Страшная презумпция согласия. Как в Латвии закон разрешает безнаказанно забирать человеческие органы.

Сегодня, 24 сентября, должно было вступить в силу решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) по делу «Петрова против Латвии» о неправомерном изъятии внутренних органов. Однако этого не случилось: наше государство решение опротестовало.

О том, через что прошлось пройти, чтобы дождаться положительного вердикта ЕСПЧ, ИМХОклубу рассказали Люда Белрусе, представлявшая интересы матери погибшего, и Александр Кузьмин, член правления Латвийского комитета по правам человека и наш спикер.

* * *

Никто не знал, что та поездка на машине с другом в мае 2002 года для 21-летнего Олега Петрова окажется роковой. Он был пассажиром, авария произошла по вине товарища, управлявшего автомобилем, но в больницу Бауски с тяжелейшей политравмой головы после ДТП был доставлен именно Олег. Его практически сразу перевезли в 1-ю Рижскую городскую больницу: региональным медикам не хватало ни опыта, ни оборудования для столь сложного случая.

В столичном медучреждении Олегу сделали трепанацию черепа и поместили в реанимационную палату. Его матери, Светлане Петровой, так и не удалось повидать сына — врачи не рекомендовали посещать его, пока состояние не стабилизируется. «Ей говорили: ну что вы будете смотреть на ребенка с раскроенной головой... Звоните — как только наметится улучшение, мы вам сообщим», — вспоминает Люда Белрусе, сестра Светланы.

Мать набирала номер больницы ежедневно — утром и вечером. Медперсонал уверял, что изменений нет, и выражал надежду на молодой организм и крепкое сердце, которые должны помочь Олегу справиться с последствиями аварии и операции.
 
Вечером накануне его смерти мать тоже звонила и услышала первую обнадеживающую новость: есть небольшое улучшение.
 
В ту же ночь Олег умер. У Люды есть подозрения, ничем, однако, не подтвержденные, что умереть ему помогли, учитывая все обстоятельства этой в целом очень странной истории.
 
Если бы Олег не был застрахован, родственники, возможно, так никогда и не узнали бы, что после смерти у него были удалены обе почки и селезенка.

«Племянник работал в очень хорошей фирме, у него был медицинский полис. Но страховая компания могла выплатить возмещение только после того, как состоится суд над виновным в аварии другом Олега. Кроме того, страховщикам было необходимо заключение судебного медицинского эксперта, — рассказывает Люда. — Через адвоката мне удалось получить копию этого документа. И вот сижу я вечером дома и читаю заключение. А там написано, что ложи обеих почек пусты и селезенки нет. Я сразу позвонила сестре и сказала, что у Олега забрали органы. Я ничего тогда не знала об этом, но слышала, что без согласия родственников врачи не имеют права такое делать».
 
Комментарий Александра Кузьмина. Закон «О защите тела умершего человека и использовании человеческих тканей и органов в медицине» предусматривает презумпцию согласия на изъятие органов в случае смерти, если при жизни человек не запретил это делать. Свою волю необходимо задокументировать в Управлении по делам гражданства и миграции. Если человек этого не сделал, по умолчанию считается, что он согласен быть донором. Вместе с тем латвийское законодательство, устанавливая презумпцию согласия, дает близким родственникам умершего право возражать против изъятия органов. Хотя на практике это право бывает очень сложно реализовать.
 
 

Люда Белрусе сочла, что действия медиков были некорректными, учитывая, что мать Олега звонила в больницу регулярно. Кроме того, эскулапы все три дня, что он находился в медучреждении, проводили анализы на совместимость с реципиентом, и значит — готовились к трансплантации.

«В моем понимании вопроса им надо было хотя бы связаться с родственниками и спросить разрешения», — уверена тетя Олега.
 
На следующий день после страшного открытия с заключением медэксперта она поехала в 1-ю Городскую больницу к главврачу. Он подтвердил: органы были изъяты — и сослался на то, что в законе нет четкого указания на необходимость обязательного получения согласия родственников. Также врач сказал, что близкие (имелась в виду мать) не интересовались состоянием пациента, а медики не обязаны разыскивать их и сообщать о возможном удалении органов умершего, если последний был совершеннолетним.
 
Мать Олега, узнав о произошедшем, пребывала в шоке, поэтому дала сестре доверенность, чтобы та представляла ее интересы. Люда Белрусе считала, что по этому факту должны возбудить уголовное дело. Она написала письмо тогдашнему министру здравоохранения Ингриде Цирцене. Глава министерства предпочла уклониться от прямого и однозначного ответа на вопрос, можно ли без согласия родственников удалять органы.

Затем Люда послала запрос в Полицию безопасности. Там думали долго, запрашивали информацию в МАДЕККИ, и в результате не усмотрели ничего уголовно наказуемого. Но Люда не отступала — несколько раз она писала в Генеральную прокуратуру. В августе 2004 года генеральный прокурор Латвии отклонил жалобу своим окончательным решением, в котором, в частности, говорилось, что органы были изъяты в соответствии с местным законодательством.

Иными словами — состава преступления нет, вопрос закрыт.
 
Почему ни одна инстанция не усмотрела нарушения если не закона, то хотя бы прав родственников погибшего?
 
Комментарий Александра Кузьмина. Судебной практики по таким делам к 2002 году не было, а требования закона «О защите тела умершего» по-разному понимали даже государственные органы. Поэтому трудно было бы предсказать, оправдал бы суд врача или осудил. В таких случаях прокуроры обычно не желают доводить дело до суда — есть риск рассердить начальство в случае оправдания. Для справки: статья 139 Уголовного закона в 2002 году предусматривала за незаконную выемку органов у покойного наказание до пяти лет лишения свободы, сейчас — до четырех.
 
 

 
Люда Белрусе на момент этой семейной трагедии была домохозяйкой. Как она сама шутит — «свинаркой и пастушкой». Тем не менее она принялась за изучение нормативных актов: ходила по библиотекам, вникала в тонкости медицинской терминологии и процесса трансплантологии. Консультировалась со знакомыми юристами и адвокатами, ходила в Бюро по правам человека, которым руководил Олаф Бруверс. Юрист бюро Анита Ковалевска во время одной из встреч сказала, что права человека однозначно нарушены и порекомендовала обращаться в Европейский суд по правам человека.
 
Жалобу в эту европейскую инстанцию Люда написала сама, приложив копии документов, полученных из латвийских правоохранительных организаций, в которых указывалось, что нарушений законодательства нет и возбуждение уголовного процесса невозможно.
 
В 2005 году Европейский суд принял петицию от латвийской «свинарки и пастушки». Однако впоследствии дело должен был перенять юрист с соответствующим дипломом.

«Таких специалистов в кругу моих знакомых не было. А позвонив по предложенным номерам телефонов, я поняла, что не смогу оплатить услуги адвоката такого уровня. Было очень жаль, что проделанная мною в течение двух лет работа пойдет прахом», — рассказывает Люда.
 
Но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет. В ходе своего собственного расследования обстоятельств этого дела она нашла адрес электронной почты Татьяны Жданок и написала ей письмо с просьбой помочь. Татьяна Жданок порекомендовала обратиться в офис Латвийского комитета по правам человека. Там, в свою очередь, дали контакты Александра Кузьмина, который согласился представлять интересы родственников Олега Петрова в Европейском суде по правам человека.
 
Комментарий Александра Кузьмина. Предположим даже, что закон «О защите тела умершего» (а следовательно, и Уголовный закон) не был нарушен. Все равно были ущемлены интересы покойного и его матери, закрепленные в этих законах — право запретить выемку органов. Латвия не обязана давать такое право родственникам — но если уж дала, то должна была сопроводить его четкой процедурой реализации. 
 
 

 
Главными аргументами, на которые ссылались заявители, были статья 3 (запрет бесчеловечного и жестокого обращения) и статья 8 (право на уважение частной и семейной жизни) Европейской конвенции по правам человека.
 
Как утверждалось в жалобе, удаление органов умершего Олега Петрова было проведено без согласия матери и его предварительного согласия. Также отмечалось, что в законодательстве в этой сфере отсутствовал механизм, с помощью которого можно было бы учитывать мнение умершего через его ближайших родственников, если тот не высказал свою волю до смерти.

«Паспорт Олега на момент его смерти был у матери. И даже если бы там была отметка о его волеизъявлении, врачи не могли о нем узнать. А электронной системы тогда еще не было», — добавляет Люда.
 
Рассмотрение заявления затянулось на 9 лет. И только 24 июня этого года ЕСПЧ опубликовал постановление по делу «Петрова против Латвии». Семеро судей единогласно присудили потерпевшей компенсацию морального ущерба в 10 тысяч евро и 500 евро издержек.
 
Комментарий Александра Кузьмина. Увы, Европейский суд по правам человека становится жертвой собственного успеха — судей 47, а новых жалоб каждый год поступают тысячи. В результате бывает, что дела рассматриваются даже дольше — по 11-12 лет. Исключение — жалобы на такие решения, как лишение родительских прав или выдача подозреваемого иностранному государству. Пример такого скорого суда — дело Дениса Чаловского, на которое Палате ЕСПЧ понадобился всего год. 
 
 

 
В своем постановлении ЕСПЧ отметил, что констатировано нарушение статьи 8-й Европейской конвенции, гарантирующей, в частности, право на уважение личной жизни, в связи с тем, что у заявительницы не спросили, согласна ли она на изъятие для трансплантации почек и селезенки ее сына, скончавшегося от травм и не выразившего прижизненно свою волю по вопросу об изъятии его органов в случае смерти.

Хотя латвийское законодательство и устанавливает презумпцию согласия, оно дает близким родственникам умершего право возражать против удаления органов, подчеркивалось в постановлении суда.
 
ЕСПЧ признал, что эта норма не была сформулирована в нормативных актах Латвии достаточно конкретно, чтобы защитить человека от произвола. Судьи отметили, что законодательство не обеспечивало надлежащее информирование родственников умершего о трансплантации его органов.

Мать Олега Петрова, формально имея право возражать против изъятия органов ее сына, не была проинформирована, как и когда она может реализовать его, не говоря уже о том, чтобы получить надлежащие объяснения.
 
Также в постановлении суда отмечалось, что в течение трех дней после аварии сын заявительницы был все еще жив, но находился в очень тяжелом состоянии и не приходил в сознание. При этом не было предпринято ни одной попытки связаться с его родственниками, чтобы обсудить с ними вопрос возможной трансплантации органов.
 
Комментарий Александра Кузьмина. Основная проблема, из-за которой суд признал нарушенным право на неприкосновенность частной жизни — в несовершенстве законодательства. В 2002 году латвийские нормативные акты предусматривали, что близкие родственники имеют право высказать волю пациента, можно ли использовать его органы, но... У врачей не было предусмотрено явной обязанности спрашивать родных об этой воле.
 
 

 
В течение трех месяцев после оглашения постановления ЕСПЧ по этому делу латвийское государство могло его опротестовать, что и сделало. 10 сентября Кабинет министров решил обжаловать постановление в Большой палате суда — последней возможной инстанции.
 
Комментарий Александра Кузьмина. До сих пор Большая палата приняла на рассмотрение жалобы по восьми латвийским делам. Однако у всех таких дел была общая черта — в изначальном постановлении мнения судей расходились. Поэтому вряд ли кто-то верит, что единогласное решение по делу Петровой будет пересмотрено — но государство продолжает тратить деньги на работу юристов при МИД. Видимо, ради того, чтобы потянуть время и записать неудачу на счет уже следующего министра. К сожалению, из-за этой волокиты мать пока так и не получила возмещения за нарушение ее прав.