Яблоко раздора: православие в Эстонии. Взгляд двух митрополитов.

За тему Православия в Эстонии сложно браться без некоторой тревоги. Слишком много сложных, порой противоречивых событий произошло в церковной жизни страны с 1992 года, когда стали проявляться раскольнические тенденции в тогдашней Таллинской епархии Русской Православной Церкви. Упрёки, взаимные претензии, конфликты, судебные тяжбы — увы, но именно эти слова вошли в лексикон эстонской церковной жизни.

Представители разных церквей Эстонии на кинофестивале "Темные ночи". Иллюстративное фото: Heiki Rebane / Delfi.ee

Конечно, с тех пор в стране многое изменилось, в том числе в православной среде. Некоторые активные участники раскола отошли от дел или вовсе ушли в мир иной. Там, в вечности, они, возможно, по-иному смотрят на печальные события, которые двадцать лет назад внесли в церковную жизнь сумятицу, горечь и раздор. Но от грустных последствий тех лет никуда не деться, их невозможно не ощутить.

Эти последствия очевидны, ведь сейчас на территории Эстонии сосуществуют две юрисдикции: Эстонская Православная Церковь (ЭПЦ) Московского патриархата и Эстонская Апостольская Православная Церковь (ЭАПЦ) Константинопольского патриархата. Обе церкви заявляют о своей автономии, но при этом не признают автономный статус друг друга.

Государство с самого начала благоволило структурам, отделившимся от Москвы: именно они получили практически всё церковное имущество, конфискованное в годы советской власти. ЭПЦ МП (в составе которой более 85 процентов православного населения Эстонии) была лишена этих имущественных прав, а потому в большинстве случаев вынуждена арендовать у государства те храмы, в которых уже много лет совершает богослужения. Такова, увы, не очень благостная картина церковной жизни страны.

Справка. Почва для раскола в Эстонии готовилась постепенно: в начале 1993 года некие «чада Эстонской Православной Церкви» (их имена так и остались неизвестны) обнародовали Декларацию, в которой выдвигали различные обвинения против Москвы и заявляли о признании канонической связи только с Константинополем. Это был первый сигнал тревоги, предвестник грядущей беды.

В апреле 1993 года Эстонская Церковь Московского патриархата провела в Пюхтицах собор, причём на соборе был озвучен Томос патриарха Алексия II о восстановлении автономии (самостоятельности) церкви (Православная Церковь в Эстонии имела автономию с 1920 по 1941 годы).

Параллельно Пюхтицкому собору в Преображенском храме Таллина прошло заседание незначительной части духовенства и мирян, названное «собранием членов приходов Апостольско-Православной Церкви граждан Эстонской Республики». На собрании председательствовал священник из другой страны — протоиерей Николай Суурсет, возглавлявший «зарубежный Синод» Эстонской Церкви. Этот Синод, именуемый «Синодом Эстонской Апостольской Православной Церкви в изгнании» располагался в Стокгольме и находился в юрисдикции Вселенского патриархата. Создание Синода датируется 1948 годом; ему подчинялось несколько эстонских приходов за пределами Эстонии.

Духовенство ЭПЦ на Поместном Соборе в мае 2012 года

К сожалению, церковный конфликт быстро вышел за рамки сугубо межправославных отношений: началось активное вмешательство государства в религиозные дела. В августе 1993 года Служба по делам вероисповеданий зарегистрировала под названием «Эстонская Апостольская Православная Церковь» немногочисленные эстонские приходы, перешедшие в юрисдикцию Стокгольмского Синода (при этом признав их права на довоенную собственность Церкви). Представителям Церкви Московского патриархата было предложено регистрироваться в качестве новой церковной структуры, без всяких имущественных прав.

Попытки оспорить это решение успехом не увенчались. В феврале 1996 года Константинополь заявил о принятии в свою юрисдикцию «Эстонской Апостольской Православной Церкви». В ответ Москва на несколько месяцев разорвала евхаристическое общение с Константинополем. В самой Эстонии, нередко против воли большинства прихожан, приходы переводились в юрисдикцию Вселенского патриархата.

К слову, только в этом случае государство возвращало конфискованное советской властью имущество. Приходы, сохранявшие верность Москве, были лишены имущественных прав и возможностей. Более того, несколько лет Эстонская Православная Церковь Московского патриархата находилась, по сути, на полулегальном положении: официальную регистрацию ЭПЦ МП смогла получить только в апреле 2002 года. Государство согласилось с названием «ЭПЦ МП», но от наименования «ЭАПЦ» пришлось отказаться, как уже признанного за церковной структурой Константинополя.

Если отвлечься от горечи эстонского церковного раскола, то нельзя не заметить, что Эстония-очень красивая страна, с аккуратными, ухоженными городами и сёлами, хорошими дорогами, грибными и ягодными лесами и неплохо работающим комфортабельным общественным транспортом (включая бесплатный Интернет в междугородних автобусах). Живёт в этом прибалтийском государстве всего полтора миллиона человек (меньше, чем в Минске), из них примерно четверть — русские.

Эстонский язык мелодичен и красив; именно эта мелодичность привила эстонцам любовь к хоровому пению. Ежегодный фестиваль на Певческом поле в Таллине собирает тысячи жителей со всех уголков страны. Люди приезжают для того, чтобы вместе петь, выражая тем самым своё единение, любовь к родному языку и стране.

Центральная Эстония. В городе Вильянди

Конечно, за те девять месяцев, что я прожил в Эстонии, было непросто разобраться в хитросплетениях эстонской общественной жизни. Ещё сложнее было понять перипетии жизни церковной. Родным приходом на это время для меня стал Таллинский Александро-Невский собор — кафедральный храм Эстонской Православной Церкви Московского патриархата. В этом соборе обычно служит митрополит Корнилий (Якобс), предстоятель ЭПЦ. Есть в Таллине ещё один митрополит — Стефан (Хараламбидис), возглавляющий церковную структуру Константинопольского патриархата — ЭАПЦ. Владыка Стефан обычно служит в Симеоновской церкви.

Мне удалось встретиться с обоими митрополитами, расспросить их о том, как развивается церковная жизнь, как решаются проблемы, возникшие после раскола, и как выстраиваются взаимоотношения друг с другом. Печально, когда в среде православных, не очень-то многочисленных в этих краях, возникают разделения. Но что поделаешь — жизнь невозможно вписать в заранее заданные схемы, и порой она приносит горькие разочарования, разрушая даже лучшие намерения и мечты.

Митрополит Корнилий: «Нам сейчас очень сложно»

О митрополите Корнилии вполне можно говорить как о самом уважаемом архиерее в Эстонии. Уже больше шести десятилетий владыка служит у престола Божия-вначале в иерейском сане, а с 1990 года — в архиерейском.

Справка. Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий (Якобс) родился в 1924 году в Таллине. В 1943 году окончил гимназию, служил псаломщиком в таллиннской Церкви Рождества Богородицы. Рукоположен во диакона в августе 1945 года, во иерея — в феврале 1948 года, с назначением настоятелем храма Марии Магдалины в Хаапсалу.

В 1951 году заочно окончил Ленинградскую духовную семинарию. В 1951—1957 гг. состоял в клире Вологодской епархии. За «антисоветскую агитацию» (хранение книг религиозного содержания, беседы с верующими) был приговорён в 1957 году к тюремному заключению, которое отбывал в политических лагерях в Мордовии (Дубравлаг).

В ноябре 1960 года вернулся в Эстонию и был назначен настоятелем храма Иоанна Предтечи в Нымме (район Таллина), где и прослужил почти тридцать лет. В 1990 году, после принятия монашества, хиротонисан во епископа Таллинского. В 1995 году возведен в сан архиепископа, с ноября 2000 года — митрополит.

Моя беседа с митрополитом Корнилием проходила в его резиденции, что на улице Пикк в старом Таллине. Здесь на фасаде трёхэтажного дома висит табличка, извещающая (на эстонском и русском языках) о нахождении резиденции владыки. Сама резиденция занимает только часть здания (по сути, речь идёт о большой квартире, которая даже не находится в собственности церкви). Сюда митрополит приезжает в рабочее время. Живёт он в другом месте-в обычной двухкомнатной квартире в таллинском районе Ласнамяэ.

Митрополит Корнилий (Якобс)

Владыка стал архиереем в непростом 1990-м, когда в СССР происходили радикальные перемены, а управляющий Таллинской епархией — митрополит Алексий (Ридигер) был избран патриархом. Конечно, давнее знакомство с будущим патриархом сыграло некоторую роль в судьбе тогдашнего протоиерея Вячеслава Якобса; хотя нельзя не заметить, что были и другие кандидаты на архиерейский престол, хорошо известные Святейшему.

— С патриархом Алексием мы были давно знакомы, — отметил митрополит Корнилий. — Почти с детства; хотя дружеских отношений у нас не было, так как я на пять лет его старше. Отец патриарха — священник Михаил Ридигер, настоятель Казанской Церкви, где я служил диаконом, хотел нас подружить, но дружбы не получилось.

Правда, мы вместе с Алексеем Ридигером поступали в семинарию, в 1947-м году. Но я всего полгода отучился, потом меня рукоположили в священника, и я перешёл на заочное отделение. Почти тридцать лет я прослужил в приходе св. Иоанна Крестителя в Нымме, одном из районов на юго-западе Таллина. Думаю и дальше бы там служил, если бы не предложение патриарха об архиерействе.

— То есть это предложение прозвучало из уст самого предстоятеля Русской Церкви?

— Да, но ещё до этого меня избрали председателем епархиального совета. На поместном соборе я не был, но перед отъездом в Москву митрополита Алексия я ему сказал: «Владыка, в каком бы статусе Вы не вернулись с собора, прошу Вас служить в нашем храме в Нымме на престольный праздник». Он обещал и обещание выполнил. Была, наверное, уникальная ситуация: в самом маленьком храме города служил патриарх и два архиерея.

Храм св.Иоанна Предтечи в Нымме

Когда я провожал патриарха на поезд, у нас была очень краткая беседа, минут 15–20, не больше. И он предложил мне архиерейство. Предложение прозвучало для меня неожиданно; некоторых других кандидатов, о которых я упомянул, патриарх отверг. Я ведь никаких административных должностей раньше не занимал; должность руководителя епархиального совета была первой. В общем, я ответил, что к архиерейству не готовился, но если нужно, то я принимаю. Состоялся монашеский постриг, потом меня возвели в архимандрита, а затем уже последовала архиерейская хиротония.

В то же время, по словам митрополита Корнилия, некоторые известия, полученные сразу после хиротонии, были для него неожиданны и не очень приятны.

— Меня заранее не предупредили, что я назначаюсь викарным епископом. Патриарх мне об этом сказал только во время вручения архиерейского посоха, отметив, что мы будем управлять епархией вместе. Для меня это был неприятный момент. Можно ведь по-разному истолковать такое решение, в том числе как некоторое недоверие ко мне.

Кроме этого, мне не было сказано, что Пюхтицкий монастырь становится ставропигиальным, то есть выводится из прямого подчинения епархиальному архиерею. Но я в любом случае начал заниматься делами епархии, которые были в большом непорядке.

Пюхтицкий монастырь

— Что конкретно Вы имеете в виду?

— Во-первых, нехватка духовенства. Во-вторых, не всё духовенство адекватно относилось к своим обязанностям. В Эстонию ведь никто особо не хотел ехать. Сложно сказать, почему так было, ведь в республике имелись свои преимущества. Эстонцы в целом и эстонские коммунисты в частности не были рьяными безбожниками. Да, они были неверующими людьми, но не такими рьяными атеистами, как в России. А уровень жизни в Эстонии всё-таки был немного выше, чем в других регионах Советского Союза. Но как-то всё это не учитывалось, и здесь оказалось много неподходящего духовенства, даже рукоположенного с нарушениями канонов.

Справка. В настоящее время в Эстонской Православной Церкви 31 приход, 45 священников и 13 диаконов. ЭПЦ МП разделена на две епархии: Таллинскую и Нарвскую; последняя включает в себя в основном русскоязычные районы на востоке страны. В 1992 году, до раскола, в Эстонской Церкви было 80 приходов.

— Владыка, мне встречалась информация, что в 1994 году больше половины приходов Таллинской епархии попросились в Константинополь. Было ли такое на самом деле? — я пытаюсь разобраться в волнующем меня вопросе.

— На самом деле, когда государство признало зарубежный Синод (так называемый «Стокгольмский Синод») в качестве преемника Эстонской Апостольской Православной Церкви, у них было очень мало приходов, буквально несколько. Потом число стало расти, процесс резко политизировался.

У меня собралась целая коробка газетных вырезок, со статьями, в которых меня ругают, обзывают вором, говорят, что я хочу забрать не свою собственность и т. д. Так и проходила эта борьба, очень неприятная. Но не все эстонцы хотели от нас уйти (хотя уходили в основном эстонцы).

Нарва. Воскресенский собор (Московский патриархат)

Вот, скажем, священник Феликс Кадарик из Курессааре. Очень долго держался. Потом он приехал ко мне и говорит: «Что мне делать? Со мной на улице эстонцы не здороваются, потому что статья в газете была такая… Русского языка я не знаю, чтобы служить в русском приходе, а служить хочу. Я вынужден уйти». Он провёл в приходе голосование: две пятых высказалось за Московскую патриархию, а три пятых-за Константинополь. Вот они и ушли. Но это был хороший священник, а некоторые всё решали политизировано, просто используя неприятие к Москве.

— Почему же большинство эстонцев решило уйти в Константинополь? Да ведь и не только эстонцы ушли…

— Я вспоминаю протоиерея Симеона Кружкова, настоятеля Успенского собора в Тарту. Близкий друг патриарха Алексия, был с ним на «ты». Мечтал об архиерействе. Когда мне патриарх предложил архиерейство, я ему сказал — есть же отец Симеон, но патриарх по ряду причин отказался принять его кандидатуру. Отец Симеон ушёл в раскол и получил там архиерейство, в Стамбуле. Вернулся в Эстонию и вскоре умер, по-моему, даже не отслужив ни одной литургии!

— А вообще, в газетах шла страшная пропаганда против нас, пробуждался националистический дух, — говорит митрополит Корнилий. — Думаю, православие в Эстонии всё-таки не успело укрепиться. Виной тому — смешанные браки, а также влияние лютеранской церкви. Когда была образована первая Эстонская Республика, в 1918 году, наша церковь воспринималась как русская. Судя по всему, с тех пор это восприятие мало изменилось.

Помню, как-то проезжали мы возле одного местечка, где, я знаю, был эстонский православный приход. Я у жителей спрашиваю, но никто не знает. А вот когда спросил: «Где русская церковь?» — мне сразу сказали. Это ведь тоже имеет значение. Кроме того, эстонцы вообще народ нерелигиозный. Лютеранство для них, видимо, проще.

— Владыка, а как же сейчас складываются взаимоотношения с эстонскими властями?

— Думаю, что эстонские власти лично против меня ничего не имеют. Хотя я и русской культуры человек, но уроженец Эстонии и говорю на эстонском языке. Эстония — моя вторая родина, здесь родился я, мой дед и мой прадед. Отец мой тоже в Эстонии родился, в Нарве, был репрессирован, его расстреляли.

Пярну. Церковь св.вмч. Екатерины (Московский патриархат)

Впрочем, во взаимоотношениях с властями я стараюсь быть осторожным. Не очень приятной была для меня встреча с министром регионального развития, когда приезжал последний раз митрополит Иларион (Алфеев), в марте 2012 года. Мы подняли вопрос об имуществе нашей Церкви, но министр твёрдо стоял на своём: имущество возвращается тем, кто владел им до советской Эстонии (то есть в их понимании — Константинополь).

Вероятно, многое зависит от принадлежности (или симпатий) политика или чиновника конкретной политической партии. Например, одна эстонская партия даже пригласила нашего священника для беседы, чтобы узнать о том, что такое православие. Такие вот бывают встречи.

— Значит, в вопросе о возврате имущества для ЭПЦ по-прежнему нет положительных изменений?

— Некоторое имущество в некоторых городах возвращено, если оно принадлежало городу. А то, что принадлежит государству, нам не отдают. Например, в Таллине две церкви принадлежат городу. Они могли бы эти церкви нам вернуть, но земля принадлежит государству, а государство — против. Такие вот возникают мелкие зацепки. Видимо, они хотят, чтобы мы жили только за счёт свечей и тарелочного сбора.

Александро-Невский собор в Таллине

— С другой стороны, ЭАПЦ получила всё имущество, которое могла получить. И более не имеет имущественных претензий?

— Да, это так. Они получили и храмы, и имущество (приходские дома, землю и т. д.). И сейчас всем этим имуществом распоряжаются, продают. Но они были против того, чтобы государство и нам вернуло собственность.

— Но у Вас же есть контакты с митрополитом Стефаном, Вы с ним иногда встречаетесь?

— Встречаемся, разговариваем, пытаемся решать наши вопросы. И толку никакого. Хотя в ЭАПЦ уже есть новые веяния: появились люди, пришедшие после раскола. А некоторые раскольники умерли. Картина меняется. Я, например, заметил, что епископ Тартуский Илия (Ояперв) очень благожелательно настроен, интересуется структурой нашего православия. Он эстонец, у него с митрополитом Стефаном, видимо, не очень добрые отношения.

Мне кажется, что расколу содействуют два момента: личность самого митрополита Стефана и националистические настроения. Вообще, надо заметить, что патриарх Варфоломей не вмешивается в дела своих приходов в Эстонии. А вот нам сейчас очень сложно, но при этом из Москвы из разных отделов нас забрасывают всевозможными предписаниями, указаниями, предложениями. Всё это, конечно, хорошо, но не стоит забывать, что наша Эстонская самоуправляемая церковь — это всего тридцать приходов, которые ещё разделили на две епархии. Скажу прямо: это дробление кроме трудностей нам ничего не принесло.

— Вы считаете, что не нужно было разделять?

— Нужно было, по каким-то причинам, известным в Москве. Но не исходя из наших потребностей. Вообще, причудские приходы (близ Чудского озера), которые как раз отошли в новую епархию, к епископу Лазарю, очень непростые. Священнику там самостоятельно жить невозможно, не хватит средств. Раньше у приходов были земли, сейчас же, в основном, приходится полагаться на пожертвования. Есть там один священник, который занимается фермерством, отец Иаков Метсалу, эстонец. Но это исключение, а не правило.

Думаю, если бы Пюхтицкий монастырь был в составе епархии, а не отдельно (как сейчас, в качестве ставропигиального), то многие вопросы можно было бы решить. Например, чтобы священник отслужил в приходе в субботу и воскресенье, а затем мог послужить в монастыре. Сейчас фактически получается, что в Эстонской Православной Церкви нет ни одного монастыря. Мне (как и любому другому архиерею) нужно просить разрешение патриарха, чтобы служить в Пюхтицах. Получается, что я никакого отношения к Пюхтицкому монастырю не имею (даже минимально, как при патриархе Алексии и игумении Варваре), я не знаю, что там происходит.

Владыка Корнилий заметил, что для него такая ситуация огорчительна. По мнению митрополита, Пюхтицкая обитель — это «часть Эстонской Православной Церкви, наша главная святыня». Впрочем, личные отношения с новой настоятельницей (назначенной в ноябре 2011 года) сложились у него вполне хорошие. «Игумения Филарета — человек образованный, общение с ней всегда проходит на хорошем интеллектуальном уровне. Она и в Таллин к нам приезжала, на духовные концерты, которые мы организовывали», — сказал владыка.

Ближе к концу нашей беседы я затронул вопрос о переводе богослужебных книг на эстонский. Всё-таки в епархиях Московского патриархата есть эстонцы и, вероятно, им приятно слышать службы на родном языке. Наверное, такие переводы важны и для миссионерских целей, и для просвещения.

— Да, конечно, переводим, — подтвердил владыка Корнилий. — У митрополита Стефана тоже этими переводами занимаются. Надо бы вместе нам работать, потому что разночтения получаются. Эстонский язык, к сожалению, не очень богат богословскими терминами, поэтому переводить непросто.

— Нам следует помнить, что св. Иоанн Кронштадский (к слову, очень почитаемый в Пюхтицах) стремился к возрождению эстонского православия. Наше положение непростое, а я не политик, но хотелось бы большего понимания нашей ситуации со всех сторон, — подчеркнул митрополит.

На прощание владыка подарил мне несколько книг, в том числе свой труд о знаменитом кронштадском пастыре. Покинув резиденцию предстоятеля ЭПЦ, я, пройдя по улицам старого города, поднялся на холм Тоомпеа, к столь полюбившемуся мне Александро-Невскому собору. Рядом с храмом находится здание парламента. Церковь и Рийгикогу (Парламент) разделены пространством всего в несколько десятков метров. Жаль, что в пространстве государственно-политическом это расстояние неизмеримо больше, и голос Эстонской Православной Церкви слышен в коридорах власти далеко не всегда.

Здание Парламента Эстонии. Вид с колокольни Александро-Невского собора

Митрополит Стефан: «Мы хотим, чтобы Русская Церковь признала нашу автономию»

Резиденция митрополита Стефана расположена на улице Висмари, в довольно престижном районе эстонской столицы. Правда, найти её удалось не без труда: здание скрыто во дворе и малозаметно, хотя крест, венчающий крышу Церковного Управления, является хорошим ориентиром. Но его сложно увидеть, если идти, например, с восточной стороны улицы.

Таллин, улица Висмари. Во дворе этого дома находится здание Управления ЭАПЦ.

С митрополитом Стефаном мы говорили по-русски. Владыка неплохо владеет русским языком, хотя по национальности он грек и с Россией никак не связан.

Справка. Митрополит Стефан (Хараламбидис) родился в 1940 году в Бельгийском Конго (Центральная Африка), в греческой семье. Окончил Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, а также Университет Сорбонны. В 1963 году рукоположен во диакона, в 1968 году — в иерея. Служил во Франции. Епископская хиротония состоялась в марте 1987 года. В архиерейском звании владыка Стефан служил в Ницце (южная Франция). Управляет Эстонской Апостольской Православной Церковью с марта 1999 года.

Один из первых вопросов, который я решил задать во время беседы, был связан с самим фактом назначения митрополита в Эстонию. Действительно, большую часть своей жизни он провёл во Франции, с Эстонией знаком не был. Почему же выбор пал именно на владыку Стефана?

митрополит Стефан (Хараламбидис)

— Государство не играло никакой роли при принятии этого решения, — сразу подчеркнул мой собеседник. — Просто возникла необходимость назначить митрополита для управления автономной церковью, но подходящего кандидата в Эстонии не нашлось. Поэтому выбрали меня. Конечно, с государством было достигнуто соглашение, ведь я не эстонец и должен был получить разрешение на пребывание здесь.

— Вообще, для меня назначение в Эстонию стало сюрпризом, — говорит митрополит Стефан. — До этого я был викарным епископом греческой архиепископии во Франции, проживал на юге, в Ницце. И когда мне сказали про Эстонию, я даже вначале не знал, где она находится. Предполагал, что где-то возле Сибири.

Впервые митрополит Стефан посетил Эстонию весной 1997 года. Дело в том, что архиепископ Карельский и всея Финляндии Иоанн (временно управлявший эстонскими приходами, принятыми Вселенским патриархатом в свою юрисдикцию) попросил его о помощи во время Великого поста и Пасхи. У Эстонской Апостольской Православной Церкви не хватало священников, чтобы служить в новых приходах.

— Два месяца я тогда пробыл в Эстонии, — вспоминает владыка. — Трудное было время, нелёгкая жизнь. Страна совсем недавно освободилась от коммунизма. За два месяца я отслужил сорок литургий. И впервые почувствовал, какие здесь трудности между нашей церковью и русской.

— Но как Вы думаете, можно ли было в 1990-е годы избежать трений в Эстонии между Московским и Константинопольским патриархатами?

— Полагаю, что и Эстонская, и Русская Церковь сделали много ошибок. В 1991 году эстонцы хотели получить от русских автономию, но в Москве этого не понимали. Поэтому Константинополь дал автономию Церкви в Эстонии. И я не могу согласиться, что мы раскольники. Скорее наоборот, раскольники — это Русская Церковь. Вообще, до 1941 года здесь была одна Церковь. И сейчас нам надо работать вместе, чтобы устроить единую Православную Церковь Эстонии.

Выру. Церковь св.вмч.Екатерины (Константинопольский патриархат)

— Под юрисдикцией Константинополя?

— Нет. Мы автономная церковь, как в Финляндии, хотя и получаем помощь от Константинополя. Надо держаться этой автономности и, если Московский патриархат будет согласен, можно устроить одну автономную церковь.

— Но ведь она всё равно должна подчиняться какому-то патриарху? — мне хочется получить более ясный ответ.

— Да, согласен. Но посмотрите на жизнь ЭАПЦ сегодня: митрополит выбран Константинополем, а два других епископа выбраны уже самой автономной церковью. Eдиная Церковь в Эстонии необходима, и нашим патриархатам следует искать варианты решения этого вопроса. Пусть даже будет автокефальная церковь. Я уже говорил русским, что мы можем вместе работать, вместе служить. Но они не хотят.

— И чем это объясняют?

— Говорят, что нужно отдавать имущество. Но это не наши проблемы. Это вопрос взаимоотношений государства и Русской Церкви.

— Да, но ситуация сейчас следующая: многие храмы переданы в аренду общинам Московского патриархата, a в собственность их не отдают, хотя, вроде бы, в своё время такая возможность имелась, и нужно было лишь Ваше согласие…

— Государство нам вернуло то, что и так нам раньше принадлежало, до 1941 года. Вообще, я никогда не мешал: русские служили в наших храмах. Зато во времена Алексия (Ридигера), когда он возглавлял Таллинскую епархию, велась такая политика: для эстонских приходов ничего не делать, поддерживать только русские. Поэтому многие храмы эстоноязычных приходов пришли в негодность…

Государство предлагало Русской Церкви решение проблемы с имуществом, и я здесь никак не мешал. Но в конце концов, когда я увидел, что мы не можем найти взаимопонимание между двумя церквами, мы отдали это имущество государству. Я скажу ясно, что виновата московская сторона, что русские потеряли возможность получить имущество. Государство ведь предлагало, чтобы Русская Церковь признала нашу автономию в Эстонии, но они на это не пошли.

— Что же нужно, по Вашему мнению, сделать сейчас представителям Московского патриархата, чтобы отношения между церквами в Эстонии нормализовались?

— Мы должны признать друг друга, вместе служить, работать вместе и все общие проблемы решать вместе. Наши народы этого хотят, наши священники хотят сослужить вместе; в Эстонии мы — православные братья. Надо, чтобы Москва признала автономный статус ЭАПЦ.

— Это для Вас один из важнейших пунктов?

— Конечно!

— Хорошо, а как Вы тогда будете принимать статус Церкви Московского патриархата?

— Юридически это Русская Церковь, и они могут делать, что хотят.

— Да, но представители Церкви Московского патриархата тоже говорят, что имеют автономию. Такое решение (о самоуправляемости Эстонской Церкви) было принято ещё патриархом Алексием, с вручением Патриаршего Томоса в апреле 1993 года…

— Это невозможно. И какая у них автономия? Они ведь ничего не могут сделать без согласия Москвы. Автономия должна подразумевать настоящую автономность; не нужно играть словами. Думаю, им следует переменить своё отношение к нам. Они могут говорить обо мне что угодно, но в реальности я для них очень много сделал. Александро-Невский собор в Таллине у них ради меня, а не ради других. Они не могут утверждать, что Стефан — плохой человек. Каждый должен видеть свои ошибки, я не отрицаю, что тоже делаю ошибки.

— Но Вы утверждаете, что патриарх Алексий (в бытность епископом Таллинским) играл определённую роль в подавлении эстонских приходов. Мне же встречалась противоположная информация: о том, что он старался поддерживать богослужение на эстонском языке…

— Это ничего не значит. Было согласие между коммунистами и епископом Алексием. Эстонские приходы закрывались.

— Возможно, из-за отсутствия прихожан или священников…

— Я не хочу дальше об этом говорить. Я просто видел, как это было.

— Но зато у вас сейчас в ЭАПЦ доминируют эстонцы?

— У нас 30 процентов — русские.

— И примерно 70 процентов — эстонцы? Хорошо, но какие языки в ходе богослужений вы преимущественно используете?

— В эстонском приходе служу по-эстонски, в русском — по-славянски, есть приходы, где мы служим на обоих языках. Для меня язык — не проблема.

— Но эстонский Вы пока не выучили?

— Знаю я все эти нападки на меня, что «грек и по-эстонски не говорит». Я могу немного говорить, я могу служить на эстонском. Когда я сюда приехал, здесь были такие трудности в церковной жизни, что просто не было возможности изучать язык. Сейчас учить сложно, мне всё-таки 73 года! Но в нашем офисе мы работаем на четырёх языках: греческом, эстонском, русском и французском.

Языковая проблема, обсуждаемая с митрополитом, приводит меня к вопросу о переводе на эстонский богослужений и богослужебной литературы. Всё-таки для эстоноязычной паствы, коей в ЭАПЦ большинство, это актуальный вопрос.

— Да, у нас есть комиссия, которая работает над текстами. К примеру, мы перевели на эстонский литургию св. Иоанна Златоуста, вечерние и утренние молитвы, — говорит владыка Стефан.

— Но с аналогичной группой в Церкви Московского патриархата Вы не взаимодействуете?

— Они не хотят. И не только в этом. Мы много разных предложений им делали, но безрезультатно. Во времена патриарха Алексия было легче, чем сейчас. Патриарх Кирилл не желает даже моего имени слышать. Я от него многого ждал, но они начинают налаживать связи с другими нашими епископами, минуя митрополита. Как такое возможно?

Пярну. Церковь Преображения Господня (Константинопольский патриархат)

— Вы имеете в виду епископов в Пярну и Тарту?

— Особенно в Тарту. Это ненормально. Получается, меня фактически игнорируют.

— Почему?

— Спросите патриарха Кирилла.

— Судя по Вашим словам, сложно ожидать какой-то нормализации…

— Я очень этого жду. Но я не политик и не могу играть в их игры.

Впрочем, говорить на эту тему в деталях было непросто, и я перевёл разговор на обсуждение вопроса о будущем православия в Эстонии. Тем более, православных христиан (всех национальностей) сегодня в Эстонии фактически больше, чем лютеран, поскольку многие эстонцы (возможно, ранее считавшие себя лютеранами) говорят о себе как о людях неверующих, атеистах. Не случайно Эстония держит пальму первенства в Евросоюзе по числу неверующих жителей, хотя этим первенством вряд ли можно гордиться. Скорее, такое лидерство огорчительно.

— Думаю, что православных эстонцев будет больше, — заверил меня митрополит Стефан. — Через десять лет их будет больше на 45 процентов. В основном к нам приходят люди, которые хотят обрести веру. Из лютеран мало кто обращается, хотя, как мне кажется, лютеране нас не очень любят, мы для них конкуренты. Думаю, что в целом эстонцы находятся под сильным влиянием лютеран.

— Вы ведёте какую-то миссионерскую деятельность среди эстонцев?

— Наше миссионерство — это, во-первых, устроение наших приходов, обучение священников. Полагаю также, что наша литургия по своей сути имеет миссионерский характер. Если мы хорошо служим и наша духовная жизнь хорошо организована, то люди к нам идут. Но у нас и трудностей немало. Например, не во всех приходах возможны регулярные богослужения. В материальном плане мы бедны, из-за чего не можем порой организовать нужные мероприятия, какие-нибудь семинары. Полагаю, что Церковь всё-таки должна быть богатой.

Вообще, все думают, что мы работаем в единой связке с государством, но это не так. Не забывайте, что я из Франции и для меня очень важно, чтобы церковь была отделена от государства. Да, у нас сложились хорошие отношения, но это не значит, что мы существуем потому, что так хочет государство или потому, что мы находимся под его протекторатом.

— Я от государства никакой помощи не получал. Наше упование-на Бога, а не на государство, — подчеркнул владыка Стефан в завершение нашей беседы.

Справка. В Эстонской Апостольской Православной Церкви 60 приходов, в которых служит 30 священников и 9 диаконов. Церковь разделена на три епархии: Таллинскую, Пярнускую и Тартускую. В составе ЭАПЦ три архиерея: митрополит Стефан (Хараламбидис), епископ Александр (Хопёрский) и епископ Илия (Ояперв). Имеется монастырский скит на острове Саарема.

Сергей Мудров, фото автора

Источник