Автомобили, консервные банки и статуя Свободы: как человечество борется с ржавчиной?

Металлы ржавеют. Коррозия разрушает консервные банки и нефтяные вышки, памятники архитектуры и ядерные боеголовки. Люди создали тысячи средств для борьбы с этой напастью. О некоторых из них поведал Джонатан Уолдмэн в своей книге Rust: The Longest War.

10 ноября 2008 года Рональд Болл купил в автомате банку Mountain Dew. Он открыл ее, сделал глоток, выплюнул, а дома вылил содержимое в пластиковый стаканчик и обнаружил там мертвую мышь. Незадачливый любитель газировки набрал указанный на банке номер, пожаловался и, как и требовалось, отправил грызуна и остатки напитка производителю, PepsiCo. По серийному номеру упаковки компания определила, что банка была наполнена за 74 дня до того, как Болл подошел к злополучному автомату. Чтобы разобраться с мышью, «Пепси» отправила ее прямо в напитке в стеклянной таре ветеринару-патологоанатому Л. Макгиллу в Солт-Лейк-Сити.

Тот вскрыл мышь и начал поиск улик. В ноге и голове кости были на месте, в неповрежденной брюшной полости — печень, кишечник и желудок, а в легком — хрящевые клетки — всё указывало на то, что грызун пробыл в газировке не более недели. Макгилл не смог открыть глаза мыши и решил, что она не прожила даже месяца. По Mountain Dew он установил, что напиток имеет рН 3,4. В результате ветеринар пришел к простому, основанному на однозначных и неопровержимых доказательствах выводу: мышь еще не родилась в тот момент, когда банка была наполнена и запечатана, и она могла настаиваться в напитке не больше семи дней, не говоря уже о 74. Однако три недели спустя Болл подал иск в суд, требуя от компании-производителя денежную компенсацию в размере 325 000 долларов.

Адвокаты «Пепси» сразу взялись за дело. Ссылаясь на выводы Макгилла, они утверждали, что Mountain Dew настолько едок, что, если бы мышь подвергалась воздействию этой смеси в течение 74 дней, как заявлял Болл, она превратилась бы в «желеобразное вещество» и никаких идентифицируемых частей тела грызуна обнаружить бы не удалось. Судья иск отклонил.

Еще до оглашения вердикта о странной истории рассказали едва ли не все каналы Америки. Лучше других подвел итог The Atlantic:

«Это похоже на стратегию „выиграй битву, но проиграй войну“, ведь фактически „Пепси“ признала, что ее продукт представляет собой банку ярко-зеленой аккумуляторной кислоты».

Феерическая близорукость и упертость юристов, конечно, вызывает улыбку, но интересен этот кейс еще и тем, что показывает, насколько сложно спроектировать идеальный контейнер для напитков: он должен сопротивляться содержимому — и при этом не влиять на его вкус. Задачу отлично решает алюминиевая банка — правда, она таит в себе один строго охраняемый секрет, о котором речь пойдет ниже.

Кислород, cамый распространенный элемент на Земле, непрестанно атакует важные для нас материалы. «Почему никто до сих пор не написал об этом книгу?» — задумался американец Джонатан Уолдмэн. И написал. Он изучил историю неравной борьбы человечества с ржавчиной, последние прорывы и успехи в ней — и обнаружил, что прямо у нас под носом происходит много интересного, но мы в упор этого не замечаем.

***

Ржавчина обрушала мосты, убивая десятки людей. Она лишила жизни по крайней мере несколько человек на атомных электростанциях, едва не привела к расплавлению реакторов и тянет свои бурые лапы к хранилищам радиоактивных отходов.

В разгар холодной войны коррозия превратила самые мощные ядерные боеголовки в холостые снаряды.

Ржавчина выводит из строя самолеты и корабли и даже разорвала фюзеляж пассажирского лайнера прямо в воздухе. Она замедляет контейнерные суда, прежде чем остановить их полностью, провоцируя скоропостижную замену винтов; взрывает стиральные машины; запускает в полет бойлеры; забивает сопла пожарных спринклеров; повреждает топливные баки, а затем и двигатели; поедает оружие; распространяется, как рак, в бетоне. Металлическая проказа отверзает гробы.

Ржавчина атакует человечество по всем фронтам. Строители нефтяных вышек наносят один дополнительный дюйм стали на дно морских платформ, называя это «поправкой на коррозию». Некоторые инженеры, проектируя мосты, как один из факторов учитывают едкий голубиный помет. Их коллеги из пищевой промышленности гарантируют, что коррозия не разрушит вашу банку с колой. А Монетный двор США разработал новые пенни и доллары, поскольку правительство не хочет в прямом смысле терять деньги. Охлаждающая жидкость, моторное масло и другие горюче-смазочные материалы содержат ингибиторы коррозии в концентрациях от нескольких частей до нескольких тысяч частей на миллион. В бензине они защищают не только бак вашего автомобиля, но и подземный резервуар для хранения топлива, а также трубопровод, по которому оно подается.

Кстати о машинах. В Америке в свое время ходила шутка: «В тихую ночь слышно, как ржавеет „Форд“». Доля правды в ней, однако, тоже есть: обладая правильными приборами, вы действительно можете услышать процесс коррозии. Поскольку она экзотермична, поверхность ржавеющего «Форда» становится горячее, чем металл под ней, и этот температурный перепад создает локальное напряжение — электрострикцию.

Благодаря усовершенствованию конструкции (устранению зон, где скапливаются грязь и влага), оцинкованным деталям, улучшенным краскам и испытаниям в соляном тумане примерно к 2000 году автопроизводители научились худо-бедно справляться с коррозией. А вот дорожники пока нет. В американском автодоре уверены, что уровень благосостояния граждан достаточно высок для того, чтобы они могли менять машины как перчатки, и посыпают города и трассы, как и у нас, солью.

Покупка нового самолета — другое дело, считают авиакомпании. Федеральное агентство гражданской авиации США запрещает использование стандартных хлоридсодержащих дорожных солей в аэропортах. Вместо этого там полагаются на антиобледенительные смеси, такие как ацетаты, формиаты и мочевина. Самая распространенная замена соли на 80 % менее опасна для стали и на 90 % — для алюминия. Но и дороже хорошо нам знакомого средства в 12 раз. Для противообледенительной обработки самолетов в аэропортах используют гликоли. В общем, если вы хотите, чтобы ваш автомобиль прослужил как можно дольше, прокладывайте маршруты исключительно по взлетно-посадочным полосам.

Для защиты труб и коммуникаций вода, поступающая в наши дома, содержит ингибитор коррозии. Им может быть известь, хотя муниципалитеты используют и гидроксид натрия или фосфаты. Самая безопасная и чистая вода, оказывается, слегка кислая. И из-за этого способствует коррозии. Инженеры-гидротехники добавляют известь, чтобы снизить уровень щелочи. По мере того как вода течет со Скалистых гор в Миссисипи и последовательно обрабатывается разными муниципалитетами, она насыщается кальцием и магнием, становясь всё более жесткой. Коммунальные службы не ставят себе такой задачи — они лишь пытаются насытить ее положительными ионами и сделать менее коррозионной.

Ржавчина представляет серьезную угрозу для серверов. Для ее подавления компании используют осушители и газовые фильтры, которые удаляют озон, фтористый водород, сероводород, хлор, диоксид серы и аммиак.

Cерверные комнаты заполнены азотом, так что любому входящему необходимо надеть дыхательный аппарат. Эта бескислородная среда обеспечивает защиту от ржавчины.

Даже в космосе есть коррозия из-за наличия там кислорода (пусть и атомарного, а не молекулярного), что совершенно не радует NASA. Ржавчина повсюду. Поэтому медные провода оплетаются, внутри лампочек нет кислорода, электроды свечей зажигания изготавливаются из иттрия, иридия, платины или палладия, а серьезная стоматологическая операция такая дорогостоящая.

Почти каждый металл подвержен коррозии. Ржавчина оставляет видимые шрамы, делая кальций белым, медь зеленой, скандий розовым, стронций желтым, тербий бордовым, таллий синим, торий серым и затем черным. Марс она окрасила в багровый, а на Земле придает характерный оттенок Гранд-Каньону, кирпичам и крови. Безжалостный враг, ржавчина никогда не спит, постоянно напоминая нам, что металлы, как и мы, смертны.

Коррозия прекратится лишь тогда, когда уже нечему станет ржаветь. В своей книге «Мир без нас» Алан Вайсман на ярких примерах показывает, насколько недолговечны и «беспомощны» металлоконструкции по своей природе. Всего через двадцать лет без людей неослабевающая коррозия разрушит многие железнодорожные мосты в Ист-Сайде Манхэттена; через несколько сотен лет рухнут все нью-йоркские мосты; через несколько тысяч лет неповрежденными останутся только те конструкции, что находятся глубоко под землей. Впрочем, потерять один из металлических шедевров прямо у себя под носом мы можем, и никуда не исчезая с нашей планеты.

Статуя Свободы

10 мая 1980 года Дэвид Моффит, хранитель статуи Свободы, заметил, что на нее взобрались какие-то типы. С хулиганами быстро справилась полиция (это был экзальтированный поэт, намеревавшийся вывесить баннер, и его друг), но в ходе операции хранитель сделал неприятное открытие. Он обнаружил, что «леди Свобода» испещрена отверстиями, и они не были результатом действий вандалов и следами от крюков или гвоздей. Из этих мест повыскакивали заклепки, которые удерживали медную кожу статуи на ее железном каркасе. Дыры в монументе создала коррозия.

Последний раз Служба национальных парков США (NPS) занималась статуей полвека назад — да и то скорее навредила, чем помогла. В 1937 году специалисты департамента, будучи фанатичными сторонниками сохранения культурного наследия и всего аутентичного, заменили проржавевшие железные прутья точно такими же, только новыми. Но поскольку вся работа выполнялась изнутри статуи, они использовали саморезы, а не заклепки. И этим всё испортили.

В поисках решения в 1980-х их коллеги посетили другие творения Бартольди. Они отправились во французский Кольмар, в музей архитектора, чтобы ознакомиться с его заметками, статьями, моделями и журналом 1885 года. Делегация не нашла никаких эскизов, но выяснила, что Бартольди никогда не намеревался показывать посетителям внутреннюю часть статуи, а это усложняло дело, потому что американцы как раз любили «изнанку» памятника. В другом месте они обнаружили эскизы Эйфеля (инженера, сотрудничавшего с Бартольди) и девять рукописных страниц, датированных 12 ноября 1881 года, с расчетами для рамы статуи. На них объяснялось, как 122 тонны железа могут нести 72 тонны меди.

Конструкция рамы — железный скелет, приклепанный к медной коже, — была изобретательным и рискованным решением, и Бартольди это знал. Изначально он выбрал другой проект, Эжена Эмманюэля Виолле-ле-Дюка, в котором статуя до бедер заполнялась песком. Но его автор умер в 1879 году, так что Бартольди начал работать с Эйфелем. Рискованный дизайн последнего предполагал, что медь и железо фактически не должны касаться друг друга. Контакт разных металлов приводит к гальванической коррозии, открытой еще столетие назад Луиджи Гальвани, в честь которого она и названа.

«Я не сомневаюсь, что при должной заботе и присмотре памятник прослужит столько же, сколько монументы древних египтян», — писал Бартольди, когда статуя уже была построена. Всё обернулось иначе отчасти потому, что он никогда не планировал покрывать ее краской, не говоря уж о том, чтобы запускать внутрь зевак.

Неясно, по чьей инициативе, но в 1911 году на статую лег слой дегтя. В 1932-м какой-то другой доброхот нанес поверх алюминиевую краску, а в 1947 кто-то добавил еще и эмалевой, специально разработанной для легкого удаления граффити.

До того, как Моффит стал смотрителем, еще по крайней мере шесть слоев нанесли поверх «на всякий случай». Они были почти такой же толщины, как сама медь, и, к сожалению, удерживали воду между железной рамой и оболочкой статуи. Именно этого Эйфель и Бартольди хотели избежать. Влага между медью и железом так же опасна, как и контакт двух металлов друг с другом. Потому одно из первых открытий команды реставраторов стало шоком: статуя превратилась в огромную батарейку.

Леди Свобода буквально всасывала в себя воду. Треть из 12 000 заклепок была повреждена (крепежные элементы разболтались или вовсе отсутствовали), а половина рамы проржавела. Вода поступала в статую через образовавшиеся пазы, плохо спроектированные дренажные отверстия, из легких миллионов посетителей, чье дыхание конденсировалось внутри. Эта проблема со всей очевидностью проявлялась зимой, когда внутри статуи было легко обнаружить снег. Вода также поступала из факела: он просто проржавел от едкого гуано птиц.

Из-за меди железо портилось в 100 раз быстрее, а учитывая, что площадь ее поверхности была значительно больше, чем у железа, коррозия ускорилась еще в 10 раз. Как позже писала Марта Гудуэй, историк Смитсоновского института, «конструкция статуи была новаторской, чего не скажешь о материалах, выбранных для реализации проекта». Если бы ее строили всего лишь десятилетие спустя, то использовали бы сталь, а не кованое железо, но это была бы совсем другая история.

Инженерам предстояло решить, каким металлом заменить железо. Но существует не так много материалов, обладающих схожими свойствами и при этом совместимых с медью. Для испытаний отобрали простую сталь, алюминиевую бронзу, медно-никелевый сплав, новый сплав ферралий и нержавеющую сталь для судостроения, изобретенную через поколение после того, как Бартольди решил использовать железо в статуе. Поскольку образцы находились в 24 метрах от берега, они разъедались в 22 раза быстрее, чем внутри статуи. Через шесть месяцев у специалистов на руках была коррозия, эквивалентная 11 годам. Они отсеяли всё, кроме ферралия и нержавеющей стали, которые и рекомендовали. Чуть позже стало ясно, что первый не подходит, потому что для его изгиба требуется нагрев, ухудшающий антикоррозионные свойства материала. Выбор пал на второго финалиста.

Ремонт рамы статуи оказался самой сложной задачей. Конструкция была в таком плохом состоянии, что решили не сохранять, а заменить ее, кусок за куском. 1825 уникальных двухметровых балок весом по 11 кг каждая и все необходимые для их соединения с медью крепежные детали: пара тысяч П-образных зажимов, почти 4000 болтов и 12 000 медных заклепок, которые были заранее состарены для образования на них патины, чтобы не показалось, будто у статуи Свободы ветрянка.

Монумент в итоге починили, резко увеличив его продолжительность жизни. Все работы проходили под контролем Ли Якокки, человека, спасшего Chrysler. Его в 1982 году назначил лично президент Рональд Рейган. Была запущена всенародная подписная кампания. Так, дети более чем из 20 000 школ собрали свыше 5 млн долларов. Общий фонд пожертвований составил 277 млн (что по сегодняшнему курсу эквивалентно 1,4 млрд, или 61 млрд рублей; для сравнения: Крымский мост обошелся в 228 млрд рублей). 4 июля 1986 года был установлен новый факел, и статую открыли для посещения.

Астрономическая сумма, потраченная на ремонт в 1980-х, сейчас кажется не такой уж и крупной.

В 2006 году подсчитали, что коррозия ежегодно наносит армии США ущерб в размере 15 млрд долларов. Из-за нее каждый военный самолет был «не способен к полетам» 16–27 дней в году.

Даже в аризонской пустыне крылатые машины ржавели из-за утренней росы.

Вообще ежегодные расходы на борьбу с коррозией и устранение ее последствий в США составляют 3,5 % от ВВП. В 2011-м на эти цели было потрачено около 480 млрд, что сопоставимо с ВВП Швеции.

Нержавейка

Сегодня мы знаем, что только горстка редких металлов не подвержена коррозии. Самые благородные — золото, платина, иридий, палладий, осмий, серебро, родий, рутений — также и наиболее дорогие, и это неслучайно. Они ценны, потому что надежны. А что у нас есть для защиты остальных?

Рынок борьбы с ржавчиной поделен между промышленностью по выпуску изделий методом горячего цинкования, производителями защитной краски и сторонниками кортеновской стали. Последняя работает как нержавейка, но со временем покрывается коричневой патиной из… ржавчины. Ее особенно любят скульпторы и городские архитекторы, но область применения этого материала, увы, очень узка.

В 1823 году британский королевский флот поручил Гемфри Дэви, научному гению своего времени, решить проблему коррозии военных кораблей. Медная обшивка защищала деревянные корпуса от червей и гнили, а еще к ней не прилипали ракушки, замедлявшие ход судна. Дэви несколько месяцев экспериментировал, пробуя разные сочетания металлов. Наконец в январе 1824 года он объявил о результатах. «Кусочек цинка размером с горошину вполне достаточен для сохранения 40 или 50 квадратных метров меди, — писал он. — Если отношение упомянутых металлов варьируется в пределах от 1:40 до 1:150, коррозию удается предотвратить. В диапазоне 1:200–1:400 образование ржавчины замедляется, но не прекращается. При меньших показателях такие меры малоэффективны. Не имеет значения, где находится цинк, — главное, чтобы он был соединен с медью».

Флот проверил его метод на корабле «Комета». После нескольких месяцев испытаний судно не корродировало, но начало обрастать ракушками гораздо быстрее, чем раньше. Руководство было раздражено, а Королевское общество (английский аналог Академии наук) — смущено. Но Дэви оказался прав. Его цинковые протекторы (анодная защита) — широко используемые на судах и по сей день — предотвратили коррозию.

Если вы проедетесь по современным улицам и трассам, особенно в Европе, то увидите, что очень многое оцинковано: указатели, заборы, столбы, номерные знаки. Даже в придорожной закусочной столешницы сделаны из нержавеющей стали, потому что мясо и фрукты кислотны.

Такие покрытия тверды, устойчивы к царапинам и сцеплены со сталью вдесятеро крепче, чем краска. Гальванизированные оболочки могут выдерживать более высокие температуры и служить 75 лет; краска — только 15.

Сравнение затрат также говорит в пользу метода Дэви. За 30 лет 250-тонный мост на побережье, загрунтованный и покрытый эпоксидной, водной акриловой или уретановой краской, потребует по крайней мере одной перекраски. Если нанести на него же три слоя латексной краски, обслуживание обойдется дороже еще более чем в два раза. Оцинкованный мост не потребует никаких расходов. Хотя первоначальный бюджет сопоставим, общий — нет: оцинкованная конструкция с учетом затрат на строительство и содержание на 50–70 % дешевле окрашенной.

Заметно, что «оцинковщикам» удалось переманить Уолдмэна в свой лагерь. Тем не менее и про нержавеющую сталь у него нашлась интересная история.

Мы воспринимаем этот материал как что-то банальное и заурядное, а ведь ему всего немногим больше века: английский инженер Гарри Брирли открыл его в 1913 году. Тогда словосочетание «нержавеющая сталь» казалось оксюмороном высшего порядка, как «небьющееся стекло», «непотопляемый корабль» или «неубиваемый человек». Железо и сталь подвержены коррозии, так уж они устроены природой и Богом.

Брирли начал с малого — с поисков нержавеющего сплава для кухонных и столовых ножей. Но даже получив такой (при добавлении к стали хрома), он решил, что с задачей не справился: лезвия из нового металла быстро тупились и были хрупкими. Брирли прозвали «изобретателем ножей, которые не режут». Лишь несколько лет спустя ему удалось и улучшить формулу, и убедить боссов дать нержавейке шанс в других областях. Остальное уже история.

Кстати, Брирли слыл оригиналом во всём. Его первым сочинением стала статья для виндзорского журнала, описывавшая особенности различных по составу чернил при создании клякс, которых он наставил не одну сотню; следующий опус был озаглавлен «Пускание мыльных пузырей как физическое упражнение».

Как видим, существуют разные подходы к защите сооружений и имущества от коррозии, и в каждом конкретном случае, перед тем как сделать выбор, нужно провести анализ и составить смету. В этой связи Джон Скалли, редактор журнала Corrosion, остроумно заметил:

«Некоторые люди беспокоятся о сохранности своих рабочих мест. У инженеров по коррозии проблем с занятостью никогда не возникнет».

Хоть какая-то польза от ржавчины. Но вернемся к упомянутому в начале статьи секрету банки с Mountain Dew.

Банки

Ржавчина — враг банки номер один. Производство прочной алюминиевой тары на самом деле настолько сложно и требует такого огромного количества исследований, точности в проектировании и обработке, что многие считают, что над банками инженеры просидели дольше, чем над любым другим продуктом в мире.

Создавая идеальный сосуд для напитков, вы стремитесь добиться того, чтобы он что-то делал, а чего-то, наоборот, не делал. Например, вам не надо, чтобы тара портила вкус содержимого. Вы хотите, чтобы она была дешевой, легкой, но при этом прочной, долговечной и удобной в складировании. Также нежелательно, чтобы контейнер взрывался. По всем этим параметрам алюминиевая тара переигрывает стеклянные бутылки. В компании Ball, которая лидирует в мировом выпуске банок, считают, что мы достигли предела улучшений. За последние 25 лет их продукция стала легче всего на 4,5 грамма.

До поглощения крупного конкурента Rexam в 2016 году Ball производила более четверти мирового объема банок для напитков, и именно они (по 10 центов за штуку) приносили компании основную прибыль, а вовсе не спутники, которые она также выпускает. Продайте 40 млрд единиц такой продукции, получив 2/3 пенни за каждую, — и вы заработаете больше, чем в среднем члены индексов Dow Jones Industrial и S&P 500.

Из-за коррозии инженерам потребовалось провозиться с конструкциями стальных банок 125 лет, прежде чем они выяснили, как консервировать пиво, еще четверть века — на то, чтобы поставить на службу алюминий, и еще почти десятилетие — чтобы упаковать в такую тару колу вместо пива. Потому что банка с этой газировкой — настоящий коррозионный кошмар.

Всё, что защищает тонкий алюминий, — невидимый пластиковый слой. Инсайдеры отрасли называют его «внутренним покрытием», и, чтобы добиться такого результата, необходимо проделать гигантский объем работ. Этот пластик должен быть стойким, но вместе с тем и гибким.

Без эпоксидной защиты толщиной всего в несколько микрон банка колы разъедалась бы за три дня.

Наши желудки прочнее алюминия. Но сейчас становится всё очевиднее, что другие органы могут не справляться с компонентами эпоксидной смолы. Вот почему индустрия банок для напитков предпочла бы не говорить о ржавчине вообще.

Коррозионная активность предполагаемого содержимого определяет толщину внутреннего покрытия. Пиво, например, не очень агрессивно, потому защитный слой на банках с пенным чрезвычайно тонкий и весит около 90 мг. Этот напиток легко уживается с алюминием из-за низкого показателя рН. Более коррозионная кола требует и более солидного покрытия. А контейнеры под соленые (или «изотонические») и особо кислые жидкости, такие как лимонно-лаймовые напитки, нуждаются в максимально толстых защитных оболочках — до 225 мг.

Производители банок дирижируют индустрией напитков. Если жидкость оказывается излишне едкой, то из лаборатории ей приходит «черная метка». Самые агрессивные продукты, например квашеная капуста, соленые огурцы и халапеньо, требуют еще более толстого покрытия.

Банки взрываются из-за того, что защитная пленка отсутствует в месте будущего вскрытия. Эта узенькая полоска делает возможным контакт содержимого с алюминием. Потому для длительного хранения банки должны стоять исключительно вертикально.

Состав и технология производства защитного слоя, наносимого для предотвращения коррозии банок изнутри и порчи продукции, держатся в секрете. Формулы, используемые крупными производителями покрытий: PPG Industries, Valspar и AkzoNobel, — это интеллектуальная собственность компаний. В документах подробности такого рода тщательно помечаются как конфиденциальные и редактируются. В патентах формулы оставляют неопределенными: например, упоминая добавленный компонент, приводят размытый диапазон его содержания — 0,1–10 %.

Покрытия для томатов должны быть стойкими к ржавчине, для рыбы — к сере, а для фруктов и солений — к кислотам.

Поэтому есть отдельная защитная оболочка для тары с томатами, с фасолью, с кукурузой, с горохом, с рыбой, с креветками.

В состав покрытия упаковки для мяса обязательно входит смазывающий воск (антиадгезивное вещество), чтобы продукт выскальзывал из банки. Фрукты и овощи, содержащие красный пигмент антоциан (свекла, смородина, чернослив и др.), одни из самых агрессивных. Ну а чемпион по этому показателю — ревень, который единственный среди продуктов требует аж трех слоев покрытия и даже с такой защитой может «похвастаться» более коротким сроком хранения, чем его коллеги-овощи.

Существует более 15 000 покрытий, и, хотя большинство из них используется внутри пищевых консервов, многие наносятся и на контейнеры для напитков. Примерно 80 % этой эпоксидной смолы — бисфенол А (БФА). Очевидно, часть ее попадает и в нас — возможно, из-за этого производство и состав покрытий остаются тайной за семью печатями: и Ball, и другие игроки индустрии осмотрительно держат такую информацию в секрете.

Роль БФА в нарушении работы эндокринной системы была выявлена только в 1998 году. Тогда исследователи по всему миру обнаружили, что это вещество может вызывать раннее половое созревание, ожирение и выкидыши, приводит к снижению количества сперматозоидов и повышает риск рака молочной железы, простаты, яичников и яичек. Министерство здравоохранения и социальных служб США считает, что родители должны сделать всё возможное, чтобы ограничить воздействие БФА на детей, особенно младшего возраста.

Пока американцы обсуждали проблему, другие страны ее решали. Канада внесла БФА в список токсичных химических веществ. Франция проголосовала за продление запрета на бутылки из поликарбоната на основе этого сырья. Дания — за сохранение запрета на БФА в пищевой упаковке, предназначенной для детей в возрасте до 3 лет. Япония почти полностью отказалась от консервных банок с таким покрытием.

Радикальное решение — ноль бисфенола А. Как ни странно, Ball уже сделала это и изготавливает банки без БФА для небольшой мичиганской компании Eden Foods.

Четыре сорта фасоли и четыре вида перца чили уже упаковываются в безопасной таре.

Банки без БФА с эфирной эмалью, то есть с натуральным маслянистым покрытием, стоят на 2,5 цента дороже стандартных.

S. Алиша Ив Зук (Alyssha Eve Csük)

Есть в ржавчине и своя эстетика, на которой можно делать деньги. Уолдмэн познакомился с фотографом Алишей Ив Зук, специализирующейся на этой теме. В зависимости от размера работы Зук стоят от 800 до 3200 долларов. В среднем у нее покупают от 100 до 200 отпечатков в год. Один из них, на металле, размером 1,2×2,4 метра, Алиша продала за 30 000 долларов. Выходит, у кого с ржавчиной война — а кому она мать родна!

Источник