Жертвы холодильной войны

85 лет назад Сталин запретил производство в СССР домашних холодильников по образцу "Дженерал Электрик", решив, что это буржуазное излишество. Поэтому в начале 1960-х, когда каждая американская семья имела холодильник, похвастаться тем же могла лишь каждая двадцатая семья строителей коммунизма. И именно потому финский холодильник "Розенлев" стал очень весомым аргументом в торге за комсомолку, спортсменку, отличницу и просто красавицу из "Кавказской пленницы". Тем же, кто не мог и мечтать об импортном чуде, оставалось довольствоваться крайне неказистыми советскими копиями лучших зарубежных образцов в ожидании подлинников, появившихся в магазинах лишь после краха СССР. Тернистый путь леденящих иномарок в Россию восстановил обозреватель "Денег" Евгений Жирнов.

Старый ледниковый период

В России холодильники вообще и бытовые холодильники в частности на протяжении десятилетий никто не рассматривал в качестве предметов первой необходимости. И впрямь, кому нужен специальный прибор для создания того, чего в стране большую часть года и без того завались, да к тому же бесплатно. Да и летом, которое отечественные остряки именовали пародией на европейскую зиму, испокон века проблема сохранения продуктов решалась без головоломных иноземных ухищрений. При каждом более или менее состоятельном доме существовали ледники — сараи, засыпанные сверху землей, куда зимой набивали лед или, на худой конец, снег, медленно таявший до следующей зимы. В домах победнее имелись погреба со льдом. Единственной сложностью в использовании "морозников" всех типов была заготовка льда в крупных городах, но с нею вполне справлялись артели поднаторевших в распилке льда мастеров.

"К весне,— писали питерские старожилы Д. Засосов и В. Пызин,— на Неве и Невках добывали лед для набивки ледников. Лед нарезался большими параллелепипедами, называемыми "кабанами". Сначала вырезались длинные полосы льда продольными пилами с гирями под водой. Ширина этих полос была по длине "кабана". Затем от них пешнями откалывались "кабаны". Чтобы вытащить "кабан" из воды, лошадь с санями пятили к майне, дровни с удлиненными задними копыльями спускались в воду и подводились под "кабан". Лошади вытаскивали сани с "кабаном", зацепленным за задние копылья. "Кабаны" ставились на лед на попа. Они красиво искрились и переливались на весеннем солнце всеми цветами радуги. Работа была опасная, можно было загубить лошадь, если она недостаточно сильна и глыба льда ее перетянет; мог потонуть в майне и человек, но надо было заработать деньги, и от желающих выполнять такую работу отбоя не было: платили хорошо. Майна ограждалась легкой изгородью, вечером вокруг майны зажигались фонари, чтобы предупреждать неосторожных пешеходов и возчиков. Набивали ледники льдом особые артели. Эта работа была также опасна и требовала особой сноровки. "Кабаны" опускали вниз, в ледник, по доскам на веревках, а там рабочие принимали их и укладывали рядами. Бывали случаи, когда "кабан" срывался со скользкой веревки и калечил рабочих, стоящих внизу".

Не было необходимости в технически сложных холодильниках и у крупных торговцев продовольствием. Большие ледники стоили сравнительно недорого, да и их купцы строили лишь в редких случаях. Зачем тратиться, если мясные туши зимой перевозились без особых проблем и хранились на неотапливаемых складах? А летом куда дешевле было пригонять или привозить в города живой скот. Еще проще решали свои проблемы торговцы рыбой. В каждом мало-мальски крупном городе, где имелась река или какой-нибудь водоем с проточной водой, появлялись живорыбные садки.

"Садок,— вспоминали те же питерские бытописатели,— это большая баржа с надстройкой, на которой располагались торговые, складские и жилые помещения для приказчиков и рабочих. У этих садков стояли подсобные суда — садки в прямом смысле слова с живой рыбой. Зимой живая рыба добывалась подледным ловом в заливе. На месте лова она замерзала и немедленно гужом на санях доставлялась к садкам. В садках и чанах большая часть ее оживала.

Забавно было видеть, как на деревянной барже из возведенной кирпичной трубы валил дым. В торговом помещении стояли чаны с живой рыбой, навалом на рогожах лежала мороженая рыба — судаки, лещи, сиги, окуни, корюшка и др. По бокам от входа стояли дыбом громадные замороженные белуги, в два аршина и более. В бочках — соленая рыба, рядом в окоренках — икра всевозможных сортов. Над прилавком висели громадные коромысловые весы с медными цепями и тарелками, рядом — маленькие чашечные весы.

Такие садки стояли на Неве, Невках и Фонтанке. Особенно большие садки стояли на Неве против Сената и на Фонтанке у Аничкова моста. Они славились разнообразием отборного товара, и цены здесь были повыше, покупатели побогаче. В остальные садки приходила публика проще. Больше всего покупателей было в Масленицу и посты, когда многие не ели мясного. Среди покупателей встречались и такие, у которых денег было мало, а полакомиться вкусной икрой хотелось. И вот приходили такие "покупатели" со своей булкой, подавали ее приказчику, прося помазать ее икрой то того, то другого сорта, чтобы попробовать, прежде чем купить. Так они "пробовали" несколько сортов, а потом, находя, что икра-де горьковата или солоновата, уходили, неплохо закусив, провожаемые недоброжелательными взорами хозяев и продавцов".

Русские предприниматели искренне не понимали, зачем их коллеги за океаном тратятся, строя холодильники для замораживания и хранения рыбы с крайне сложным для того времени оборудованием. А те русские купцы, которые пытались заимствовать американский опыт, сталкивались с недоверием коллег, и их холодильные начинания, как правило, заканчивались банкротством. Немало пришлось претерпеть и пионеру холодильного дела в России — астраханскому предпринимателю Супуку.

"Машинное охлаждение для хранения рыбы,— писал в 1914 году один из самых крупных отечественных специалистов в этой сфере Н. Бородин,— в России впервые применено в Астрахани г. Супуком, который в 1888 г. построил баржу-ледник вместимостью в 10 000 пуд. Охлаждение достигалось машинами системы Лейтфута, работающими сжатым воздухом. Г. Супуку как всякому инициатору нового дела пришлось потерпеть с первого раза немало неудач: никто не хотел отдавать ему на баржу для замораживания и хранения рыбу; необходимо было самому ее закупать, что требовало новых затрат. Но мало-помалу это дело привилось, г. Супук построил каменное помещение для замораживания рыбы на берегу р. Волги, баржа же стала служить для перевозки замороженной рыбы из Астрахани в Царицын... Вскоре после того г. Супук построил вторую баржу-ледник, предназначенную для промыслов южного Каспия, фирмы Лионозова".

Энтузиазм первопроходца заставил русских рыботорговцев внимательнее присмотреться к американскому опыту.

Очевидное — непонятное

В числе первых изучать американский опыт в 1894 году отправился Н. Бородин, служивший техником рыболовства в войсковом хозяйственном правлении Уральского казачьего войска. В Северо-Американских Соединенных Штатах он обнаружил немало не только интересного, но и возмутительного. К примеру, Бородин обнаружил, что американцы при обработке портят черную икру и выдают ее затем за подлинный русский астраханский деликатес.

"Икра делается на месте,— писал Бородин в отчете о поездке.— Торговля этой последней в Северной Америке за последнее время достигла довольно внушительных размеров как на берегах Атлантического океана и на Великих Озерах, так и на Тихом океане. Икра в первоначальной покупке баснословно дешева: рыбаки, не умея делать сами, рады сбыть ее за что-нибудь. В среднем рыба (вместе икряная и яловая) принимается от 1 до 1 1/2 цента (2-3 копейки) за фунт. Не так давно осетров выбрасывали из сетей обратно в воду, все равно, с икрой или без икры, да и теперь есть глухие места в северной части Великих Озер, где поступают таким же образом. Главная масса икры вывозится под именем русской икры в Гамбург и Бремен, и лишь очень незначительное количество в запаянных жестянках расходится в Соединенных Штатах или с клеймом Гамбургской фирмы Дитмана, или же с клеймом русскими буквами "Астраханская зернистая икра". Но вообще качество местной икры, особенно в жестянках, приготовляемой по особому патентованному способу, который всякого русского рыбопромышленника заставил бы лишь руками развести, весьма низко, и потому понятно несколько, почему американцы не особенные охотники до икры. Цены на партийную продажу в Гамбурге 2 марки (1 рубль) за фунт; в Америке — в розницу — она продается от 20-35 ц. (40-70 к.) за фунт. Имея в виду дешевизну первоначальной покупки, американская икра при умелом приготовлении могла бы оказать сильную конкуренцию русскому продукту, но пока она совершенно не может конкурировать с ним, и ввозная русская икра в некоторых колониальных магазинах Нью-Йорка продается как редкость по 3 доллара (6 рублей) за баночку в 1/4 фунта".

Однако в остальном русским промышленникам приходилось учиться у американских.

"На всем протяжении берегов Атлантического океана,— отчитывался Бородин,— от Ньюфаундленда до Нью-Йорка и южнее зимняя температура далеко не так низка, чтобы можно было замораживать рыбу в любое время естественным путем и затем отправлять ее в замороженном виде, как это делается в России, в течение зимних месяцев... В стране Великих Озер зимняя температура уже значительно ниже, но зимнее рыболовство совершенно незначительно — главный лов производится весною, летом и осенью. Все это, вместе взятое, обусловило возникновение в этой стране своеобразной промышленности — замораживания рыбы искусственным путем во время ее наилучшего лова и продажи во время высоких цен на рынки... Выгоды эти само собою понятны: морозится дешевая рыба, когда ее трудно сбыть за самую низкую цену, и через 3-4 месяца продается в прекрасном, свежем виде по высокой цене. Самое заморожение обходится настолько дешево, что играет весьма незначительную роль в определении конечной стоимости товара".

Бородин привез в Россию и описание нехарактерных для отечества способов заготовки льда и его продаж потребителям. Американские фирмы арендовали небольшие пруды, зимой разрезали весь лед из них на блоки и хранили в легких постройках, обходившихся дешевле русских ледников. Причем это был не весенний рыхлый лед, заготавливавшийся в России, а прочный зимний. И американские горожане не тратили дорогую землю на строительство погребов — им привозили уже готовые небольшие куски льда для специальных охладительных ящиков. Эти термоизолированные шкафы имели внутри корзинку, куда вставлялся кусок льда. Именно они и были первыми массовыми бытовыми холодильниками.

Отчеты Бородина и других ездивших за океан специалистов сделали свое дело. Первыми оценили грядущие возможности железнодорожники. Они стали по американскому образцу заказывать вагоны-морозильники, охлаждавшиеся льдом, а на крупных станциях возводить охлаждаемые льдом склады и запасы льда, грузившегося вместо растаявшего в прибывавшие вагоны со скоропортящимся товаром. Благодаря этому появилась возможность возить сибирское масло в Европу, а рыбу из-за Урала — в крупные города европейской России.

Мало-помалу на юге империи стали появляться и механические холодильники, приводимые в действие паровыми машинами. Об их строительстве на богатейших ценной рыбой промыслах в устье Куры писал Н. Бородин:

"В 1901 году на одном из самых крупных куринских промыслов, Банковском, фирмой Питоева построен холодный склад с машинным охлаждением аммиачной компрессионной системы. Здание в два этажа: шесть нижних камер служат для охлаждения рыбы, верхний этаж состоит из ларей для посола рыбы. Камеры вмещают 3000 пудов, лари — 10 000 пудов. Все сооружение, построенное под руководством американского техника, обошлось в 100 000 руб. Открытие действия этого первого на Куре холодного места имело громадное значение: сразу явилась возможность из рыбы, ловимой летом, приготовлять хорошие товары малосола, тогда как раньше прекрасные осетры шли на приготовление низкопробного вяленого "джирима" (кавказский балык). Благодаря этому цены на рыбу и икру летнего (морского) улова, сдаваемую ловцами, повысились. Другой сорт рыбы — куринская лососина, по свидетельству московских оптовых торговцев, приобрел с тех пор более высокую ценность, чем северная лососина лучших сортов. Те же торговцы указывают на успешный вывоз с Куры в Астрахань на одном из пассажирских пароходов, имеющих холодное помещение на 500 пуд., мороженой рыбы в августе. Первый опыт вполне удался".

Выгоды холодильного дела оценили и пивовары, и производители сыров, и интенданты. Военное ведомство и раньше считало, что в некоторых районах Российской империи мясо, закупаемое для армии и флота, чрезмерно дорого. А теперь, когда появилась возможность доставлять мороженое мясо войскам на Дальний Восток пароходами-рефрижераторами, во Владивостоке началось строительство армейского "морозника" по американскому образцу.

Есть свидетельства того, что русский средний класс, который, как правило, жил в наемных квартирах, начал использовать в хозяйстве холодильники с ледяным охлаждением. Причем, как и за океаном, большим спросом пользовались модели из ценных пород дерева с внутренней термоизолирующей отделкой из фарфора. Самые совершенные модели для равномерного распределения холода оснащались электровентилятором. Однако большинство подданных империи продолжали по-старинке пользоваться погребами и ледниками, а вскоре началась мировая война, произошла революция, вспыхнула междоусобица, и не стало ни продуктов, ни нужды в холодильниках заокеанского образца.

Плюс холодизация всей страны

О полезных свойствах холода и устройствах, его создающих, в СССР вспомнили лишь в 1932 году, когда на фоне голода на Украине и в южных районах страны решили создать стратегические запасы продовольствия, включая замороженную рыбу и мясо. В одном из решений по этому поводу говорилось:

"1. Принять к сведению приказ Наркомснаба о порядке образования и хранения неприкосновенного резерва мяса для Москвы, Ленинграда и Донбасса...

2. Обязать Наркомснаб под личную ответственность т. Беленького резерв образовать не менее чем на 90% из кондиционного мороженого мяса; в остальной части (не более 10%) допустить закладку в фонд мясных консервов, копченостей и солонины.

3. Установить, что расход мяса из резервного фонда может производиться в каждом отдельном случае только с разрешения ЦК ВКП(б).

4. Предупредить секретарей крайкомов и предисполкомов, что они несут наравне с Наркомснабом ответственность за недопущение расхода мяса сверх утвержденных ЦК планов снабжения и за неприкосновенность резервных фондов мяса.

5. Возложить ответственность за хранение и учет резервного фонда по Наркомснабу на т. Беленького и по холодильникам Центросоюза на т. Зеленского.

6. Предложить ЦК и Моссовету, ЛК и Ленсовету, Донобкому и Доноблисполкому выделить своих уполномоченных по каждому холодильнику для систематического наблюдения и проверки совместно с РКИ и мясной инспекцией Наркомснаба наличия и условий хранения неприкосновенного резерва.

7. Обязать СНК УССР и местные советы обеспечить бесперебойное снабжение холодильников электроэнергией.

8. Обязать Наркомтяжпром обеспечить холодильники потребным количеством аммиака...

11. Предложить ОГПУ установить повседневное наблюдение за созданием, хранением и расходом резервного фонда, применяя меры репрессии в отношении лиц, нарушающих предусмотренный настоящим постановлением порядок расхода резервного фонда".

Однако холодильников в стране не хватало, и назначенный в 1935 году наркомом пищевой промышленности А. Микоян говорил на сессии высшего законодательного органа страны — ЦИК СССР:

"Ничто так не характеризует уровень пищевой промышленности, как размеры использования в ней искусственного холода. Значение холода здесь можно сравнить с электрификацией в промышленности. Без холода нельзя сохранить большинство продуктов, без него нельзя и производить ряд продуктов, по крайней мере продуктов высокого качества".

В том же 1935 году построили 80 новых крупных холодильников, но это была капля в море. Не говоря уже о том, что в магазинах и в квартирах холодильники отсутствовали по-прежнему. Как вспоминал Микоян, ознакомление с холодильным делом стало одной из его целей во время поездки в Соединенные Штаты в 1936 году:

"Осматривали мы крупный холодильник "Сибордсэмайнэл" емкостью 17 тыс. тонн хранения. Этот холодильник особенно заинтересовал, поскольку три самых больших недавно построенных холодильника в Москве имели емкости лишь по 5-6 тыс. тонн. Конструкция американского холодильника и его оборудование были почти такими же, как у нас. Поразило другое. У нас, когда строится какой-нибудь объект, строительная площадка обносится огромным забором, сооружаются отдельные помещения для компрессорной, насосной, конторы, гаража, всего до 12 таких подсобных зданий. Кроме того, по требованию пожарной охраны между всеми этими зданиями сохраняются значительные интервалы. Всю эту огромную территорию надо благоустроить, электрифицировать, подвести к ней дороги, водопровод и т. п.

Всего этого у американцев не было. Возле холодильника — ни заборов, ни зданий. Это железобетонное здание холодильника. Железнодорожные пути идут прямо в это здание; все погрузочно-разгрузочные работы происходят там же, для чего имеется специальная погрузочная площадка. Когда холодильник закрывается, его охраняет только один сторож.

Другой осмотренный нами холодильник в Чикаго — тоже один из крупнейших в США — помещался со всем своим вспомогательным и подсобным хозяйством в одном десятиэтажном здании. Имея емкость хранения в 25 тыс. тонн, он занимал площадь всего 4 тыс. кв. м, тогда как наши три московских холодильника, обладая суммарной емкостью 16-18 тыс. тонн, были размещены на территории 150 тыс. кв. м... Все это было для нас хорошей школой...

Проблема холодильного хозяйства относилась не только к предприятиям пищевой промышленности. В те годы в нашей стране не было совершенно производства так называемых бытовых холодильников, предназначенных для домашнего пользования.

Находясь в Америке, я побывал на огромном заводе "Дженерал Электрик Компани". Завод имел специальный цех по производству домашних холодильников, выпускавший ежегодно свыше 100 тыс. холодильников.

Вернувшись из США, в беседе со Сталиным я поставил вопрос о том, чтобы приступить и у нас к массовому производству домашних холодильников. Организовать такое производство на предприятиях местной промышленности или заводах малой мощности невозможно. Холодильник, хотя и называется "домашним", по существу, сложный агрегат с автоматикой, требующей высокой технической квалификации производства. Поэтому производство холодильников было под силу лишь наиболее крупным машиностроительным заводам.

Однако Сталин не согласился тогда со мной, ссылаясь на то, что на значительной территории страны зима длинная и поэтому особой надобности в холодильниках нет, а в летние месяцы наше население привыкло держать продукты в ледниках и погребах. "К тому же,— сказал он,— наши заводы тяжелого машиностроения очень загружены, в том числе оборонными заказами". Последний аргумент был, конечно, решающим".

Сталин, конечно, мог привести и еще один аргумент. Холодильники "Дженерал Электрик", которые предлагал копировать Микоян, невысоко оценивались даже специалистами в США. В "Справочнике Американского общества инженеров-холодильников", переведенном в СССР в 1936 году, о продукции этой корпорации говорилось: "Фирма выпускает шкафы, в конструкции которых установлены элементы, подверженные расстройству и порче".

Не был приведен и самый главный довод против производства холодильников: где было взять столько продуктов, чтобы у населения возникла острая нужда в подобной бытовой технике?

Правда, начавшиеся в 1935 году на Харьковском тракторном заводе работы по созданию отечественного бытового холодильника из-за этого не прекратили. Но, как выяснилось, создание даже упрощенного аналога американских холодильников оказалось совсем не простой задачей. К опытному производству приступили лишь в 1939 году, а до войны успели выпустить всего несколько тысяч штук.

"После войны,— вспоминал Микоян в середине 1970-х,— я вновь вернулся к вопросу о массовом производстве домашних холодильников. Сталин согласился. Было решено организовать производство на Московском автомобильном заводе ЗИС — заводе имени Сталина, на Саратовском авиационном заводе и Муромском заводе Горьковской области. Было решено, что каждый из этих заводов будет на первое время выпускать по 50 тысяч холодильников в год. Теперь, как известно, производство бытовых холодильников широко развилось по всей стране".

Конечно, все было далеко не так просто. Производство холодильников в 1949 году поручили сонму министерств и ведомств, каждое из которых решило производить собственную модель. Однако на все модели устанавливались совершенно одинаковые компрессоры, изготовленные на ЗИСе, переименованном затем в ЗИЛ. Так что даже у маленьких аппаратов объемом 70 л был громоздкий компрессор. Для большинства ведомств холодильники были побочной продукцией, поэтому об интересах покупателей и о внедрении новшеств, мягко говоря, не заботились. Скопировав раз зарубежный образец и существенно упростив его, заводы выпускали модель годами, несмотря ни на что. Половина выпускавшихся в 1950-е годы американских холодильников имела систему no frost, тогда как у советских не было даже элементарной автоматики.

Но даже упрощенчество не помогало догнать и перегнать не только Америку, но и тогдашние задворки Западной Европы — Италию. Если в 1962 году в США холодильники имело 98,3% семей, а в Италии — 20%, то в СССР — 5,3%. Десять лет спустя советские показатели улучшились, но все равно родина социализма на фоне конкурентов выглядела отсталой страной: США — 99,9%, Италия — 85%, СССР — 34,5%. О качестве говорить и вовсе не приходилось.

"Отечественные холодильники,— говорилось в советском обзоре 1974 года,— уступают зарубежным образцам по целому ряду показателей. Так, например, отечественные холодильники на 10-20% тяжелее однотипных иностранных образцов; теплопроводность шкафа лучших зарубежных моделей на 25-30% ниже, чем отечественных; коэффициент использования объема шкафа колеблется у отечественных холодильников в пределах 0,35-0,42, а у зарубежных — 0,5-0,6. Наши холодильники значительно уступают зарубежным по комфортности. Низкий технический уровень отдельных моделей привел к снижению спроса на них".

В оправдание советских машиностроителей можно было сказать лишь то, что едва ли не единственный импортный холодильник, попадавший в квартиры советских граждан,— финский "Розенлев", как говорилось в том же отчете, был не очень удачной копией холодильника "Сименс". Но все же гораздо более удачной, чем отечественные образцы. Впрочем, все зарубежные производители должны молиться за тех советских чиновников, которые засекречивали факт заимствований. Иначе их репутацию на российском рынке не удалось бы восстановить никогда.