Отрывок из книги Александра Сидорова «В ожидании Апокалипсиса» о сексуальной, брачно-семейной жизни и медицине в обществе франков в Западной Европе в конце VIII — середине IX века, в эпоху правления королей франков Карла Великого, Людовика Благочестивого и Карла Лысого из династии Каролингов.

Средневековая европейская культура сильно отличается от современной культуры Запада, но вместе с тем во многом с ней схожа, а потому особенно интересна. Мы наследники европейского Средневековья, и это дает повод для интересных сравнений. Мы видим, как идеи эпохи, связанные с сексуальностью и телом человека, переосмысляются до сих пор.

В полноценную сексуальную и брачно-семейную жизнь франки вступали довольно рано. Девочки, достигшие 12-летнего возраста, и мальчики в возрасте 14–15 лет считались совершеннолетними, могли жениться и обзаводиться потомством.

Это, конечно, не означало, что все в этом возрасте именно так и поступали. Например, Карл Великий в первый раз официально женился, когда ему было уже 26 лет, его отец Пипин Короткий сделал это почти в 30. В 26 лет завел семью император Лотарь I, в 23 — Людовик Немецкий. С другой стороны, Людовик Благочестивый стал мужем в 16, что было скорее исключением. Относительно поздние браки мужчин из рода Каролингов не означали, что до того они были лишены полноценной сексуальной жизни. У всех имелись наложницы или постоянные любовницы, как правило, девушки из знатных семей — явление настолько обыденное, что современники даже не обращали на это внимания.

Напротив, девочек выдавали замуж, по возможности, рано. Хильдегарда стала женой Карла Великого в 13 лет. Ирменгарда вышла замуж за Людовика Благочестивого, едва ей исполнилось 14. Столько же было и Юдифи, второй жене Людовика, хотя самому императору на тот момент уже перевалило за 40. По свидетельству его анонимного биографа, прозванного Астрономом, на повторный брак тот решился, чтобы не впадать в «блуд». Другие Каролинги себя не очень ограничивали в подобной ситуации. Едва схоронив жену, 58-летний Лотарь I немедленно обзавелся двумя наложницами из числа королевских рабынь. Причем одна вскоре родила ему сына Карломана. «Другие его сыновья также предавались разврату (adulterium)», — отмечает хронист.

Историки-демографы давно обратили внимание на то, что во франкском обществе VIII–X вв. сосуществовали различные модели брака, сформировавшиеся еще в рамках позднеантичных и древнегерманских традиций. Церковный брак был лишь одним из возможных вариантов, причем являлся далеко не основным. Франкское законодательство различало «юридический брак», ставящий целью рождение потомства, а также долгое публично признанное добровольное сожительство, четко противопоставляя то и другое «разврату» и конкубинату как форме внебрачной связи. Последний, впрочем, не рассматривался исключительно в негативном ключе.

Дети, прижитые от конкубин и от «законных» жен, сплошь и рядом жили и воспитывались вместе, получали свою долю наследства и делали неплохую карьеру. Карл Мартелл был рожден от наложницы, но это не помешало ему стать одним из влиятельнейших правителей своего времени и заложить основы будущего могущества Каролингской династии. Историк Эйнхард перечисляет наложниц Карла Великого наряду с законными супругами императора и поименно называет всех его детей независимо от статуса их матерей. Иные его бастарды, например дети от наложницы Регины, пережившие отца, играли заметную роль в политической жизни империи. Так, Дрогон стал архиепископом Меца, заняв одну из важнейших кафедр во Франкском королевстве. А Гуго получил в управление очень значимое аббатство Сен-Кантен. Равным образом Ротхильда, дочь от наложницы Мальтегарды, стала аббатисой Фармутье, одного из старейших и наиболее почитаемых франкских монастырей.

Брачные отношения оставались элементом частноправовой сферы. Никакого обязательного участия в оформлении брака священнослужителей или королевских чиновников в качестве официальных представителей институтов государственной власти не предполагалось. Во всяком случае, ни то, ни другое по источникам не прослеживается. Это не означало, однако, отсутствия некоторых формальных ритуалов. Заключение брака было публичным действом, оно происходило в присутствии свидетелей, совершалось по предварительной договоренности заинтересованных сторон, сопровождалось преподнесением даров и пирушкой. Однако важнейшим конституирующим элементом брачной процедуры являлся собственно половой акт.

В каролингскую эпоху в отношении церковного брака возобладала линия, идущая от Августина и трактовавшая его как допустимое для мирян состояние, как меньший грех по сравнению с иными формами половых связей, как морально приемлемое средство удержаться от «блуда». Церковный брак рассматривался как моногамный и нерасторжимый, а его главной целью было рождение потомства. В целом, эта модель оказывалась достаточно гибкой. Например, вопрос об утраченной девственности в данном контексте отходил на второй план и не считался непреодолимым препятствием к заключению союза. В Западной Европе моногамный церковный брак окончательно утверждается лишь к концу XIII столетия. Применительно к каролингской эпохе его наличие определенно можно констатировать лишь в отношении королевской фамилии, да и то не ранее второй трети IX в.

Насколько сложным и противоречивым был этот вопрос, наглядно продемонстрировало так называемое дело о разводе Лотаря II (835–869 гг.). В 855 г., после смерти своего отца, императора Лотаря I, он унаследовал Лотарингию. Еще до восхождения на трон юноша сожительствовал с некоей Вальдрадой, представительницей знатного франкского рода. Однако, став королем, Лотарь по политическим соображениям женился на Титберге, происходившей из могущественной семьи Бозонидов. Тем не менее через пару лет он окончательно разочаровался в браке, к тому же бездетном, и вновь сошелся с Вальдрадой, которая вскоре родила ему сына. Стремясь узаконить права будущего наследника, Лотарь по решению церковного синода развелся с Титбергой и отправил ее в монастырь. Однако за женщину вступились родственники, не желавшие терять свое политическое влияние. Далее последовала череда мучительных судебных разбирательств и решений церковных соборов, в ходе которых Титбергу обвинили в инцесте и повторно сослали в монастырь, а Лотарю разрешили официально жениться на Вальдраде.

Однако это дело неожиданно приняло общеевропейский масштаб. В него по различным конъюнктурным соображениям оказались втянуты многие лотарингские и западнофранкские епископы, короли Карл Лысый и Людовик Немецкий, император Людовик II Италийский, а также римский понтифик Николай I. Последний, стремясь к повышению политической роли папского престола во франкских землях, категорически настоял на отмене постановлений франкских церковных соборов, отлучил от церкви некоторых лотарингских епископов, принявших «неверное» решение о расторжении брака, и под страхом отлучения заставил Лотаря вернуть ко двору Титбергу. Некоторое время спустя, доведенная мужем до отчаяния, она сама попросила папу о разводе, но получила отказ, ибо к тому не имелось законных оснований.

История эта закончилась плохо для всех сторон. После смерти Николая Лотарь попытался помириться с его преемником, папой Адрианом II, однако безуспешно. Вдобавок король вскоре умер, обе его жены остаток жизни провели в монастыре, а его королевство поделили между собой Карл Лысый и Людовик Немецкий. Скандальное дело о разводе Лотаря II по всем параметрам уникально. Тем не менее оно убедительно свидетельствует о постепенном возрастании роли церковного брака, по крайней мере в аристократических кругах.

С другой стороны, в этой истории очевидна подчиненная роль женщины. Причем подчиненность эта была традиционно закреплена на законодательном уровне, на что указывают, например, еще варварские правды, актуальные и в каролингскую эпоху. Согласно раннесредневековым правовым нормам, мужчина, пожелавший взять в жены вдову, сначала должен был уплатить небольшую сумму (т. н. reipus, что-то вроде символической компенсации) нескольким ее ближайшим родственникам по старшинству. Среди таковых на первом месте фигурировал племянник (сын сестры), затем его старший сын, далее следовали сын двоюродной сестры, дядя (брат матери), брат умершего мужа, а за неимением таковых любые мужские родственники до шестого колена.

Предполагалось, что все они, так или иначе, несут ответственность за женщину. Последняя оказывается всего лишь объектом сексуального, социального и правового воздействия. Причем это характерно для всех слоев общества. За секс с монахиней, добровольный или по принуждению, пенитенциалии наказывали только мужчину. Это же касалось и других разновидностей «блуда», за исключением лесбиянства, да и то покаяние назначалось только активной участнице.

В среде каролингского крестьянства во второй половине VIII и особенно в IX в. отмечается рост числа смешанных браков между сервами, колонами, вольноотпущенниками и свободными. Причем мужья по социальному статусу нередко стоят ниже своих жен. Но поскольку во Франкии статус детей от смешанных браков чаще всего определялся по матери, можно думать, что мужчины таким образом целенаправленно стремились гарантировать собственному потомству более высокий статус. Исследователи, занимавшиеся анализом каролингской антропонимики, обратили внимание, что в именах детей гораздо чаще фигурируют элементы имени отца, но не матери. Равным образом имена сестер зачастую оказывались короче и были менее престижны, нежели имена братьев. Не стоит, конечно, все мазать черной краской, но общая тенденция налицо.

Одновременное сосуществование разных форм брака и сожительства в VIII–IX вв. важно учитывать, если мы хотим понять, какое количество людей жило полноценной семейной жизнью. Эта цифра в каролингскую эпоху была очень высокой и, по мнению многих ведущих историков-демографов, охватывала около 85 процентов населения. Если добавить к этому раннее (зачастую добрачное) начало сексуальной жизни и высокую рождаемость, становится понятно, почему даже при огромной детской смертности и невысокой продолжительности жизни каролингское общество никогда не переживало ни демографического упадка, ни даже демографической стагнации. Напротив, современные исследования фиксируют стабильный прирост населения, пусть и крайне незначительный. Прирост, который периодически сменялся короткими и совершенно необъяснимыми всплесками рождаемости.

Изучение демографических процессов в Каролингской империи позволяет констатировать одну важную вещь.

Франкское общество VIII–X вв. было в высшей степени молодым. Население деревень и городов, монастырей и военных гарнизонов состояло главным образом из юношей и девушек, находившихся на физиологическом пике сексуальности. По некоторым данным, примерно две трети населения империи составляли люди моложе 25 лет. Неудивительно, что пенитенциалии, варварские правды, жития, видения, хроники, капитулярии и постановления церковных синодов постоянно фиксируют высокий уровень сексуальной напряженности в обществе. Мужчины охотились за женщинами с какой-то отчаянной и необузданной страстью. Их хватали прямо на улице, догоняли в дороге и насиловали скопом.

Совершали вооруженные налеты на запертые дома ради вожделенной добычи — девушки на выданье. Уводили чужих невест из-под венца и даже отнимали жен у живых мужей. Нападали на свадебные процессии и насиловали невест едва ли не на глазах у женихов. Неудивительно, что Салическая правда, нормами которой активно пользовались каролингские судьи, грозит наказанием даже в том случае, если свободную женщину против ее воли схватят всего лишь за палец. Другая статья предусматривала солидный штраф за то, что свободную женщину без каких бы то ни было оснований назвали блудницей. Равным образом в Баварской правде, еще одном варварском правовом кодексе, популярном в каролингскую эпоху, введены серьезные штрафные санкции для тех, кто задрал женщине подол выше колен или сорвал платок с головы, «спутав волосы».

В Мерсенском капитулярии, принятом в 851 г., предусмотрено суровое церковное наказание за «нездоровую страсть»: кровосмесительную связь мужчины с близкой родственницей. Варварские законы относили к таковым тещу, невестку, падчерицу, мачеху, дочь брата, дочь сестры, жену брата и сестру жены. А о родных братьях и сестрах даже говорить не приходится. В пенитенциалиях за секс с сестрой назначалось пятнадцатилетнее покаяние. И не важно, был ли секс добровольным или случился по принуждению. Равным образом осуждалось использование контрацепции и различных способов прерывания беременности. В одном из пенитенциалиев аборт, сделанный после 40 дней с момента зачатия, приравнивался к убийству взрослого человека. Повитух, делавших аборты, а также насильников жестоко наказывали, но это не помогало.

Изнасилования и похищения женщин, судя по частоте упоминания об этих преступлениях в разных источниках, отнюдь не являлись редкостью. Подобных вещей не чурались даже представители высшей знати. В 846 г. некий Гизлеберт, владевший графством в области Мааса, похитил дочь императора Лотаря I, за что был лишен земель и должности. Правда, некоторое время спустя Лотарь, узнав о том, что кража окончилась свадьбой, сменил гнев на милость, а два года спустя и вовсе помирился с зятем. Тем не менее факт примечательный, ибо он показывает, сколь широки были границы допустимого поведения в матримониальной сфере.

С другой стороны, по мере укрепления института церкви во франкском обществе происходил процесс постепенного вытеснения обнаженного тела из различных сфер публичной жизни. В частности, изменился обряд крещения. И если раньше в одной купели могли находиться полностью обнаженные мужчины и женщины, чья нагота должна была напоминать об изначальной невинности Адама и Евы, то теперь это не приветствовалось. Вдобавок из каролингских церквей исчезли изображения полуобнаженного Христа, дабы не вызывать у прихожанок неправедных мыслей.

В Библии Вивиана, выдающемся памятнике каролингского книжного искусства, который был создан около 845 г.

в мастерской Тура (сегодня хранится в Париже), на роскошной миниатюре, изображающей историю Адама и Евы, неизвестный ревнитель благочестия старательно затер мужские гениталии и женскую грудь, в результате чего обнаженные тела получились в буквальном смысле бесполыми. Равным образом затерты гениталии принимающего помазание обнаженного короля на одной из миниатюр Штутгартской псалтыри, изготовленной в мастерской Сен-Жермен-де-Пре в начале 820-х гг.

Историки и хронисты каролингской эпохи старательно избегают описания эротических сцен. А ведь еще в первой четверти VIII в. анонимный автор «Книги истории франков» совершенно спокойно рассказывал читателю о спонтанном совокуплении Фредегонды и короля Хильперика, который, уже собравшись на охоту, неожиданно вернулся домой и овладел супругой «промеж ягодиц». Королева в этот момент мыла волосы и не видела лица мужчины, а потому нечаянно спутала его со своим любовником — майордомом Ландериком. Меровингские хроники показывают, что в VII — начале VIII вв. в среде высшей франкской аристократии царили весьма свободные нравы. Причем женщины в плане активности и разнообразия своей сексуальной жизни ни в чем не уступали мужчинам. При Каролингах времена явно изменились. Во всяком случае, открыто говорить об этом стали куда меньше. А если и говорили, то скорее в негативном ключе.

Церковь прилагала огромные усилия для установления максимально полного контроля над сексуальной жизнью паствы. В каролингских пенитенциалиях статьи, посвященные разврату и прелюбодеяниям, идут сразу за статьями об убийстве. И ни одно другое прегрешение не детализируется столь подробно! Для секса в браке годилась только миссионерская поза. Если женщина садилась сверху, мужчине грозило трехлетнее покаяние. Если мужчина овладевал женщиной сзади, то каялся семь лет. Порицались анальный секс между разнополыми партнерами, онанизм и петтинг. За подобные действия устанавливалась дробная шкала наказаний в зависимости от возраста и социального статуса участников, частоты действия, а также от того, закончился ли конкретный акт семяизвержением. Грехом считалось и вожделение, даже если оно ограничивалось воображением или непроизвольно настигало человека во сне. Впрочем, в иных случаях предполагались некоторые послабления. Например, за секс с животным тот, у кого нет женщины, отделывался лишь половиной покаянного срока. А в целом это считалось менее серьезным проступком, нежели онанизм, особенно женский.

Остается лишь догадываться, что испытывал священник, исповедуя своих прихожан на предмет интимных отношений, и какое влияние их рассказы оказывали на его собственное поведение. Вероятно, постоянно выслушивать такие истории, да еще в подробностях, было тяжело. Наверняка многие срывались, несмотря на сан и высокое положение.

Случайно ли пенитенциалии столь суровы по отношению к развратным клирикам, дьяконам, священникам, пресвитерам и епископам? И не желанием ли «охладить» телесный жар исповедников объясняется введение пожизненного покаяния за секс в церкви? Конкретные примеры наказаний за неправильное сексуальное поведение в каролингских текстах встречаются крайне редко. Но те, что есть, указывают на то, что к середине IX в. правоприменительная практика в этой сфере постепенно ужесточалась. В 846 г. в окрестностях Реймса, где как раз собрался церковный синод, поймали молодого парня, совокуплявшегося с кобылицей. Его немедленно судили и заживо сожгли. В 860 г. в присутствии лотарингских епископов, занимавшихся разводом Лотаря II, королева Титберга призналась, что ее брат, граф Хукберт, напоил ее неведомым зельем и склонил к анальному сексу. За это королеву приговорили к пожизненному покаянию и отправили в монастырь.

Осуждаемый церковью «блуд», за которым, строго говоря, стояла нормальная физиологическая потребность в активной сексуальной жизни, являлся неотъемлемым элементом бытовой повседневности. Император Людовик Благочестивый — едва ли не единственный представитель каролингской семьи, сознательно отказавшийся от наложниц, являл собой полную противоположность собственному отцу Карлу Великому, у которого было пять жен и одновременно не менее четырех официальных конкубин. Причем с последней Карл начал сожительствовать, когда ему уже перевалило за 65.

Взойдя на трон, Людовик быстро навел при дворе свои порядки, разогнав многочисленных «шлюх» и «развратниц», чем вызвал восторг у представителей высшего духовенства и глухое раздражение среди старых придворных. Он не пощадил даже собственных сестер. Карл Великий, как сообщает Эйнхард, был настолько привязан к дочерям, что отказывался с ними расставаться и ни одну не выдал замуж. Это, однако, не означало, что они жили в девстве. У каждой принцессы рано или поздно появлялся постоянный любовник, на что Карл смотрел сквозь пальцы. А иные союзы, как, например, у принцессы Берты и придворного поэта Ангильберта, будущего аббата Сен-Рикье, продолжались столь долго, что мало чем отличались от обычного нецерковного брака. Тем не менее Людовик посчитал это грехом, упрятал родных сестер в монастыри, а их любовников и гражданских мужей удалил от двора.

Крайнюю обеспокоенность у духовенства вызывало широкое распространение содомии и скотоложества. Тем не менее им постоянно приходилось сталкиваться с этими грехами, от которых никак не спасали даже монастырские стены.

Именно об этом визионеру Веттину долго и темпераментно рассказывал ангел.

Практика oblatio, получившая широкое распространение именно в каролингскую эпоху, привела к тому, что в монастырях бок о бок со взрослыми монахами проживало множество совсем маленьких детей. Нет никаких оснований полагать, что они не становились жертвами сексуальной агрессии со стороны старших братьев. При этом мы не встречаем упоминания о педофилии как об отдельном грехе. Причина, скорее всего, кроется в специфическом восприятии детства и представлении о детях как о маленьких взрослых. О том, что между разновозрастными облатами (учениками и их наставниками) могла существовать не только духовная связь, возможно, говорят поэтические строки Валафрида Страбона, крупного каролингского поэта и богослова, аббата монастыря Райхенау, адресованные некоему клирику Лиутгеру:

Нежных достойный услуг и дружественных помышлений,

О Лиутгер, тебе Страб несколько слов посвятил.

Может быть, наши места не очень тебе полюбились,

Все-таки, мнится, меня ты не совсем позабыл…

…Как для родимой сынок, как земля для сияния Феба,

Словно роса для травы, волны морские для рыб,

Воздух для пташек-певиц, журчанье ручья для поляны, —

Так, милый мальчик, твое личико дорого мне…

…Не успокоюсь, пока вновь не увижу тебя.

и в другом послании тому же адресату:

Вдруг, дорогой, ты пришел, и вдруг, дорогой, ты уходишь…

Слышу, не вижу тебя и все-таки внутренне вижу.

Внутренне же обниму беглеца во плоти, но не в дружбе.

Ибо, как прежде ты был, так вечно я буду уверен:

Сердцем ты будешь моим, я люблю тебя сердцем: мне время

Мыслей других не внушит, и тебя на другое не склонит. 

Как бы то ни было, но даже за монастырскими стенами далеко не всегда удавалось надежно укрыться от мирских соблазнов и пороков, а борьба с дьяволом могла закончиться и поражением. Человеческая натура слаба — люди, жившие тысячу с лишним лет назад, отлично это понимали.

Медицина и гигиена

Каролингские эрудиты, не обязательно врачи, довольно хорошо умели диагностировать различные заболевания. Эйнхард отмечает, что Карл Великий умер от плеврита, осложнения, полученного от тяжелой простуды. По словам Астронома, у Людовика Благочестивого незадолго до смерти случился отек легких, «мокрота, прилившая в его грудную клетку, затвердела, и образовался нарыв, опасный для жизни». Разумеется, существовали и профессиональные лекари. Мы видим таковых, по крайней мере при королевском дворе. В 817 г. в Аахене произошел несчастный случай. На Людовика Благочестивого, который в окружении свиты шествовал по крытой галерее из капеллы во дворец, обрушилась прогнившая крыша. Пострадало много людей, но император отделался только ушибами и царапинами. По сообщению хрониста, благодаря заботам врачей (medici) Людовик быстро поправился и три недели спустя уже охотился в окрестностях Нимвегена. К сожалению, остается только догадываться, кто были эти люди, чему и как они учились и как именно лечили Людовика. По сообщению Рихера, в 920-х гг. при западнофранкском дворе трудился некий выходец из Салерно, города, который уже совсем скоро прославится своей медицинской школой. Причем этот итальянец, весьма сведущий во врачебной науке, не отличался знанием медицинских трактатов, зато обладал большим практическим опытом.

В каролингских школах не изучали медицину в качестве самостоятельного предмета. Знания в этой области либо передавались персонально — от учителя к ученику, например, в монастыре, или от отца к сыну, как это было принято в еврейских семьях, — либо приобретались попутно в процессе обучения вместе с освоением произведений древних и раннесредневековых писателей, где содержались соответствующие сведения. К таковым относились «Естественная история» Плиния и ее позднейшие переработки, «Медицинская книга» Квинта Серена Самоника, «Гербарий» Псевдо-Апулея, латинские переводы трудов Диоскурида, «Этимологии» Исидора Севильского, где, в частности, содержались отсылки к сочинениям Галена, и некоторые другие тексты. Они нередко встречались в каролингских книжных собраниях, прежде всего монастырских. Например, в санкт-галленской библиотеке к концу IX в. насчитывалось по меньшей мере семь томов по искусству врачевания (libri medicinalis artis). Причем, судя по пометам библиотекарей на полях книжной описи, некоторые кодексы на тот момент были выданы в частное пользование.

В античную эпоху в основе диагностики различных заболеваний и выбора соответствующей терапевтической практики лежала так называемая гуморальная теория, или учение о четырех жидкостях. В наиболее законченном виде она была сформулирована врачом и философом Клавдием Галеном (II в.), который в свою очередь опирался на идеи Гиппократа.

Согласно этой теории, в человеке непременно присутствуют кровь, желтая желчь, черная желчь и флегма. Каждая обладает определенными физическими свойствами. Кровь — теплая и влажная, желтая желчь — горячая и сухая, черная желчь — холодная и сухая, флегма — холодная и влажная.

В здоровом организме все жидкости смешаны в определенной «правильной» пропорции. Напротив, нарушение этого баланса приводит к различным недугам. Соответственно, лечение заключалось в восстановлении изначальной гармонии путем избавления от избыточных или восполнения недостающих жидкостей.

Гуморальная теория была встроена в сложную систему связей, которые указывали на принципиальную неразделенность микро- и макрокосмоса, античного человека и окружающей его вселенной. С физическими свойствами жидкостей последовательно соотносились стихии (воздух, огонь, земля, вода), темпераменты (сангвиник, холерик, меланхолик, флегматик), времена года (весна, лето, осень, зима), возрасты (детство, юность, зрелость, старость) и органы тела (сердце, печень, селезенка, голова/желудок).

Латинское Средневековье не только унаследовало идеи Галена, но и активно ими пользовалось. На них, в частности, основано представление о целительной пользе кровопускания и очищения желудка. Причем эти методы лечения применялись даже в случае крайней немощи больного. Излишне говорить, что они нередко сводили пациента в могилу.

К сожалению, точно неизвестно, как именно поступали в той или иной ситуации врачи VIII–IX вв. Исторические источники каролингской эпохи не сохранили для нас сколько-нибудь детального описания терапевтических практик.

Но с древней теорией жидкостей они, несомненно, были хорошо знакомы. Анонимный биограф Людовика Благочестивого в полном соответствии с идеями Галена отмечает, что отек легких случился у стареющего императора из-за «переизбытка флегмы ( flegmatis habundantia), которая приумножается зимой». Вдобавок он стал чахнуть от тошноты, поскольку его желудок не принимал ничего съестного. А ведь именно в этой части тела, согласно представлениям античных врачей, и концентрировалась флегма. О «плохих», т. е. холодных, жидкостях как основной причине многих болезней не раз упоминает и Рихер.

В каролингскую эпоху были предприняты первые серьезные попытки обобщить и систематизировать медицинские знания, унаследованные от греко-римского мира, а также адаптировать их для повседневных практических нужд. Едва ли не самым ранним примером такого рода работы является знаменитая «Фармакопея», составленная безымянным насельником Лоршского монастыря в самом конце VIII столетия. Уникальная рукопись, признанная сегодня памятником ЮНЕСКО, содержит краткий очерк по истории медицины, включая клятву Гиппократа, а также 482 рецепта и пояснения к ним, которые составителю удалось разыскать в сочинениях античных писателей.

Ценность «Фармакопеи», однако, не только в этом. Блестяще образованный каролингский монах посчитал необходимым предварить компиляцию языческих авторов оправданием медицины как таковой. Возражая тем строгим христианам, которые считали любую болезнь проявлением Божественной воли и потому отрицали какое бы то ни было врачебное вмешательство в планы Господа, он объявил, что лечение избавляет от страданий, а потому является не чем иным, как проявлением подлинно христианской любви к ближнему. По сути, таким образом легитимировалось языческое наследие и открывался путь к его дальнейшему использованию. Многочисленные пометы, комментарии и дополнения, оставленные на полях многими руками IX–X вв., показывают, насколько популярным оказался этот кодекс у позднейших читателей, в числе которых были, кажется, даже императоры Священной Римской империи Оттон III и Генрих II.

С другой стороны, свое значение сохраняла и практическая (народная) медицина, которую, несмотря на ее тесную связь с языческой магией, не отвергали даже в церковных кругах. Так, в поэме «Садик» Валафрид Страбон сопроводил описание двух десятков растений из монастырского сада сугубо практическими медицинскими пояснениями. Например, полынный отвар хорошо снимает головную боль и головокружение, отвар шандра — боли в груди, сок мяты — хрипоту и боли в горле, трава полей помогает справляться с запорами, редька унимает кашель, смесь сока сельдерея с водой и уксусом незаменима при несварении желудка, а от растолченного и смешанного с вином шпажника стихает нестерпимая боль в мочевом пузыре. Не приходится сомневаться, что за подобными комментариями стоял многолетний практический опыт самого Валафрида, а также его коллег, трудившихся в монастырском лазарете. Но, с другой стороны, очевидно, что с опасными инфекционными заболеваниями, серьезными физическими травмами и даже «обычными» болезнями, которые протекали в тяжелой форме, было невозможно бороться такими методами. Приходилось прибегать к более действенным способам — посту и молитве. Карла Великого в январе 814 г. уложила в постель сильная лихорадка. По словам Эйнхарда, он немедленно начал поститься в надежде, что воздержание поможет одолеть недуг. Аналогичным образом поступали и на государственном уровне. В 868 г. короли Западной и Восточной Франкии издали совместный указ о соблюдении всеобщего трехдневного поста, поскольку слишком велика была вероятность новой вспышки чумы.

Культура общественных бань, столь значимая в эпоху Античности, в Раннее Средневековье практически полностью исчезла. Это, однако, не означает, что люди перестали мыться. Простолюдины наверняка купались в естественных водоемах и, очевидно, время от времени мылись горячей водой, хотя источники крайне немногословны на сей счет.

В некоторых пенитенциалиях, ориентированных как раз на работу с рядовой паствой, специально оговаривалось, что по воскресеньям запрещено принимать ванну, зато разрешалось мыть ноги и даже голову, «если в этом есть необходимость».

Напротив, знать, несомненно, уделяла много внимания гигиене собственного тела. Карл Великий регулярно принимал ванны в термальных источниках близ Аахена, где вместе с императором иногда купалось до сотни его приближенных.

Многие аристократы охотно перенимали правила придворной жизни. Характерно, что визионер Веттин видел в аду двух графов, постоянно мывшихся в бане. Несмотря на это, от них или, точнее, от совершенных ими грехов шел невыразимый смрад.

«Капитулярий о поместьях» предписывает организовывать в каждой королевской вилле мыловаренное производство и ежедневно поставлять мыло ко двору. Причем об этом говорится как о вещи, вполне обыденной и столь же необходимой в повседневной жизни, как воск, сушеная зелень и «прочая мелочь». Карл заставлял управляющих следить за тем, чтобы виноград после сбора урожая ни в коем случае не давили ногами, ибо это негигиенично, но использовали для этого винодавильные прессы. Равным образом, вино, сало, вяленое мясо, рыбные консервы, пиво, мед и муку полагалось делать с «величайшей опрятностью». Не менее тщательно за чистотой заставляли следить на кухне, в хлебопекарне и даже в хлеву.

Напоследок отметим, что Валафрид Страбон, описывая форму дыни из монастырского сада, сравнивает ее именно с мыльным пузырем:

…подобно тому, как, свисая с ладоней склоненных,

Мыльный сверкает пузырь, вкруг себя порождающий пену,

Свежую пену, пока ее струи воды не размоют. 

Источник

Секс в Средние века

Историк Рут Мазо Каррас о судебных разбирательствах, значках с крылатыми фаллосами, способах контрацепции и гендерных ролях в средневековой культуре.

Письменные, визуальные и материальные источники о сексе

Сохранилось множество различных источников о сексе в Средние века. Один из самых интересных — это протоколы заседаний церковных судов. В Западной Европе в ведении церкви находились все законы, касающиеся вопросов нравственности и морали. Именно поэтому такие дела чаще всего рассматривались в церковных, а не светских судах, и по многим вопросам от церковных заседаний сохранились протоколы эпохи позднего Средневековья.

Протоколы заседаний крайне интересны, поскольку позволяют нам узнать о жизни людей той эпохи. Имеются показания, согласно которым, например, один из участников процесса заявлял, что состоит в браке со своим партнером, тогда как другой утверждал, что это не так. Этот случай произошел в то время, когда еще не требовалось, чтобы брак заключал священник: предполагалось, что браки заключаются прямо перед церковью, но, даже если этого не происходило, союз все равно считался законным. Люди женились неформально, и в таких ситуациях кому-то из партнеров было довольно легко оспорить факт заключения брака.

Свидетели в своих показаниях пересказывали слова партнеров, вспоминали, кто присутствовал при заключении брака и где они были, когда после заключения брака супруги отправлялись в постель. Из судебных протоколов позднесредневекового Парижа следует, что жители города часто занимались сексом в конюшнях. Этот удивительный факт объясняется тем, что мужская прислуга спала именно в конюшнях, и, когда кто-то из них приводил женщину к себе в спальню, это означало, что он приводил ее в конюшни. Таким образом, за счет личных показаний судебные протоколы дают нам очень живое представление о том, как жили люди. С другой стороны, нельзя утверждать, что показания всегда были точны: в суде люди часто пытались показать себя в более выгодном свете.

Кроме судебных протоколов есть и другие источники. Прежде всего, это литература о сексе, в основном поэзия. Сохранились тексты священнослужителей о надлежащем образе действия и поведения: проповеди, трактаты, дидактические труды, написанные с целью объяснить мирянам религию и то, что должен и не должен делать человек. Есть и руководства для священников, например инструкции по написанию проповедей с примерами поучительных историй, которые можно включить в текст. Некоторые из них упорядочены по алфавиту, поэтому, если в проповеди нужно сказать что-то о женщинах, в инструкциях можно найти подборки историй по этой теме. В них, правда, доминируют истории о женской блудливости.

Жан Виньо, «Каноник Фульбер застает врасплох Абеляра и Элоизу» // wikipedia.org

Сохранились и источники личного характера, в первую очередь знаменитая автобиография Пьера Абеляра и его переписка с Элоизой. В ней они беседовали о своих отношениях, о браке, об их последующем обращении к религии. Но личные свидетельства очень редки. Источников существует множество, и сопоставлять их — все равно что собирать пазл.

Материальных источников сохранилось меньше, чем письменных. В рукописях встречаются миниатюры, изображающие, например, пару в постели. Иногда встречаются изображения полностью обнаженных пар, но в головных уборах. Это не значит, что люди именно так и спали: головной убор здесь используется для обозначения статуса. Росписи на тему плотской любви встречаются и на храмовых капителях ― верхних частях колонн, соединяющих их со сводами. Во Франции Высокого Средневековья было много капителей, на которых изображались целые истории: например, классические сюжеты о похищении Ганимеда или о блудницах, которые мучаются в аду, а змеи и жабы сосут их груди. Эти истории можно соотнести с известными нам письменными текстами.

Что касается предметов повседневной материальной культуры, то конкретные вещи в большинстве случаев очень трудно соотнести с историей сексуальности. Вещи, которые сохранились до наших дней, были сделаны из прочных материалов вроде металла. Но многие вещи, связанные с сексуальной активностью, не были такими прочными. В источниках мы можем прочитать о том, что средневековые женщины использовали дилдо, сделанные из кожи. Такой предмет не может сохраниться в веках, а даже если это и произойдет, то это будет просто обрывок кожи, по которому мы не поймем, для чего он служил. Из металлических предметов до нас дошли, в частности, жестяные значки, которые люди носили на одежде. Если человек отправлялся в паломничество в конкретное место, там можно было получить или купить значок в качестве сувенира-подтверждения, что он там был. На таких значках иногда встречаются крылатые фаллосы. Они определенно имеют отношение к истории сексуальности, хотя неясно, что именно они означали. Возможно, они играли роль современных футболок с неприличными надписями: подразумевалось, что они смешные и должны шокировать людей.

Секс и церковь

Во многих церковных учениях и проповедях говорится о том, как опасна похоть. Согласно учению, люди, в особенности женщины, могут легко впасть в искушение. Стоит отметить, что в Западной Европе, в особенности после XI века, священнослужители были неженаты и обязаны были блюсти целомудрие — целибат. Соответственно, эти тексты были написаны неженатыми, вынужденными избегать женщин мужчинами, и посему неудивительно, что они писали о женщинах как о предмете соблазна и искушений. Когда человек живет без секса, даже если это его выбор, он может испытывать смятение или искушение. А если его обязали принять целибат, эти чувства будут еще сильнее, и он активнее будет писать о своих соблазнах и прорабатывать их в текстах. Это довольно популярно-фрейдистское толкование, но переживания людей из-за волнующих их лично вопросов сильно сказываются на происходящих событиях. И в некоторых текстах мы видим отражение этих переживаний.

Ганс Мемлинг, «Ева» // wikipedia.org

Говоря о церкви, мы имеем в виду большую неоднородную организацию. Некоторые священники читали более суровые проповеди, нежели другие, некоторых людей секс волновал больше, чем других. Епископат был озабочен нравственностью своей паствы, которая составляла большую часть населения средневековой Европы. И секс рассматривался как та область, в которой людей надлежало контролировать больше всего.

Секс в крестьянской среде

О крестьянстве, составлявшем 90% населения Западной Европы, сложно что-то сказать наверняка. Из текстов проповедей мы знаем, что говорили этим людям священники, но не знаем, как они это понимали. Джудит Беннет провела интересное исследование, посвященное английским крестьянам и leywite — налогу, который феодалы взимали с крестьянок, вступавших в сексуальные отношения, не будучи замужем. Это был своеобразный метод социального контроля, а также способ отследить количество незамужних женщин и их деятельность. Но знать наверняка, как именно люди интерпретировали послания церкви, мы не можем.

От более позднего периода времени у нас есть записи о крещении. Например, в Англии после Реформации начали фиксировать бракосочетания и крещения в каждом приходе. Соотнеся дату рождения первого ребенка и дату заключения брака, ученые выяснили, что в Англии XVI века от 10 до 30% женщин (в зависимости от региона), вероятно, уже были беременны к моменту вступления в брак. Еще большее количество, по всей видимости, занимались сексом до брака, но не забеременели. Вполне возможно, что добрачный секс был обычным делом, а когда женщина беременела, пара вступала в брак. В протоколах церковных судов можно найти записи о беременных женщинах, утверждавших, что мужчина на ней женился или обещал это сделать, и они требовали, чтобы это обещание было исполнено. Так что народ не очень-то придерживался правила «никакого секса до брака» — едва ли его вообще придерживался хоть когда-то.

Контрацепция в Средние века

Церковь учила, что у секса прежде всего репродуктивная цель, хотя женатым парам не воспрещалось заниматься сексом после менопаузы. Репродуктивная функция — это не единственная причина, по которой секс позволялся, но очень важная. Тесная связь между сексом и деторождением не разрушалась до тех пор, пока не появились эффективные средства контрацепции, то есть до второй половины XX века. Конечно, какие-то виды контрацепции были известны и раньше, но все же эффективной контрацепции в Средние века не было.

Средневековая миниатюра // wikipedia.org

Порой на основе демографических данных делаются заявления, что средневековые семьи были относительно небольшими — не по сравнению с современными, а по сравнению с ожиданиями. Бытует стереотип, что в каждой семье было по 8–12 детей, но это не так. Есть исследователи, которые утверждают, что людям приходилось использовать контрацепцию, чтобы семья не разрасталась, но это все же спорное утверждение. Во-первых, мы не знаем, сколько людей доживало до взрослого возраста и сколько умирало в младенчестве. Мы оцениваем размер семьи только по источникам вроде налоговых документов, где иногда указывается число членов семьи, но не обозначено, сколько детей умерло в младенчестве или сколько было выкидышей. А с учетом того, что население в большинстве своем питалось плохо, и того и другого было большое количество.

Кроме того, детей тогда кормили грудью: богатые отдавали их кормилицам, а бедные кормили сами, и при сравнительном недоедании во время кормления грудью вероятность забеременеть уменьшается. Это, конечно, не метод контрацепции, но эти факторы подавляли овуляцию, что могло привести к меньшему количеству беременностей.

Еще один спорный среди ученых вопрос тоже связан с контрацепцией: существовал ряд запретов на определенные занятия для женщин, так как они могли привести к выкидышу. Некоторые трактуют это как особую форму подачи рецепта контрацепции: если сказать женщине, чего ей не стоит делать во избежание выкидыша, то это все равно что сказать ей, что ей нужно попробовать сделать, чтобы избавиться от плода. Но Моника Грин, ведущий исследователь в области женской медицины в Средние века, убедительно доказала, что большинство людей действительно хотели детей, так что предупреждения не были рассчитаны на то, чтобы рассказать людям, как спровоцировать выкидыш. Существуют медицинские трактаты, в которых прямо описаны способы избежать зачатия, но сложно узнать, насколько широко они применялись.

Христианская церковь официально запрещала контрацепцию, тогда как в еврейском сообществе она была разрешена. В еврейской культуре в особых обстоятельствах было разрешено, например, использовать губки — при беременности или кормлении грудью. В таких случаях половые сношения между супругами не запрещались. По поздним свидетельствам можно предположить, что в мусульманском мире контрацепция была разрешена и не рассматривалась как грех и нарушение Божьего плана, в отличие от христианства, хотя большая семья все равно оценивалась положительно и как возможность снискать расположение перед Богом.

Средневековая миниатюра

Секс и средневековая еврейская культура

Для евреев, как и для христиан, в Средние века женщины часто воспринимались как источник искушений. При этом культура, как правило, зависела от традиций региона, в котором проживали евреи, поэтому можно найти множество различий между евреями Ашкеназа (Франция и Германия) и Сефарада (Пиренейский полуостров): например, в Ашкеназе после XI века было запрещено многоженство, но для испанских евреев, живших в окружении мусульманской культуры, этот запрет не действовал.

Вне зависимости от того, жили ли евреи среди христиан или мусульман, их крайне беспокоил вопрос секса с представителями других религий. Жениться на иноверце было нельзя: брак являлся сугубо религиозной церемонией (гражданского брака не существовало), в которой нельзя было принимать участие, не исповедуя иудаизм. В средневековой культуре все конфессии были обеспокоены тем, чтобы их женщин не присвоили представители другой религии.

Для христианской и еврейской культур не были принципиально важны сексуальные отношения мужчин с представительницами других религий, гораздо больше их беспокоила судьба «своих» женщин. В 1215 году по постановлению IV Латеранского собора евреев обязали носить отличительные знаки на одежде. Это объяснялось тем, что евреи могут заниматься сексом с христианками, которые не знают об их конфессиональной принадлежности.

Дэвид Ниренберг провел интересное исследование, в котором утверждал, что в особо сложном положении оказывались проститутки: в Испании были очень обеспокоены тем, что мусульмане могут заниматься сексом с проститутками христианского вероисповедания, и если это все-таки происходило, то ответственность за это лежала именно на проститутках.

Построение гендерной идентичности через секс

В XXI веке по крайней мере на Западе люди разделяют секс и гендер: можно хотеть заниматься сексом с женщинами, но это не определяет половую принадлежность как мужскую ― можно быть и женщиной, которая занимается сексом с женщинами; также можно быть мужчиной, который занимается сексом с мужчинами, и это никак не влияет на гендер. Можно быть очень фемининной или очень маскулинной женщиной, при этом все равно хотеть заниматься сексом с мужчинами.

Но в Средневековье секс был очень сильно связан с гендером. Занятия сексом сводились к распределению ролей: если вы активный партнер, то вы играете мужскую роль, если пассивный, то женскую. Секс представлялся чем-то, что один человек делает с другим, мужчина делает с женщиной. Если сексом занимаются двое мужчин, то один из них играет роль женщины, если две женщины, то одна из них должна играть роль мужчины. Восприятие выбора сексуальных предпочтений является одним из самых интересных аспектов сравнений современного отношения к сексу с эпохой Средних веков.

Средневековая миниатюра

В Средневековье люди не идентифицировали себя через выбор сексуального объекта так, как это делаем мы. Сегодня, например, можно определять себя как гомосексуала, бисексуала и так далее. У средневековых людей не было названий для этих явлений; они употребляли слово «содомит», но оно относилось скорее к определенным действиям, а не предпочтениям. А ясных слов для описания мужчины, который любит мужчину, или женщины, которая любит женщину, у них не было. Тем не менее они признавали, что у людей могут быть те или иные предпочтения. Например, во Флоренции XV века было нечто вроде гей-субкультуры: существовали определенные таверны, в которых собирались мужчины, которым нравился секс с мужчинами. Но все же сексуальность не была категорией для определения идентичности, в отличие от сегодняшнего дня.

Современные исследования сексуальности в Средневековье

На изучение средневековой сексуальности во многом повлияли феминистские исследования и исследования ЛГБТ. Сейчас активно исследуется средневековая литература, так как она очень важный источник, отражающий ментальность людей так, как это не могут сделать другие документы. Среди исследователей литературы можно упомянуть Карму Локри, Кэролин Диншоу, Гленн Бургер, Эгг-Мари Расмуссен, а также историков Дайан Эллиот и Мэтью Кюфлер, искусствоведов Роберта Миллса и Дайан Вольфталь. Все новые и новые данные мы получаем из протоколов церковных судов, и в этой области предстоит много работы, это очень перспективное направление.

Один из вопросов, который предстоит изучить, — восприятие сексуальной активности мужчинами-мирянами. О женщинах написано очень много работ феминистскими исследователями, много работ написано и о священнослужителях. Мужчины-миряне, в частности аристократы, не сторонились своих жен, но как на это смотрело общество и как это влияло на их восприятие своей маскулинности ― это очень интересный вопрос.

Кроме того, серьезного исследования заслуживает изучение связи между сексуальностью и насилием. Какие-то шаги в изучении насилия как преступления уже сделаны, но все равно здесь предстоит много работы. В настоящее время мы утверждаем, что секс должен быть только по взаимному согласию, а если один человек принуждает другого, то это уже переходит в категорию насилия. Изнасилование — преступление, связанное с насилием над личностью, а не с сексуальностью. А как говорилось выше, в Средние века секс рассматривался как что-то, что один человек делает с другим, и поэтому необходимо понять, подразумевался ли элемент насилия в восприятии сексуальной активности в Средние века.

Область средневековой истории в последние десятилетия очень сильно расширилась, сейчас это далеко не только история мужской элиты. Понимание того, как жили люди, очень важно для понимания общества, и это невозможно сделать, изучая только хроники и документы о недвижимости. Секс — это то, что затрагивает всех, и даже если мы не можем узнать мнение каждого человека на этот счет, то, по крайней мере, это возможность добавить глубины имеющемуся у нас образу Средних веков.

Источник