если к началу 1860‑х годов около 10% эстонцев были жителями городов, то к рубежу веков этот показатель вырос почти вдвое — до 19,2%. 

На фоне многих развитых европейских стран показатели эти были более чем скромны, но сам по себе прогресс практически в два раза за жизнь одного поколения — это большой качественный скачок.

Именно в городах, на подходящей для этого почве, зарождались и всходили ростки национального самосознания и самоидентификации, расцветала культура и находили себе применение образованные люди.

Здесь возникали учреждения науки и культуры, открывались первые музеи, литературные сообщества и профильные образовательные учреждения.

Фото: erm.ee

Большая часть населения Эстонии оставалась по-прежнему аграрно ориентированной, живущей в согласии с традиционным укладом крестьянского быта. Но это не значит, что эстонцы были неграмотными. Согласно переписи 1897 года, в Эстонии насчитывалось 958 тысяч человек, при этом восемь из десяти умели читать и писать — по тогдашним историческим меркам очень и очень неплохо! Основу населения составляли эстонцы — 90%, а остальные проценты приходились примерно поровну на русских и немцев.

В этнографических очерках Елизаветы Рихтер «Кто и как жил на земле Эстонии» задокументировано, что все дети от десяти до тринадцати лет были обязаны посещать волостную школу, куда приходили уже с базовыми навыками, кои постигали под родительским кровом. Так что грамоту дети осваивали с родителями, а в школе совершенствовали искусство чтения, а также занимались счетом и письмом, музыкой и многоголосым пением. Не оставляли без внимания и Закон Божий, основы которого тоже рассказывали родители. В школе же дети читали Библию, учили катехизис и готовились к конфирмации, которая происходила обычно с наступлением совершеннолетия. 

Но религиозными знаниями дело не ограничивалось. Подрастающее поколение обучали важным с практической точки зрения наукам: естествознанию и основам сельскохозяйственных знаний. В начале XX столетия дети учились только холодное полугодие, в теплое время года подключаясь к крестьянским работам: от выпаса скота для тех, кто помладше, до помощи в севе и уборке урожая.

Те же, кто продолжал образование, следующие два или три года обучались в приходской школе, где появлялись такие предметы, как физика, история, география, русский и немецкий языки. Школьный закон 1878 года гласил: «…польза от приходской школы должна быть в том, что она направляет детей к более полным знаниям… и готовит их к повышенной школе, особенно к семинарии».

То есть если сельская школа обеспечивала начальными знаниями, то приходская, можно сказать, была кузницей сельской интеллигенции, из которой выходили учителя, служащие, писари и т. д.

С 1906 года велением Николая II было разрешено преподавание в частных учебных заведениях на эстонском языке:

«В губерниях Эстляндской, Лифляндской и Курляндской в частных учебных заведениях допускается преподавание на местных языках, на следующих основаниях:

1. Преподавание на местных языках допускается в тех только из означенных заведений, кои содержатся на местные средства, без всякого пособия из казны, а также из земских или городских средств.

2. Русский язык, русская литература, а также история и география России должны преподаваться на русском языке.

3. Для получения прав по образованию воспитанники частных учебных заведений подвергаются установленным испытаниям в соответственных правительственных учебных заведениях. Испытания эти по всем предметам, за исключением Закона Божия инославных исповеданий и природного языка испытуемого, производятся на русском языке».

Источник: rpp.nashaucheba.ru

Что касается промышленного развития региона, то оно, как и образование, также шло в гору. К 1913 году в Эстонии было порядка двадцати предприятий текстильной, более тридцати — дерево‑ и металлообрабатывающей промышленности и чуть меньшее количество предприятий пищевой отрасли, десять целлюлозно-бумажных предприятий, а также шесть спичечных фабрик, столько же кирпичных и кожевенных заводов, четыре стекольных предприятия, два крупных цементных и три известковых завода, а также большие судостроительный и химический заводы в Таллине. Десятая часть от всех этих предприятий была весьма крупной, и каждое из них обеспечивало рабочие места более чем тысяче человек.

Промышленность в Эстонии

Действительно, жизнь в городе открывала новые горизонты, но не стоит думать, что городскому рабочему жилось вольготнее, чем в тесноте крестьянской избы, которая в Эстонии именовалась «ригой». Да, в городской квартире или комнате не зимовал домашний скот и не было курной печи, но три поколения людей, ютящихся в одной комнате, — это была весьма распространенная картина для начала века. Даже если бабушки-дедушки обитали отдельно, просторно всё равно не было, учитывая традиционную многодетность тогдашних эстонских семей. Пятеро, а то и шестеро ребятишек были не исключением, а вполне себе средней нормой. А, так сказать, необходимый минимум — это трое детей.

Стандартной была картина, когда в комнате площадью метров восемнадцать проживала семья с пятью детьми, то есть на каждого члена семьи приходилось чуть больше чем по два с половиной квадратных метра. Это притом, что половина такой комнаты частенько была отведена под кухню, что еще больше сокращало жизненное пространство.

Сейчас нам и представить трудно такое, а чуть более ста лет назад это была не трагедия, а проза жизни. Рабочие кварталы второй половины XIX — начала XX века представляли собой по большей части двухэтажные деревянные бараки, где на каждом этаже располагалось от двух до четырех квартир, сдаваемых внаем. Квартиры представляли собой либо одну комнату, либо две, где, как уже упоминалось, кухня являлась частью комнаты, а о санузле и речи не было. В крупных городах фабриканты строили многоквартирное жилье для своих рабочих, но и там жилищно-коммунальные условия оставляли желать лучшего.

Современная же Эстония представляет собой уютную благоустроенную страну, где люди привыкли к комфорту — что на селе, что в городе. Но, как и раньше, уважающую культурный досуг и добрые традиции!

И целая россыпь истоических кадров от классика мирового кино Дзиги Вертова (на фото)