В Смоленской области это было. И было это в 1980 году. Мы строили какой-то модный по тем временам животноводческий комплекс - место, где свиньям, перед тем как стать колбасой должно было быть хорошо и уютно. Как мы, молодые разгильдяи из студенческого отряда строили - разговор особый и не сейчас. Но, думаю, мифичесим свиньям из того далекого олимпийского лета не суждено было дожить на наших халтурах не то что до колбасы - до микроскопической котлетки и то вряд ли...
Обычная смоленская глушь - несколько десятков километров от Рудни. Если посмотреть на запад, то вполне можно было разглядеть бульбяшную Родину. Но на запад мы не смотрели - хотя, знаете, эта условная граница между тогдашними республиками каким-то удивительным образом изменила и местное население. На запад от Рудни все было знакомо и узнаваемо: трапочки, бульба, мелодичная сцепка предлога с шершавым словом, называемая "у кароткое"...
Здесь было почти все то же самое, кроме внезапной библиотечности русского языка, начальной проазиачности местных, их несравненной и подавляющей немногочисленности, и какой-то неторопливой безразличности ко всему происходящему.
Именно немногочисленность и безразличие местных жителей привело к тому, что мы - человек, ну двадцать, двацать пять студентов - так и не стали предметом их заинтересованности. Мы жили... Слушайте, а как это называлось - то место, где мы жили? Помню, что все это называлось школой, но было вне школы... Столовая? Спортзал? Титан там еще стоял. Мы его топили - июльско-августовские дожди смоленщины отчаяно нас знобили.
Профессор политологии Таллиннского университета в нынешней эстонской власти находит общие признаки с властью советской, за критику которой он в свое время пострадал.
– Этим летом исполняется 20 лет восстановления независимости Эстонии. Но большую часть жизни вы прожили в Эстонии советской. Как вы оцениваете тот период?
– Меня с детства воспитывали в таком духе, что наша страна в тот период была оккупирована. И это действительно так. В 1940 году произошла катастрофа, это был конец всего. Моя мама на всю жизнь сохранила это чувство. Она одна осталась в республике: остальные родственники, чудом избежав репрессий, покинули родину. Наша семья была достаточно обеспеченной. Да и вообще люди в Эстонии довольно неплохо жили. И вдруг приходит чужая армия, закрывается граница, вводится цензура, начинается террор, репрессии. Под контролем армии проводятся так называемые выборы в парламент, список кандидатов согласовывается в посольстве чужой страны... Есть такая картина – «Первое заседание парламента советской Эстонии». В зале в карауле стоят матросы. Это же чудовищно – военные в парламентском зале! А в газетах пишут, что это и есть народная власть, спасибо товарищу Сталину. Какой нормальный человек захочет всего этого? А между тем, официальная Россия, да и здесь многие русские, до сих пор считают, что Эстония добровольно выбрала этот путь.
Сталинизм не синоним социализма
– Но не все ведь жили так обеспеченно, как ваша семья. Были и бедные люди, мечтавшие о другой жизни.
– Большинство и бедных, и богатых объединяло недовольство диктаторским режимом президента Пятса. Люди хотели свобод и демократии. Но не присоединения к сталинскому СССР.
– Но ведь репрессии продолжались не все полвека советской власти...
– Я не считаю, что капитализм – высшее достижение человечества. Социализм мне нравится больше. Только надо понимать, что сталинизм к нему никакого отношения не имеет.
Роман о русских соотечественниках – о 25 миллионах простых советских людей, не по своей воле оказавшихся после распада СССР за пределами РФ, «проклятых и забытых» Родиной в «лихие» 90-е годы, но сохранивших честь, совесть и, несмотря ни на что, любовь к России, любовь к русской земле. Это роман о наших соотечественниках, которые не смирились с жизнью под властью неонацистких этнократических режимов, пусть и ставших частью «Большой Европы», и на свой страх и риск вернулись в Россию, вернулись только потому, что они – русские, а русские не могут жить без России.
Острая политическая коллизия приводит Героя в ряды бойцов знаменитого Рижского ОМОНа – единственного воинского подразделения на пространстве бывшего СССР, оставшегося верным Присяге и до конца, уже после 21-го августа 1991 года, выполнившего свой долг перед Отечеством. Страницы романа, посвященные Рижскому ОМОНУ, пожалуй, наиболее интригующие и, во многом – сенсационные. Сенсационные в том, смысле, что, не смотря на яркость истории этого подразделения, до последнего времени не появилось ни одного, сколько-нибудь заметного исследования, а уж тем более – художественного произведения, посвященного этим «последним солдатам Империи». Тимофей Круглов первым срывает табу с этой запретной темы, опасной и страшной для нынешнего латвийского государства, неудобной и позорной для России 90-х годов.
Как бы ни старались угодные режиму СМИ умалить роль и значение Советской власти, забыть все хорошее и вытащить на белый свет мрачные страницы истории, подавая их в извращенном, усугубленном виде, им не вызвать в народе отвращение к Великому Октябрю, к СССР. Слишком велики завоевания Октября и социализма, и ничто не затмит их во всем мире. Они прошли через жизнь поколений и каждой Советской семьи.
Теперь давайте подробнее рассмотрим, что люди имели в СССР, и что они теперь потеряли.
"Нас не провести, рождены в СССР
Мы поколение, нам все по иксу
Трудность и нужду, возьмем да скрошим в суп
Вот он я отведай моего борща
Был рожден в СССР я"
Это видео из архива ставит под сомнение заявления сегодняшних эстонских политиков и историков о якобы насильственном или принудительном варианте вступления Эстонии в состав СССР.
Видео к сожалению без перевода на русский язык, но и так понятно, что все действующие лица - эстонцы, все происходит не то чтобы добровольно, а даже с энтузиазмом. Людей на улицах никто не заставляет улыбаться и махать приветственно в камеру, толпы народа на площади идут добровольно и радостно, панорамы показывают почти сотню тысяч участников, что для Таллина того времени - огромная цифра. Все лидеры - эстонцы. Военные, которые записываются в комсомол и народное ополчение - служащие действующей эстонской армии и флота... Все снималось вживую, поэтому реакция собравшегося народа, приветствовавшего вступление криками радости и апплодисментами - очевидная реальность. Да, присутствует немного пафоса. Но если его убрать за скобки и просто обратить внимание на поведение простых эстонцев и толпы - то все становится очевидным. Добровольное и радостное вхождение в братскую семью народов. И опровергнуть это нельзя теперь, без предъявления документальных кадров за тот же период повествующих об обратном...
Знаете, к Дню Победы у меня особое отношение. В детстве и ранней юности я не понимала его, как не понимает ребенок, выросший в мирное време под колпаком неусыпной опеки родителей. Вернее так, я понимала, но умом. А сердце молчало. И лишь когда по Красной Площади, чеканя шаг,шли подтянутые солдаты, ползла военная техника и ветераны в орденах украдкой утирали слезы что-то такое шевелилось в душе, гордость, радость, надежда. Не знаю даже.
Чувства пришли потом, много позже. Был Афган. Была Чечня. Были вчерашние мальчишки, которые возвращались оттуда стариками. В их глазах была боль. Вечная боль памяти, которая не покинет их до конца дней. Были судорожные, захлебывающиеся воспоминания, которые они отдавали той, что умела слушать. Всегда умела. Отдавали и уходили, обретая надежду, что это было не напрасно.Чужая боль становится твоей, чужая душа открывает тебе свою память, а ты должна дать что-то взамен. Не забвение, но хотя бы веру.
А ветераны не рассказывают. Молчат и хранят свою память. Молодые успешные щенки презрительно зовут их старперами, старушенциями и старыми ворчливыми козлами. Молодые успешные щенки озабочены тем как вкусно пожрать, хорошо потрахаться и позвездеть о последней модели Бентли. Молодые щенки забыли, кому они обязаны всем этим. Забыли свое прошлое.
Рак – болезнь хреновая. И для больного, и для его окружения. Деду было за 80, рак у него был выявлен на поздней стадии, и все врачи, так или иначе принимавшие участие в его лечении, сошлись в одном: пациент неоперабелен, да и вообще, неизлечим. Выписали обезболивающие и отправили домой. Умирать.
***
Умирал дед долго.
Настал момент, когда в доме у него постоянно приходилось находиться кому-нибудь из родных. Днём и ночью. Обезболивающие уже не справлялись, и деда корёжило от боли. Боль не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Он не мог уже спокойно ни лежать, ни сидеть, ему приходилось постоянно менять положение, двигаться, ходить, хотя на это уже не почти не было сил. Покормить, напоить, уколоть, поднять, отвести, посадить, уложить, укол, таблетка, глоток чая, две ложки каши «через не могу», посадить, отвести, укол, таблетка… Бывало, он ненадолго засыпал, и тогда у того, кто был рядом, появлялось минут 15-20 передышки. Потом всё повторялось. Глоток чая, ложка творога, укол, таблетка…
В последнюю ночь рядом с дедом был я. Укол, таблетка, глоток воды. Он лежит, я сижу рядом, смотрю на ковёр на стене. Глаза слипаются. Тишина. Только его неровное, с присвистом дыхание да тиканье часов на стене.
В России стартует самая массовая и любимая народная акция "Георгиевская ленточка". Символы Победы и памяти героев Великой Отечественной будут раздавать на улицах всех городов России. В каждый регион уже отправили десятки тысяч лент. Получить их можно только бесплатно — никто не вправе требовать денег.
Акцию поддержат и в других странах, а также на орбите. 9 мая Георгиевские ленточки повяжут космонавты на МКС.
А в Москве у Храма Христа Спасителя выложат гигантскую ленту из песка. Ее длина составит 66 метров, по числу лет, минувших со дня Победы, сообщает "Первый канал".
Странам бывшего социалистического лагеря досталось нелегко наследие прошлого. Речь не только о политической жизни, но и быте - старые названия улиц, памятники. От последних не так просто избавиться. Например, в бывшей Югославии и Болгарии о них просто предпочли забыть. Сегодня мы расскажем вам об удивительных монументах, заброшенных со времени распада СЭВ.
Первый - монумент Бузлуджа в Болгарии, его часто называют "летающей тарелкой". Бетонная "тарелка" была возведена в честь основания Димитаром Благоевым социалистического движения в Болгарии в 1891 году. Проект обошелся бюджету страны в 7 000 000 евро (в переводе на сегодняшний курс). Огромное круглое здание на вершине горы (архитектор Георгий Стойлов) было главным памятником идеологии коммунизма в государстве. Само по себе оно производит завораживающее впечатление, и если знать, что Бузлуджа заброшена, то ощущение усиливается. Внутри некогда светлого и просторного зала теперь царит тьма и разрушение с редкими проблесками света. А над входом в монумент красуется самодельная надпись, словно квинтэссенция перелома двух эпох - "Забудь свое прошлое".
Почти все крупномасштабные войны XX века сопровождались пропагандистскими усилиями воюющих сторон с целью деморализовать и разложить изнутри вражескую армию, склонить солдат неприятеля бросить оружие и сдаться в плен.
В годы Второй мировой войны в нацистской Германии для этой цели был создан специальный аппарат, “ибо пропаганда, — считал А. Гитлер, — является тем же орудием борьбы, а в руках знатока этого дела — самым страшным из орудий”. Общее руководство пропагандистской работой в рейхе осуществляло министерство пропаганды И. Геббельса. Параллельно действовала система пропаганды в ведомстве А. Розенберга, имперского министра восточных территорий. При генеральном штабе германской армии работало специальное управление по ведению пропаганды среди войск противника и населения оккупированных территорий.
Профессор политологии Таллиннского университета в нынешней эстонской власти находит общие признаки с властью советской, за критику которой он в свое время пострадал.
Роман о русских соотечественниках – о 25 миллионах простых советских людей, не по своей воле оказавшихся после распада СССР за пределами РФ, «проклятых и забытых» Родиной в «лихие» 90-е годы, но сохранивших честь, совесть и, несмотря ни на что, любовь к России, любовь к русской земле. Это роман о наших соотечественниках, которые не смирились с жизнью под властью неонацистких этнократических режимов, пусть и ставших частью «Большой Европы», и на свой страх и риск вернулись в Россию, вернулись только потому, что они – русские, а русские не могут жить без России.
Знаете, к Дню Победы у меня особое отношение. В детстве и ранней юности я не понимала его, как не понимает ребенок, выросший в мирное време под колпаком неусыпной опеки родителей. Вернее так, я понимала, но умом. А сердце молчало. И лишь когда по Красной Площади, чеканя шаг,шли подтянутые солдаты, ползла военная техника и ветераны в орденах украдкой утирали слезы что-то такое шевелилось в душе, гордость, радость, надежда. Не знаю даже.
Рак – болезнь хреновая. И для больного, и для его окружения. Деду было за 80, рак у него был выявлен на поздней стадии, и все врачи, так или иначе принимавшие участие в его лечении, сошлись в одном: пациент неоперабелен, да и вообще, неизлечим. Выписали обезболивающие и отправили домой. Умирать.
