«Где родился, там и пригодился». Зачем нужны пословицы и почему архаичная народная мудрость всё ещё в ходу?

Русский язык оперативно реагирует на изменения в социуме — внедряются новые феминитивы, табуируется ксенофобная лексика, а привычные ругательства вроде «дебил» или «шизик» стали неуместными, ведь они оскорбляют вовсе не адресата, а людей с заболеваниями, приравнивая их диагноз к антисоциальному поведению. Под ударом оказались и пословицы, или паремии: аккумулировав в себе вековой опыт народа и отражая уклад патриархальной деревенской жизни, многие из них перестали соответствовать времени. Курица — птица, женщина — человек, а бьёт — не значит любит.

В эссе о том, как язык стал полем битвы, журналист и писатель Степан Кузнецов рассказывает, какие функции в обществе выполняют паремии, почему они не являются мудростью, нужны ли архаичные пословицы современному обществу, придут ли им на смену мемы, и стоит ли сохранять оскорбительные выражения как культурное наследие?

Положение пословицы в современной культуре

Каждому человеку, хочет он того или нет, в вербальной коммуникации приходится решать вопросы политического характера. Нужны ли новые феминитивы, стоит ли использовать неологизмы, заглавной или строчной буквы заслуживают монотеистический бог и вежливое обращение «вы», Беларусь или Белоруссия, «на» или «в» Украине? 

Язык был и остается политическим полем битвы — ведь с его помощью формулируется картина мира. С пересмотром прежних ценностей критике подвергается и поддерживающий их язык — «язык вражды». Состав его постоянно уточняется. «Токсичность» одних слов и выражений, таких как, ксенофобские этнофолизмы‌ и гомофобная лексика, известна достаточно широкому кругу людей. Не так очевиден подобный статус у эйблистских ругательств, например, «псих», «кретин» и даже «сумасшедший», оскорбляющих людей с особенностями умственного развития, хрупким ментальным здоровьем или заболеваниями. Некоторые сторонники концепции «языка вражды» критикуют и использование слова «слепой» для определения незрячего человека, так как оно имеет отчетливую негативную коннотацию.

Такими же враждебными к человеческому достоинству признаны многие пословицы. Продукты архаического уклада жизни par excellence, они отражают представления патриархального мира деревни, в том числе суждения, унижающие женщин, иноверцев и иноземцев. Одни умаляют умственные способности женщин (У бабы волос долог, да ум короток) и одобряют домашнее насилие (Бей бабу молотом, будет баба золотом), другие поддерживают антисемитские убеждения (Жиду верить, что воду ситом мерить), сохраняют в себе, хоть в своё время и исторически обусловленный, но ныне неактуальный негативный образ других наций (Незваный гость хуже татарина; Что русскому хорошо, то немцу смерть) и так далее.

В современном обществе среди кругов, поддерживающих гендерное и национальное равноправие, неполиткорректные пословицы осуждаются. Но неуместные сегодня пословицы бросают тень на все остальные, вскрывая их архаичное происхождение, ведь все они проводники мифологического сознания с его пороками. Среди них паремиологи — ученые, исследующие пословицы и поговорки — выделяют андроцентричность, бинарность или оппозитивность, четкое разделение мира на доброе и злое, своё и чужое‌. Возникает вопрос: стоит ли руководствоваться пословицами, если они выражают предрассудки и когнитивные искажения неграмотного крестьянина из глубины седых веков? Критика содержания поддерживается критикой формы: зачем сейчас нужны пословицы, если есть более точные и понятные крылатые выражения и афоризмы, цитаты из фильмов, песен и мемы? Или все же стоит сохранить пословицы как раз потому, что они выражают стремительно исчезающую народную мудрость? Может быть, проблема в том, что пословицы искажены и неверно и небрежно применяются? Полемика вокруг пословиц невозможна без внятного комментария о феномене этих паремий и их функциях в современном мире.

Пословица и её функция

Прежде чем ответить на эти вопросы, нужно уяснить, что есть пословица. При всей очевидности этого понятия, есть несколько не совпадающих друг с другом определений. Популярное, близкое обыденному пониманию определение дано в Литературной энциклопедии терминов и понятий: «Пословица — жанр устного народного творчества, образное изречение, обычно ритмическое по форме, содержащее некую житейскую мудрость и имеющее назидательный смысл»‌. Но для паремиологов эта дефиниция может быть не до конца корректной. Для них важно выработать такое определение, которое позволило бы, с одной стороны, отделить пословицы от близких им жанров — поговорок, афоризмов, девизов и прочих, и, с другой стороны, не отсечь лишнего. В популярном определении спорен именно «назидательный смысл» — компонент, который от пословицы сегодня многих отпугивает. Из-за него пословица кажется жесткой догмой и неизбежно сводится к орудию дискурсивного контроля. Но даже небольшой перебор пословиц в памяти позволяет заметить, что дидактизм свойственен не каждой пословице, а если и присутствует, то часто приглушается другим содержанием.

В узком определении пословицы паремиолога Григория Пермякова поучительная функция не приоритетна. Исследователь рассматривает пословицы как «грамматически завершенные», «устойчивые» народные изречения, требующие «обязательного метафорического осмысления», не допускающие прямого, однозначного толкования, как «знаки каких-то жизненных и мыслимых ситуаций»‌. Пермяков настаивает на обязательном образном характере пословиц, тем самым отделяя их от безобразных народных афоризмов, но в контексте разговора об этической стороне пословиц этим можно пренебречь и согласиться с мнением другого паремиолога Валерия Мокиенко о том, что безобразные пословицы типа Учиться — всегда пригодится и Ученье лучше богатства благодаря своей ритмичности, афористичности и смысловой емкости адекватны образным пословицам Ученья корень горек, да плод сладок или Ученье — свет, а неученье — тьма‌. Корректно ли разделение на «пословицы» и «народные афоризмы» — отдельный вопрос, но приговор общества касается и тех, и других в равной степени.

Узкоспециальное определение Пермякова примечательно тем, что оно избегает слова с положительной коннотацией «мудрость» в отношении пословиц и не настаивает на обязательной их назидательности. Основополагающей функцией для пословицы, по мнению исследователя, можно назвать моделирующую — то есть с помощью пословицы моделируется ситуация. Использование пословицы позволяет сэкономить время и быстро описать с ее помощью часто встречающуюся ситуацию. Ещё лингвист Александр Потебня отмечал, что привычный (пословичный и басенный) художественный образ «даёт нам... возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими умственными величинами»‌. Вместе с описанием ситуации может прозвучать яркое оценочное суждение, которое можно принять за назидательный тон. Но не обязательно: у пословиц не редок и тон близкий к нейтральному, как в бытовом наблюдении. Таковы, например, паремии Сильный дождь идет недолго и Нашла коса на камень.

Итак, пословицу уже нельзя свести к патриархальной директиве. Но это, конечно, не исключает того факта, что народ часто использовал и использует паремию для поучения, ссылаясь на нее как на образец проверенной веками мудрости. Правда, тот же народ усматривал и относительность такой мудрости. Неслучайно Владимир Даль выбрал в качестве эпиграфа для своего знаменитого сборника народное выражение Пословица несудима (sic!). В более развернутом варианте оно звучит как «на пословицу, как на дурака и правду — суда нет». Можно полагать, сам народ парадоксальным образом сравнивал суждения пословицы и с прописными истинами, и со вздорной речью глупца, не идеализируя их. 

Пословица не мудрость, а голос народа. В XIX веке народ стал объектом внимания разных политических сил России — от революционно настроенных декабристов до сановников-консерваторов, но не имел возможности себя представить. Писатели-романтики создавали идеализированный образ крестьянства, контрастирующий с отчужденными просвещенческими ценностями высшего света. Труд Даля, не просеивавший пословицы через сито нравственности, сделал вклад в демифологизацию образа, данного народу бурно развивающимся национализмом, и стал опорой для национального самосознания. Такой чисто описательный подход дорого ему стоил: моральное несовершенство возмутило одного из рецензентов, из-за чего публикация задержалась на несколько лет. Даль, отрицая правомерность таких укоров, писал в предисловии к своему труду: «В этом сборнике, который не есть катехизис нравственности, ниже наказ обычаям и общежитию, именно должны сойтись народная премудрость с народною глупостию, ум с пошлостию, добро со злом, истина с ложью»‌. Он отмечает: в сборнике есть не только привычные мудрые пословицы, но и «пошлые, суеверные, кощунные, лжемудрые, изуверные, вздорные»‌. То есть уже в середине XIX века морально-нравственный авторитет пословиц был поставлен под сомнение и оставался таким же шатким и в последующих паремиологических трудах. Даже такой видный архитектор советского мифа, как Михаил Шолохов в своем предисловии для многократно переиздававшегося сборника пословиц поставил под сомнение их мудрость. Писатель высоко оценил культурное наследие народа, но при этом указал на то, что «нашему современнику чуждо всё, что несет на себе в пословицах печать национальной розни, рабства, угнетения женщины, религиозного суеверия».

Еще один аргумент «против» пословицы: мы можем вспомнить, что одни паремии противоречат другим. В одном случае Лучшее лекарство для человека — человек, На миру и смерть красна, а в другом — Козла обходи сзади, коня спереди, а человека со всех сторон. А некоторые пословицы так и вовсе выступают против авторитета паремий. Казах скажет: Дурной человек поговорки любит, непалец — Рот бездельника всегда полон пословицами, а русский заметит, что У каждого Егорки свои поговорки‌, отметив, что мудрость паремий весьма относительна.

Подобная критика не должна предполагать, что пословицы безнадежно устарели. Куда важнее освободить пословицу от этического трибунала там, где заключенное в ней суждение лишено однозначности. Важно представить себе полную и объемную картину применения пословицы. А ее применение связано с осмыслением и переживанием жизненной ситуации — актом в не меньшей, а может быть и в большей степени эмоциональным, чем рассудочным. И актом по всей этической строгости легитимным. Уже Даль увидел в пословицах не только житейские наставления, но и «стоны и вздохи, плач и рыдания, радость и веселие, горе и утешение в лицах»‌.

Чем же объясняются противоречия и искажения в фонде пословиц? Моделирующая функция проясняет существование противоречий в паремическом фонде. Для пословицы при некоторой её автономности все же важен контекст, её смысл очень зависит от конкретных обстоятельств. Именно поэтому возможны пословицы с противоположными высказываниями и пословицы, чей смысл находится где-то посередине между двумя полярными мнениями. По мнению Даля, такие противоречия не должны смущать: «разве можно обнять предмет многосторонний одним взглядом и написать ему приговор в одной строке?» Исследователь видит ценность своего сборника в том, что в нем дается «не однобокое, а полное и круглое понятие о вещи», собрано все, что по разным случаям сказано: «Если одна пословица говорит, что дело мастера боится, а другая добавляет, что иной мастер дела боится, то, очевидно, обе правы, не равно дело, и не ровен мастер»‌. Таким образом, собранные вместе пословицы народа отражают не коллективно выработанную догму, а наоборот, скорее плюрализм мнений, не абстрактный, а практический подход к тем или иным жизненным явлениям. Пермяков призывает не путать житейскую логику пословиц с академической и называет первую «Логикой здравого смысла»‌.

Но и лишенный противоречий паремический фонд не стал бы убедительней, так как суждения пословиц ничем, кроме житейского опыта не поддерживаются, универсальных руководств к действию не бывает, аналогии не всегда адекватны. В чем же ценность пословиц сегодня, какие ещё у них есть функции?

Мокиенко заявляет, что культурные и технологические условия XXI века обеспечили пословицам «столь мощное функционирование, о котором не могли мечтать в эпоху Возрождения и становления наций»‌. Большое количество функций у пословиц выделяли ещё в советское время. К примеру, помимо главной, моделирующей, Пермяков выделял и другие функции, впрочем, для пословиц не обязательные. Среди них, конечно же, поучительная, а также магическая или пожелательная (Отольются волку овечьи слезки!), негативно-коммуникативная (отговорка: Есть и квас, да не про вас), прогностическая (Например, пословица Сильный дождь долго не идет предсказывает быстрый спад высокой фазы в явлении), а развлекательную и орнаментальную функции можно обнаружить почти у каждой пословицы: она может стать яркой интермедией в монотонной беседе и украсить речь. Мокиенко, составитель «Большого словаря русских пословиц», ссылаясь на исследования своих коллег, отмечает способность паремийного фонда отражать кризисные явления в обществе.

Стоит обратить внимание на психологические нюансы в применении пословиц. Они могут побуждать к действию или утешать при неудаче. Эти эффекты могут возникать и при автокоммуникации, когда человек обращается к себе. Психологический заряд многие пословицы получают благодаря своей экспрессивной образности и внутреннему ритму, схожему с магическими заговорами. С этической точки зрения паремия Терпение и труд всё перетрут может показаться сомнительной — слишком много факторов в достижении успеха она упускает, но в практическом применении, для воодушевления, она может привлекать своей гиперболизацией (всё перетрут) и твердой рифмой (труд — перетрут). Можно сперва сказать Бог терпел и нам велел, чтобы скрасить горечь трудной ситуации, и только потом думать, сохранять или прерывать терпение. По словам психолога Ольги Арестовой, пословица — способ саморегуляции, помогающий разрешать сложные ситуации. Но стоит добавить, что её психологический эффект не панацея от душевных страданий и сомнений, и польза от этого эффекта не всегда присутствует — она всего лишь один из инструментов человека, чья субъектность не ограничивается рациональностью.

Арестова указывает на ещё один, хотя и узкоспециальный, но интересный и полезный способ использования пословиц. Они становится лакмусовой бумажкой для определения личностных состояний и особенностей эмоционального статуса, так как в разных состояниях люди дают разные толкования одних и тех же пословиц. Психолог утверждает, что пословица удобна для исследований личностных особенностей, потому что дает человеку выбор из нескольких видов поведения. В пример приводится пословица Корабль тонет - крысы бегут,которую могут использовать, с одной стороны, говоря о предательстве, и, с другой, представляя крыс как “интеллектуальных животных”. То есть в первой интерпретации человек ставит на первое место верность, а во второй - находчивость, умение анализировать ситуацию. 

Ссылаясь на собственные эксперименты, исследовательница показала, что понимание пословиц интуитивно, но в толковании их смысл часто искажается. Напрашивается вывод: кажущаяся прозрачность пословиц делает их удобным инструментом психологического тестирования, эта их кажимость как бы становится отвлекающим маневром.

Отсюда можно предположить, что разнообразие тропов в пословицах делает вклад в развитие «тактик» мышления. Регуляторный компонент пословицы — инструкция к действию (или оценке ситуации) выступает своего рода триггером, побуждающим к толкованию пословицы, выведению из нее практически важных для человека толкований.

Сделаем промежуточные выводы. Во-первых, пословица далеко не всегда имеет однозначный «перевод»: ее интерпретация может иметь некоторый диапазон адекватных толкований — более или менее этичных и практически полезных. Во-вторых, длинные и короткие варианты пословиц равноправны, поскольку у фольклора нет ни четких канонов, ни первоисточников. Из-за этих свойств пословица как раз и ускользает от суда.

Но можно ли считать эти ее свойства положительными? Тормозит ли пословица эволюцию ценностей? Вытеснят ли пословицу новые фразеологические единицы и способы моделирования ситуаций?

Может ли мем заменить пословицу?

Пословицы влияют на формирование ценностей и моральных устоев общества. Но можно сказать и обратное: изменения стандартов поведения влияют и на сами пословицы, трансформируя их. Хотя пословицы и морально устаревают, форма их остается популярной. Возникают антипословицы, подходящие к классическим паремиям где с юмором, а где и с критикой. В первом случае это выражение типа Одна голова — хорошо, а втроём лучше соображается, во втором — Бьёт значит любит бить. Подобные трансформы часты в заголовках СМИ и в рекламных слоганах. Высмеивая или критикуя традиционные паремии, антипословицы имеют малый срок жизни в живой речи общества и во многом зависимы от своих «исходников», но это не отрицает того факта, что они сами могут стать затем постоянными паремиями, описывая новые ситуации или новые подходы к ним. Представляется, что и в классических паремиях вроде Дал Бог зайку — даст и лужайку вторичное ироничное прочтение может благодаря контекстным ситуациям в интернет-среде перевесить в сознании народа первичный смысл.

Устойчивость формы этой пословицы позволила ей стать шаблонной фразой для множества интернет-мемов. Сам по себе мем имеет признаки, которые дают ему возможность конкурировать с пословицей: он обладает необходимой для узнавания устойчивой формой, может выполнять моделирующую функцию. С помощью мема в юмористическом ключе осмысляется та или иная ситуация. И в личных чатах, и в комментариях к постам новостных ресурсов люди делятся мемами, подводя события из мира и своей жизни к той или иной ситуации, с помощью юмора выражая свое отношение к ней. Стоит услышать Ты только приходи хоть иногда или Волк слабее льва и тигра, но в цирке не выступает, как в уме возникает ряд подходящих для них ситуаций.

И всё же сама организация мема не позволяет считать его идеальным заменителем пословицы. Мем практически никогда не используется для регулирования поведения в сложных ситуациях и принятия решений, разве что очень опосредованно. Мем используется активно очень недолго, порой в пределах двух-трёх недель. Его значение через пару лет даже если и будет понятным, то не будет востребованным, потому что он как бы выходит из моды. К тому же у мема, как и у жаргонной лексемы, очень важна социально-разделительная функция. Вместо того, чтобы становится общим культурным знаком, он используется в качестве инструмента для определения своих и чужих. Этическая сторона многих мемов тоже оставляет желать лучшего. В полемике мемы так же безосновательны, как и пословицы, хотя и так же популярны.

Другие конкуренты пословиц появились еще раньше мемов — это цитаты из литературных произведений, песен и фильмов. Для народа некоторые из них уже неотличимы от анонимных народных выражений, как это случилось, например, по свидетельству писателя Владимира Новикова, с блоковской строчкой И вечный бой! Покой нам только снится. Некоторые из авторских изречений получили в народном сознании независимость от своего источника, но понимание множества других всё ещё сильно связано со знанием произведения, из которого они взяты. Но и изречения античных авторов, и русских классиков не застрахованы от тех проблем, из-за которых критикуются пословицы. У них свои предрассудки, но уже новых идеологий и представлений. Их структура часто не совпадает с паремической, поэтому они в полной мере не заменят пословиц. Почти ни у кого из них нет ни ритмической структуры, ни образности пословицы — свойств, делающих последними легко запоминающимися и особо эмоционально заряженными. Цитаты несколько раз исковерканы и как будто бы неверно поняты — так же, как и пословицы, что, впрочем, на самом деле не беда и не ошибка, если это искажение коллективное, не нарушающее коммуникации в группе. Поборники следования букве оригинала часто осуждают неверное понимание выражения слов Пушкина «любви все возрасты покорны», припоминая слова поэта, что любовь и страсть полезна только молодым, а пожилым и их возлюбленным вредны. Сегодня решать за совершеннолетнего человека, позволяет ли его возраст вступать в романтические отношения — значит переступать его личные границы. 

Так нужны ли сегодня пословицы?

Итак, пословица как таковая имеет свою медиальную ценность, суждения в ней звучат ёмко и экспрессивно. В лекции о пословицах Александр Потебня отстаивал важность «поэтической» стороны в мышлении человека. Филолог придерживался мнения, что небольшие умственные величины поэтического образа пословицы являются заместителями тех масс мыслей, из которых они возникли, что поэтическая деятельность (в том числе народная — в складывании пословиц) есть один из главных рычагов в усложнении человеческой мысли и в увеличении быстроты его движения‌.

Этическая сторона пословицы не всегда безупречна. Но не только она — любое суждение нуждается в проверке и аргументации.

Стоит ли и дальше сохранять все пословицы как культурное наследие? Стоит — и этим как раз занимаются паремиологи. Благодаря составленным им словарям есть возможность лучше познакомиться с пословицами как объектом критики, составить обоснованное фактами мнение о нравах прошлых веков. Например, можно заметить, что в пословицах отражается и женская оптика, которая тоже повествует о тяжести «бабьей доли»: В девках приторно, замужем натужно, а во вдовьей чреде, что по горло в воде. 

Стоит ли насаждать их в речи? Не стоит — это дело каждого, общего паремического фонда нет, у каждого он индивидуален.

Отражают ли пословицы уникальную языковую картину мира того или иного народа? Отражают, но нужно понимать, что даже у народов до последних десятилетий не вступавших в контакт, есть великое множество пословиц с аналогичными суждениями, потому что все народы сталкивались в своей истории с общим набором базовых ситуаций.

Как бороться с некорректными пословицами, стоит ли их запрещать? Лучший ответ на некорректную пословицу — добытый с помощью критического мышления аргумент. Возможно, стоит вежливо поинтересоваться, почему человек использует эту пословицу, на чем основано его изречение, что привело его к такому суждению. Поддержка корректных и при этом остроумно сформулированных афористических изречений представляется лучшим решением, чем запрет некорректных. Красноречие переманивает на свою сторону любителей емких выражений.

Можно ли жить и мыслить без пословиц? Можно, но это и обеднит духовный мир человека, и затруднит его жизнь в обществе теми проблемами, которые не компенсируются строгим и медлительным логическим языком.

Иллюстрации — Айгуль Берхеева

Источник