"Память" (док. фильм)
Эстония - ярчайший пример «конфликтов памяти», когда разные группы в мультикультурном обществе по-разному воспринимают одни и те же события. Характерный пример здесь – события сентября 1944 года в Эстонии: одни убеждены в том, что советская армия вновь оккупировала Эстонию, другие – что она, наоборот, освободила Эстонию от нацистской оккупации.
Столкновение мировоззрений: Март Лаар и Димитрий Кленский. Фото: Peeter Langovits/PM/SCANPIX
Понятно, что с точки зрения государства учебник истории – это в том числе отличный инструмент для формирования национальной идеологии. При таком подходе государство, грубо говоря, само выбирает, какую именно правду преподавать. В какой мере наши авторы учебников беспристрастны и свободны от участия в формировании государственной идеологии?
В 2015 году литературовед Тимур Гузаиров и семиотик Мерит Рикберг из Тартуского университета провели исследование эстонских учебников истории. «Формально в них соблюдаются все европейские требования, – говорит Мерит. – В учебниках представлены разные мнения, приведены разные источники. Однако часто это именно что формальный уровень. Мы провели анализ и выяснили, что всё равно в учебниках излагается нарратив эстонскости.
Скажем, в некоторых учебниках негативной информации о советской стороне во Второй мировой войне больше, чем негативной информации о немецкой стороне. Советский солдат изображается в более черном свете, чем немецкий. Нужно сказать, что это общая черта учебников истории почти любой страны: в них часто уделяется куда больше внимания преступлениям противника, чем преступлениям своей страны или народа». Мерит подчеркивает: не все учебники истории таковы, они достаточно разные, поскольку написаны разными авторами: «В Эстонии учебники не пишутся под диктовку власти».
Возможна ли нейтральная версия истории? «Для меня нейтральность состояла бы в том, чтобы мы осознавали: у нас есть очень разные концепции истории, – отвечает Мерит. – Не искали бы исторический консенсус, а понимали бы, почему память об одних и тех же событиях столь разнится. Как сказал римлянин Квинтилиан: солдат, который берет город, и солдат, который защищает город, помнят историю по-разному. С этим ничего не сделаешь. Поиск компромиссов – это тупик. Надо понимать, что историческая правда всегда субъективна, всегда частична. Охватить всю правду невозможно».
«Да, при изучении истории важно понимать, что есть разные интерпретации – и нет единственно верной интерпретации любого события, – говорит Тимур Гузаиров. – При этом есть интерпретации фальсифицированные и ложные. Историческое мышление, как и аналитические навыки, которые ученик должен развить в школе, начинается с того, что ты задумываешься: как именно ты думаешь. Неважно, о чем, важно – как. Сначала – рефлексия, и только потом – исторический материал».
Тимур вспоминает о том, как он сам оканчивал школу в начале 1990-х: «Был период, когда на неделе у нас было три вида уроков истории: мировая история, история Эстонии, история России. Три разных учебника, в том числе старый советский и новый эстонский. Тогда я впервые отчетливо почувствовал, что об истории можно говорить буквально на разных языках. Но вопрос, почему выбран именно этот язык, не ставился. В итоге я верил каждому учебнику – тем фактам и концепциям, которые там были представлены. Я был не в состоянии отрефлексировать, почему изложение так разнится».
«Ситуация не-мышления – это ситуация, когда ты не сомневаешься, не задаешь вопросов, – продолжает он. – Сегодня, когда у нас столь непростые отношения между эстонской и русской общинами, история – не диалог, а сфера завоевания. Важно победить другую сторону. Чтобы попытаться перейти из состояния войны в состояние диалога, учитель должен предложить ученикам задуматься о том, как – и почему – они думают так, как думают. Если ты думаешь в терминах “наши” и “враги”, если воспринимаешь исторические события агрессивно, стоит задуматься о своем мышлении. Я за то, чтобы реализовать классическую схему обучения, которую применял Сократ, когда на каждое утверждение ученика отвечал вопросом...»
«Тут важно, что рефлексия начинается в момент контакта с другими источниками, – говорит Мерит. – Вот как в случае с тремя разными учебниками Тимура. У меня было похоже. Я училась в эстонской школе, там “конфликтов памяти” у меня не было, они появились, когда я стала изучать русскую филологию – и воспринимать историю с российской точки зрения. Я удивлялась тому, что Тарту, согласно этой версии истории, был основан Ярославом Мудрым – нам в школе говорили, что Ярослав уничтожил городище эстов Тарбату... Всё зависит от точки зрения, от подхода. Но если нет контакта разных подходов, то и рефлексии не возникает. И еще: важно начинать объяснять эти вещи как можно раньше. Делать это в гимназии уже поздно».
«В наше время школьник черпает информацию не только из уроков и от родных и близких, но и из телевизора, и из Интернета, – говорит Тимур. – И часто все эти точки зрения выражают крайние позиции. Важно найти срединный путь, а не метаться из крайности в крайность. Иначе история станет сферой мобилизации эмоций, а эмоции в этом случае – всегда негативны и деструктивны. И, конечно, мы должны исходить из этики. Преступления остаются преступлениями, персональная ответственность тоже не исчезает. Как писал поэт Уистан Хью Оден:
...Учебники нам лгут.
Тому, что мы Историей зовем,
на самом деле вовсе нечем хвастать,
лишь порождение
всего дурного в нас -
лишь наша доброта в веках пребудет».
Николай Караев
«Вклад русского союзника неоценим»: западные газеты в мае 1945-го о будущих «оккупантах Европы»
МИА "Россия сегодня" ответило на вопрос, когда именно страна совершила свои главные военные преступления против народов Европы.
На первый взгляд — сам вопрос странный. Все же очевидно: последняя общеевропейская война случилась в 1939-1945 годах, видимо, тогда СССР и сделал все то плохое, в чем нас настойчиво и сурово обвиняют.
Но нет.
Если вооружиться занудством и перечитать упоминания России в ведущих западных СМИ в мае 1945 года, — то мы обнаружим, что никакой тяжелой вины перед цивилизацией на Советской стране не лежало. Наоборот — там царит всеобщий почет, благодарность и восхищение Красной армией и русским солдатом.
Специалистами МИА были детально изучены все публикации мая 1945-го в знаковых изданиях Запада — The Times (Великобритания), Le Monde (Франция) и The New York Times (США) — а затем статьи, посвященные роли СССР в войне, напечатанные в тех же изданиях за последние 20 лет.
Разница изумительная.
Источник изображения: ria.ru
Источник изображения: ria.ru
Источник изображения: ria.ru
Заглянув в газеты 1945 года, мы увидим:
Le Monde: "Вклад великого русского союзника неоценим: именно российская сторона на протяжении трех лет выносила практически все давление со стороны вермахта".
Девятое мая, Times, Уинстон Черчилль: "Завтра мы будем отдавать особую дань уважения нашим русским товарищам, чье мастерство на поле боя стало одним из главных вкладов в общую победу, <...> в этот день западные народы с гордостью выразят свое почтение непобедимому союзнику, России, которая, жертвуя жизнями и терпя материальные разрушения, взяла на себя самое тяжелое бремя всех Объединенных Hаций".
И даже:
Десятое мая, NYT: "Советская политика в рейхе (то есть на оккупированных территориях Германии в отношении гражданского населения. — Прим. ред.) расценивается как либеральная".
Как ни парадоксально прозвучит, — главные наши военные преступления мы совершили буквально в последние годы.
Нет, разумеется, все шло по нарастающей в течение десятилетий. После Фултонской речи Черчилля, перекомпостировавшей великого русского союзника в мрачную тучу, наползающую на Европу, Советский Союз просто не мог оставаться в западной вселенной в образе полноправного участника коалиции сил света против фашистской тьмы.
Но слишком быстро превратить Красную армию из армии героев-освободителей, сломавших хребет нацизму, в армию насильников-поработителей было просто невозможно по одной простой причине: все до одного современники долгие пять лет были свидетелями войны, участниками войны, потерпевшими от войны. Французы 1940-х, 1960-х и даже 1980-х еще в большинстве своем были теми, кто помнил немецкую оккупацию. Англичане 1970-х и 1980-х еще были теми самыми англичанами, что в напряженном молчании годами слушали радио и прятались от немецких бомбежек и ракетных обстрелов. И даже в оплоте антикоммунизма США — главными русофобами были гитлеровские коллаборационисты, сбежавшие от возмездия на край света, а рядом с ними жили сотни тысяч, если не миллионы бежавших от нацизма евреев, для которых демонизация советского солдата, взявшего штурмом Освенцим, была кощунством.
Поэтому существование в мировой летописи "неудобного героя" — русского солдата — пришлось терпеть десятилетиями, смещая акценты медленно и по полградуса.
И каждое новое перерисовывание войны, приделывание новых персонажей на передний план батального полотна, стирание и увод вглубь ненужных сцен и событий — происходило на фоне чего-нибудь актуального.
В 1980-е, когда еще социалистическая Польша стала ареной главной битвы между системами (поляки требуют демократии, поляки протестуют против репрессий, гданьский электрик Лех Валенса получает Нобелевскую премию мира), — из задних рядов на военном полотне вызвали на передний план пакт Молотова — Риббентропа и Катынь. При этом Польша была объявлена "первой жертвой Германии" — что, возможно, несколько удивило чехов и словаков, чью страну Германия годом ранее раздербанила по-братски с Польшей и Венгрией.
В ранние 1990-е, когда объединялась Германия и настоятельно подгонялся вывод с ее территории советских войск, из отдельно взятой конъюнктурной головы вынырнула магическая цифра "два миллиона изнасилованных немок". Под ней не было (и нет по-прежнему) ни черта, кроме диких выкладок, пришедшихся ко двору, — но с тех пор идиотские выкладки стали базовой оценкой, они отлиты в целлулоиде и прописались в сотнях книг и тысячах статей.
В конце 90-х — нулевых, при проглатывании экс-советской Прибалтики НАТО и ЕС и придавливании потенциально опасных местных русскоязычных, гулять по западным СМИ был выпущен нарратив о Порабощенной Балтии.
А ко второй половине 2010-х, после украинского переворота и возвращения Крыма, — настал идеальный информационный фон к тому, чтобы стереть неудобного героя, Русского Солдата, с батального полотна совсем.
Началом этой акции стали заявления посла США в Сербии Майкла Кирби в 2014-м и главы МИД Польши Гжегожа Схетыны в 2015 году о том, что "Освенцим освободили не русские, а "Первый Украинский фронт (да, тот самый, армии которого были сформированы по всему СССР, и названный, естественно, по направлению боев)". Этой теме было посвящено сразу семь публикаций Le Monde ("россияне оскорблены заявлениями о том, что Освенцим освободили украинские солдаты Красной армии").
А кульминацию мы все слышали нынешней зимой, когда на праздновании 75-летия освобождения Освенцима вице-президент США Майкл Пенс в своей торжественной речи ухитрился упомянуть американских солдат (которых там не было) и не упомянуть советских (которые не просто освободили лагерь, но и заплатили за его освобождение несколькими сотнями жизней).
Говоря проще, с годами перерисовывание войны становится все смелее, мазки все резче. Свидетелей почти не осталось — детсадовцам 1945 года сегодня уже 80. Некому уже вспоминать в NYT, как эта газета хвалила советских солдат в Германии за либеральное отношение к местным. И спустя 75 лет Вторая мировая война в западной летописи состоит, в сущности, из следующих событий:
1) Пакт Молотова — Риббентропа, двойная оккупация Польши и Катынь;
2) Оккупация Франции и Битва за Британию;
3) Холокост и Перл-Харбор;
4) Высадка в Нормандии, африканская кампания и Иводзима;
5) Освобождение Западной Европы от зверских нацистов и захват Восточной Европы зверскими русскими.
Поэтому если в 1945 году негативные упоминания СССР в ведущих западных СМИ имелись в следовых количествах, и то мельком, — то сейчас они повелевают дискурсом и формируют картину прошлого.
Все в полном соответствии с концепцией Валлерстайна о том, что "прошлое всегда зависит от настоящего".
© РИА Новости / Виталий Подвицкий
Но есть и хорошая новость. Держатели западного пульта от прошлого — а он по-прежнему в руках правительств и элит — уже стерли со своей картины великой войны все, что им не нравилось, и пририсовали туда все, что хотели.
И то, что у них получилось, уже настолько отличается от того, что помнят наши города и памятники, братские могилы и мемориалы, мемуары и фильмы, язык и культура, — что это просто две разные истории.
И незаметно подменить нашу память передовым новоделом можно только одним способом — снеся наше государство и стерев память физически, по примеру хихикающих пражских политиков, отважно победивших бронзового маршала Конева.
Но есть мнение, что это у передовых западных "повелителей реальности" получится сейчас не лучше, чем у гитлеровцев восемь десятилетий назад.
Фальсификация истории Второй мировой войны достигла небывалых масштабов. Войну развязали Гитлер и Сталин, а победили в ней союзники во главе с США, утверждает западная пропаганда. Но светлая память о советских воинах по-прежнему жива. Энтузиасты делают всё, что могут, пытаясь противостоять кампании лжи и замалчивания, охватившей всё информационное поле — от СМИ до школьных учебников. В них солдаты и офицеры Красной Армии представляются уже не освободителями, а оккупантами. В фильме «Память» опровергаются мифы, которые во многих странах выдают сегодня за исторические факты.
Комментарии
Жаль, что сталинские времена закончились! Лаар- должен быть остров в далёких сибирских местах!
Ты бы и сам прекрасно в Сибирь поехал, а -50 шурфы бить на прииске, в рваном ватнике и с обмотанными тряпкой ногами. По доносу соседа, в которым поругался во дворе. И как миленький признался бы и в подготовке покушения на товарища Сталина, и в работе на австралийскую разведку, и в том, что ты часовню развалил по приказу иудушки Троцкого, после пары задушевных бесед с гражданином следователем.
Отправить комментарий