На снимке — 1 мая 1980 года, когда народ (как обычно, под страхом репрессий) был принудительно выведен на демонстрацию. Многие, износив современную одежду до лохмотьев (джинсы тогда были под запретом), вытащили из бабушкиных сундуков 30—40-х годов национальную одежду, вызывающе оделись в нее и уныло бредут под присмотром «загонял» на этот «праздник» весны. И даже яркое солнце не может скрасить атмосферу всеобщего уныния, веющего от этого снимка. «Загонялы» здесь в гражданке, правда, четверо на переднем плане даже не соизволили переодеться в цивильное, и наверняка у них на правой ягодице не пустая кобура. Ну, насчет «загонщиков» автор здесь загнул... Загнул? А вы можете себе представить, чтобы такое количество народа сейчас вышло на улицу без факелов? Только насильно можно было осуществить эту постановочную фотосессию!

И вот этот угнетенный советским «оккупационным» режимом народ, вместо того чтобы дать ему качественную туалетную бумагу после сорока сортов колбасы, заставили восстанавливать и возводить заново никчемные символы «оккупационного» режима — огромное количество ненужных для страны и жизни простых людей объектов.

Ну кому нужна эта высоченная телебашня? У кого ни спрашивал, никому она лично не нужна. И строили эту башню только ради того, чтобы она была выше всех в Западной Европе. Но оказалось, что она выше берлинской только летом, потому что ее три «ноги», специально собранные в Челябинске из металла, выплавленного на Украине, — полностью металлические, отчего зимой, с понижением температуры, она становится ниже берлинской на несколько сантиметров.

И где совесть у тех проектировщиков из Госинститута проектирования сооружений связи (Москва), кто допустил такой ляп в работе? Но «оккупанты» сочли, что для Риги эта халтура сойдет, и ленинградский трест «Севзапстальконструкция» воплотил этот ляп в натуру.

И вообще строительство этой башни — то же, что выращивание голодающим роз на своем земельном участке вместо съедобных растений.

Подобные глупости «оккупанты» совершали постоянно — например, Рига была четвертым городов в СССР после Москвы, Ленинграда и Киева, где начало функционировать телевидение. И зачем оно Латвии было нужно? Смотреть заседания съездов КПСС?

А разве нужны были Латвии экологически грязные производства, практически такие же и по номенклатуре, и по объему, какие развивались и сохраняются в Дании, но Дания — богатейшая страна Европы, а мы с той же промышленностью были нищими.

К тому же надо учесть, что у нас и площадь всего в полтора раза больше, а лесов — вдвое. По этой причине нам нужна хорошая экология, чтобы древесина быстрее росла и ее можно было отправлять в ЕС за кредиты.

А кому было нужно проводить свет на каждый хутор, если для этого пришлось напрягаться и строить каскад электростанций и ряд ТЭС?

Страна не нуждалась ни в заводах, ни в восстановлении мостов, не нужны нам были и автомобильные и железные дороги, которые за время войны были разрушены более чем на 60%. Зачем они, действительно, были нужны, когда весь подвижный состав был или уничтожен, или угнан фашистами в Германию?

Не нужны были стране и колхозы с совхозами, с напичканной в них в послевоенный период сельскохозяйственной техникой.

Но советский режим, не считаясь с думами и чаяниями народа, для реализации своих имперских планов, помимо насильственного привлечения латышей к этим ненужным работам, еще и направил сюда огромное количество иммигрантов!

А кто-нибудь спросил, хотя бы у тех же театральных работников и поэтов Латвии, нужно ли делать из Латвии высокоразвитый в техническом отношении регион огромной страны? Зачем вообще Латвии нужны были НИИ, КБ, селекционные станции, рыболовецкие океанские флотилии? Живем же мы сейчас без всего этого, и некоторые даже очень неплохо живут. А те, кто живет не очень — смотрите на первых и, в силу христианского смирения и любви к ближнему, радуйтесь их красивой жизни...
 

На первомайской демонстрации в Эстонии
 
Бред сивой кобылы

Рассказывать человеку, пережившему настоящую оккупацию, об оккупации Латвии в период ее действительного интенсивного развития в составе СССР, — значит считать его полным глупцом, не отдающим себе отчета в том, что есть белое, а что — черное.

Не нужно мне белое мазать черной краской. Белое — это моя жизнь и работа здесь, как и жизнь и работа многих тысяч других людей, честно работавших на улучшение жизни в Латвии. Но усилиями националистов большинство результатов их полувекового труда были уничтожены, а самих тружеников в Латвии объявили оккупантами и нежелательными элементами.
 

В материале «Война та, да не та» я показал картины оккупированной Франции, сравнивая ее с оккупацией советских территорий. Латвия в советское время не пережила даже той мягкой, расслабляющей человека оккупации, которую имела на своей территории Франция.

Латвию лелеяли и холили, сделав ее мощным промышленным регионом страны с развитым сельским хозяйством и высоким интеллектуальным потенциалом населения.

Так что фантазии на тему признания этого периода «оккупационным» — это бред сивой кобылы. Более подробно и мотивированно я разберу этот тезис в следующем материале — «Оккупация II».
 

А положение в Латвии сейчас — и есть начало оккупационного режима
 

То, что творится в стране, начинает смахивать на пережитое мною в далеком детстве.

Мое общение с государственными органами очень похоже на общение с настоящей оккупационной комендатурой, поскольку разговор с ними я могу вести только через переводчика. Но если в реальной оккупационной комендатуре их чиновники действительно не знают твоего языка, то в Латвии эта процедура проводится для того, чтобы тебя унизить и вытереть о тебя ноги.

Причем общаться с госчиновниками я буду в тех зданиях и апартаментах, которые мое поколение — многие тысячи людей — строили, не прибегая к услугам переводчиков и не заботясь о том, на каком языке они выполняли своею работу.

И вот какой-нибудь государственный клерк, возомнивший себя исключительным существом на земле только по факту своего этнического происхождения, а не по умственным или деловым способностям, возвращается домой.

Уставший от общения с этими «недочеловеками», лепетавшими по-русски, он не сознает, что дом, который он считает своим, тоже почти наверняка построен теми, кто не знал государственного. Построен совместно с необолваненными латышами, которых было большинство в тот период, когда мерилом в оценке человека как члена общества были результаты его труда.

Кто-то попытается меня убедить, что та нескрываемая атмосфера радостного праздника не разделенного национальными распрями народа в прекрасный солнечный майский день 1980 года — это только постановочный спектакль «угнетенных кровавой оккупацией людей».

Если вам удастся это сделать, мне придется согласиться с тем, что то время и все сделанное тогда народом, было имперской прихотью, навязанной Латвии оккупационным режимом. Но боюсь, что для этого сначала нужно стереть из моей памяти снимок того лучезарного майского дня, да и многих других аналогичных.

Для этого в такой же майский день необходимо провести хотя бы один постановочный спектакль с дистрофичными людьми в полосатых одеждах и с вооруженной охраной по бокам. Затем с помощью гипноза заменить в моем сознании мои прежние впечатления новым снимком... Но боюсь, что для такой постановки статистов не хватит даже с учетом мальчиков и девочек, участвующих в ночных факельных шествиях и при чествовании фашистских прихвостней 16 марта.

Конечно, будет и еще одна проблема — как стереть из памяти тысяч других людей эти картины радости и непринужденного, дружеского, человеческого общения на подобных манифестациях неразделенного языковой ахинеей народа, когда народ был един на всем огромном пространстве моей родины, а принадлежность к любой национальной группе не имела никакого значения.
 
 
Зачем толочь воду в ступе?

Последний факт, который заставил меня столь язвительно высказаться о положении в сегодняшней Латвии — недавнее решение правительства о сдаче выпускных экзаменов в русских школах на латышском языке. Это последние шаги к полной ассимиляции наших детей — отделение их от родителей, от нашего прошлого и великого и могучего русского языка.

Взамен они получат знание бытового языка, который за пределами 200-километровой зоны вокруг Риги практически уже никому не известен. Это, естественно, станет большим препятствием в жизни и работе человека, знающего только его, при выезде за пределы указанного выше ареала.

Если русская община все же осознает реальную опасность правительственного решения, принятого без открытого обсуждения с теми, кого это непосредственно касается, и начнет серьезное противодействие этому решению, то могу согласиться с мнением Айвара Лембергса о возможности перехода этого противостояния к открытой конфронтации.

Но боюсь, что, как всегда, десятки раз униженное и обманутое русское меньшинство, к которому принадлежит каждый третий житель Латвии, будет только жалобно стонать — исключительно в индивидуальном порядке и, как обычно, на кухне, — «какие всё-таки мерзавцы эти националисты, и вот мы соберёмся и им всем покажем...».

Не торопитесь, господа-товарищи, считающие, что хуже уже ничего не сделают, и поэтому нужно всё хорошенько продумать и только тогда начать действовать. Не начнёте! И хуже вам ещё сделают — и не один раз. Ваши лень, бездействие и надежда, что кто-то что-то сделает за вас, в конечном счете скажутся на будущем ваших детей.

Так что лежите на диванчике и не расстраивайтесь, пока в вашей семье по телеку идут программы на русском и пока ваш отпрыск не потребует от вас переключить канал на латышское вещание. А затем порекомендует вам собрать чемодан и отправиться на вокзал, чтобы не мешать ему здесь жить. На чистом государственном языке.

Оккупация, которая глубоко прошлась по моей судьбе

Перед тем как начать читать этот материал, найдите в семейном альбоме фотографии своих детишек начиная с младенческого возраста. И, читая, представьте, что многое из того, что описано ниже, происходило бы с вашим ребенком, в вашем присутствии, за мгновения до вашей смерти. Может быть, это заставит вас задуматься над историей своей страны и не воспринимать войну как очередную голливудскую сказку, в которой чем изощренней и больше смертей, тем интересней. Задумайтесь и над словом «оккупация», которым сейчас националисты клеймят период Советской власти в Латвии. Глядя на фотографии своих детишек, выросших в это время, хватит ли у вас совести сравнить ее с той, которую испытал и описал здесь я...

Слова «оккупация», «оккупант» стали чуть ли не одними из самых распространенных в жизни латвийского общества. При этом редко кто задумывается, насколько эти слова могут быть оскорбительными в отношении человека, к которому они обращены.

Конечно, в словарях вы найдете сухое формализованное разъяснение этих понятий, но помимо строгого энциклопедического смысла большинство русских слов имеют и свой обиходный смысл для каждого отдельного человека — в зависимости от того, насколько смысл тех или иных слов проехал по его судьбе.

Поэтому я попытаюсь объяснить, что значат эти слова для меня и насколько они глубоко прошлись по моей судьбе.

Возможно, кого-либо из тех, кто бездумно бросается этими словами, но еще не потерял остатки совести, мои жизненные детские воспоминания, заставившие обратиться к тяжелейшим страницам моего прошлого, остановят от бессмысленных обид в отношении других людей, которых теперь называют «неграждане» или «оккупанты».

Итак, 1942-43 годы. Краснодар, оккупация, мне с братиком по пять лет — мы двойняшки.

Папа на фронте, мы с мамой — в оккупации. Кушать нечего, дров нет. Объедки с румынской кухни, которая стояла в нашем дворе — это уже пир.

От холода и голода мы не могли спать. Иногда мама уходила выменять еду на вещи. Если ее долго не было, то, глядя на напряженные лица соседей, мы начинали плакать.

И только сейчас я узнал, сколь опасны были ее выходы в город и как маме нужно было прятать свои чувства от нас, чтобы мы не испытывали того животного страха, который тогда чувствовали окружавшие нас взрослые.

В то время мы слышали о душегубках, но что это такое, я не знал до тех пор, пока не познакомился с материалами по оккупации Краснодарского края. А познакомившись, я понял, какой подвиг совершила наша мама, что мы с братом выжили во время оккупации.

Приведу сведения из материалов судебного дела.

До оккупации Краснодар был городом-садом, утопавшем в зелени акаций, абрикосов, яблонь, а в марте 1943 года, сразу после освобождения из оккупации, город лежал в руинах.
 

«Были взорваны здания всех институтов, техникумов, библиотек, дома культуры и сотни жилых домов. Люди еще не успели избавиться от страшного кошмара, который им пришлось пережить. Они только и говорили о душегубке, оврагах, наполненных трупами людей, казнях детей».

Вот несколько примеров фашистских злодеяний, о которых стало известно сразу же после освобождения Краснодара и других городов края.
 

«За два дня — 21 и 22 августа 1942 года — гитлеровцы истребили почти всех евреев, проживавших в городе. Уцелели единицы, 23 августа 1942 года было уничтожено 320 больных, находившихся на излечении в краевой психолечебнице.

9 октября 1942 года фашисты погрузили в машины 214 детей, эвакуированных в город Ейск из Симферопольского детского дома, вывезли их за город, побросали в ямы и закопали живыми. Дети были в возрасте от 4 до 7 лет.

На железнодорожной станции Белореченская фашисты заперли в два товарных вагона 80 советских раненых солдат и офицеров и сожгли их.

По дороге от станицы Белореченская до села Вечное были найдены 88 советских военнопленных, замученных и застреленных гитлеровцами.

В селе Воронцово-Дашковское немецкие захватчики учинили дикую расправу над 204 пленными ранеными советскими солдатами и офицерами. Их кололи штыками, им обрезали носы, уши. Такая же участь постигла 14 тяжелораненых военнослужащих и селе Новоалексеевское. А перед самым бегством из Краснодара фашисты повесили на улицах 80 советских граждан...

Сразу же после освобождения Краснодара Чрезвычайная Государственная комиссия начала расследовать преступления оккупантов.

Она установила, что гитлеровцы убили и замучили десятки тысяч мирных советских граждан, поголовно истребили население многих хуторов и поселков Кубани. Оккупанты и их сообщники — предатели нашей Родины умертвили только посредством отравляющего газа (окиси углерода) около 7000 советских людей».

В гестапо господствовал дикий произвол, осуществлялась система массового истребления людей, никаких обвинений не предъявлялось.

Свидетелей не вызывали. Очных ставок не делали. Гитлеровцы допрашивали «обвиняемых», будучи, как правило, в нетрезвом виде.

Их избивали шомполами, плетьми, пинками своих кованых сапог, вырывали волосы, срывали с пальцев ногти. Офицеры-гестаповцы Кристман, Раббе, Сальге, Сарго и другие насиловали арестованных женщин.

Душегубки, о которых я слышал в детстве, но не знал, что они из себя представляли, описаны в тех же материалах дела.
 

«Это были автомашины грузоподъемностью до 8 тонн, с двойными стенами и фальшивыми окнами, придававшими им вид автобуса. В задней стенке кузова имелась герметически закрывающаяся дверь. Внутри кузова была сделана решетка, а под ней проходила труба, по которой отработанный газ поступал из дизеля в кузов. При работе мотора, когда автомашина стояла на месте, смерть находившихся в ней людей наступала через 6—7 минут, а если душегубка была в движении — через 9—10 минут».

Сначала душегубка появлялась на улицах города по пятницам, а потом курсировала каждый день. Особенно часто ее видели перед бегством гитлеровцев из Краснодара в январе 1943 года.

Машина смерти спешила на окраину города и останавливалась у края противотанкового рва. Двери открывались автоматически, изнутри шел синеватый дымок.

Вывалив десятки трупов людей на землю, фашисты сбрасывали их в ров, наскоро присыпали землей, и душегубка снова мчалась за очередной партией смертников.

Как и при любом оккупационном режиме, тут же находятся коллаборационисты и предатели, готовые на любые мерзости в отношении своего народа. Один из таких — В.Тищенко — рассказал суду, как однажды в душегубку при его активном участии загнали 67 человек взрослых и 18 детей от одного года до пяти лет.
 

«В машину сначала посадили женщин, а лотом, как поленья дров, начали бросать и их детей, — показывал В.Тищенко. — Если какая из матерей защищала ребенка, ее тут же избивали до полусмерти. Один мальчик, когда его втаскивали в душегубку, укусил гестаповца за руку. Другой фашист убил этого мальчика, ударив его прикладом по голове.

Детей забирали отовсюду, даже из детской больницы — там «на излечении» находилось 42 ребенка. Но душегубка докатилась и сюда.

13 сентября 1942 года в больницу приехала группа немецких офицеров: Эрих Мейер, Якоб Эйкс и другие, а 23 сентября, выйдя на дежурство, свидетельница увидела во дворе большую темно-серую автомашину, внешним видом напоминавшую товарный вагон.

Высокий немец спросил, сколько детей находится в больнице и кто они по национальности. Это оказался «доктор», офицер германского гестапо Герц, один из самых лютых садистов и гестаповских палачей.

Приехавшие вместе с ним солдаты по его приказу начали грузить детей в автомашину. Одевать их не разрешили, хотя и сказали служащим больницы, что везут детей в Ставрополь.

Дети были только в трусиках и майках. Они сопротивлялись, молили о помощи, о защите, цеплялись ручонками за санитаров и врачей. Фашист Герц улыбался им, забавно шевеля усами. А потом дверь душегубки захлопнулась, заработал мотор. Машина тронулась, и горячий газ пошел по шлангам. Дети, задыхаясь, колотили в стену душегубки. За ней шла легковая автомашина, в которой сидели гестаповцы.

Через 20—25 минут они вернулись и начали пьянствовать».

«Никогда не забуду, — рассказывала на суде свидетельница Иноземцева, работница краевой детской больницы, — как маленькие дети, среди них были и годовалые, плакали, кричали, инстинктивно чувствуя, что над ними затевают что-то недоброе, страшное.

После изгнания фашистских оккупантов из Краснодара были вскрыты места погребения детей. Глазам представилось буквально месиво из детских трупиков в майках и трусиках, на которых были штампы краевой детской больницы. Некоторые из этих вещей трибунал приобщил к делу как вещественные доказательства».

Один из предателей — Н.Пушкарев — показал, как однажды подвыпивший следователь гестапо Винц проболтался о секретном приказе генерала Руоффа, в котором предписывалось при отходе из Краснодара разрушить город, истребить как можно больше советских граждан, остальных угнать с собой. Успешное наступление войск Северо-Кавказского фронта помешало гитлеровцам в полной мере осуществить этот преступный замысел.
 

«Сначала по пятницам, потом несколько раз в неделю, а с января 1943-го — по два-три раза в день, душегубки совершали рейсы. Достоверно известно только одно место в Краснодаре, где нацисты выгружали свои жертвы из душегубок — участок 116-метрового противотанкового рва на территории совхоза №1».

(Источник: Н.Майоров. «Краснодарский процесс». Там же имеются сведения, что за время  оккупации и военных действий в городе Новороссийске из 111 тысяч жителей на момент завершения военных действий осталось всего 1200 человек. Остальные были или уничтожены, или вынуждены покинуть свои жилища, чтобы спасти себе жизнь.)

В Краснодарском крае за время войны было уничтожено 63 тысячи человек. В самом городе — 13 тысяч, из них 7 тысяч — в душегубках.

Уже в 1943-м, в год освобождения, начались суды над коллаборационистами. Из 11 человек 8 были приговорены к смертной казни через повешение.

Вот что по этому поводу написал известный писатель Алексей Толстой, который был участником судебного заседания по пособникам фашистам.
 

«Я верю, что еще немало людей, живущих вдали от войны, с трудом и даже с недоверием представляют себе противотанковые рвы, где под насыпанной землей — на полметра в глубину, на сто метров протяжением — лежат почтенные граждане, старухи, профессора, красноармейцы вместе с костылями, школьники, молодые девушки, женщины, прижимающие истлевшими руками младенцев, у которых медицинская экспертиза обнаружила во рту землю, так как они были закопаны живыми».

«Когда весной 1943 года начались теплые и жаркие дни, ночью эта огромная братская могила светилась фосфорическим светом от разлагающихся тел».

Злодеяния немецко-фашистских захватчиков в городе Краснодаре. Трупы умерщвлённых окисью углерода жителей Краснодара, обнаруженные в противотанковом рву на окраине города. Фотографии И.Озерского, ТАСС. Опубликованы в газете «Известия Советов депутатов трудящихся СССР» от 14-15 июля 1943 г.
 

И вот из этого ада спасла нас с братом наша мама. И за всю дальнейшую жизнь мы так и не нашли времени поговорить с ней о том ужасе, который нам пришлось пережить и о котором мы с братом ничего не знали.

Возможно, это было и правильно. Есть вещи, которые лучше не знать человеку, тем более смаковать и теребить старые раны и переживания. Постоянно подогреваемая боль и ненависть не могут быть созидательным началом ни в жизни отдельного человека, ни тем более в развитии общества.

Теперь сами оцените, что для меня значат слова «оккупант» и «оккупация» — это синонимы разъяренного зверя и ада.

А еще объясните мне, пожалуйста: люди, зачастую лишенные в результате реальной оккупации своих близких и своего жилища, оказавшиеся рядом с вами и принявшие участие в превращении послевоенной Латвии в страну с современной наукоемкой промышленностью, с мощным сельским хозяйством, с большим количеством учебных заведений, научно-исследовательских институтов и развитой санаторно-курортной сетью, — это тоже оккупанты, превратившие страну в ад?

Мне, как участнику строительства той страны, не хочется, чтобы теперь Латвия усилиями националистических правительств превратилась в поставщика прислуги для развитых стран Европы.

На мой взгляд, этого можно избежать, отказавшись, с одной стороны, от мифической, мнимой «оккупации» процветавшей страны, а с другой — от чествования фашистских прихвостней.

Консолидировав общество путем ликвидации института неграждан, возобновления нормального образования и избавления от русофобских настроений.

Перейдя к продуктивной работе всего населения страны при добрососедских и дружеских отношениях со своим великим соседом.

Но прежде чем перейти к этой благостной картинке, поговорим о той оккупации, миф о которой народу страны навязывают националистические правительства. Об этом — во второй части.

Владимир Борисович Шилин, доктор технических наук, пенсионер из Латвии